Найти тему

Часть третья. Глава двенадцатая. Терпение не беспредельное.

1. Письма.

На фото родные братья моего деда Петра Федорович Ронжина-Куклина. Иван, Семен и Антон (слева направо). Из шести братьев с фронта вернулись Петр Ронжин - самый старший из братьев, и Егор Ронжин - самый младший. Антон, Александр, Иван и Семен погибли на фронте. вечная им память!
На фото родные братья моего деда Петра Федорович Ронжина-Куклина. Иван, Семен и Антон (слева направо). Из шести братьев с фронта вернулись Петр Ронжин - самый старший из братьев, и Егор Ронжин - самый младший. Антон, Александр, Иван и Семен погибли на фронте. вечная им память!

С фронтов чаще приходили в деревню письма. Приходили из-под Ленинграда, Украины, Белоруссии – отовсюду, куда за­бросила война солдат.

Приходили долгожданные из госпиталей, свернутые в не замысловатые треугольники. Написанные в окопах химическим карандашом, обтрепанные в карманах, долгих дорогах. Люди полу­чали эти письма, целовали, прижимали к груди, плакали от ра­дости. Читали десятками раз, перечитывали для себя, для дети­шек, свекрови, пересказывали при встречах, на работе, а потом выбирали ночью время, думали над ответами. Этим милым труже­ницам хотелось о многом высказать своим родным, что пережито, сердцем перенесено, как они истосковались по мужьям, и как часто они видят их во сне, и как подросли у них дети. Но как все это выразить на бумаге полуграмотным, измученным не по­сильной работой, пересказать о свалившимся на них горе.

Письма эти приходили на фронт, вручали их в окопах перед атакой, при выходе из боев, на коротком отдыхе, перед наступлением. Всюду они были долгожданными, теплыми, родными. Письма приносили бодрости, уверенности, помогали бойцам переносить на воине порой не человеческие тяжести.

В конца 1941 года Мане Немчаниновой пришло письмо от мужа Павла со Злобино. Павел писал, что мужики, с которыми он работает в цехе, собираются на фронт.

- Подал заявление и я. Здесь все рабочие на брони, на фронт не охотно отпускают от станков. Но поймите меня, нельзя отсиживаться в тылу, хотя тут тот же фронт.

Маня, поразмыслив над письмом, поговорила с дочерью Надей, решила к мужу ехать. Сборы были не долгими. До Иланского доехала с обозом на конях, а там на поезде до железнодорожной станции Злобино. Дальше на местном поезде «матаня».

В поселок приехала утром, спросила, где живут рабочие такого-то цеха,

- Там мой муж Павел Немчанинов.

Маня встретила Павла, когда пришел он со смены в барак. Пробыла она у Павла трое суток. После отъезда Мани домой, через некоторое время Павла вызвали в райвоенкомат, дали повестку явиться, на призывной пункт для службы в Красной Армии.

В Красноярске в это время формировалась сибирская стрелковая дивизия. Павел попал в артиллерийский полк. Приняв присягу, прошел подготовку бойца. Павел Немчанинов был зачислен орудийным номеров в артиллерийскую батарею.

После встречи в Злобино от Павла долго не было писем. Первое письмо Маня подучила с дороги. Павел писал, что подъезжает к фронту, на горизонте видно зарево, и слышно отдаленный грохот войны.

- Обо мне не беспокойтесь, передайте всем по низ­кому поклону. Береги жена сама себя и наших детей.

На конвер­те обратного адреса не было, на уголке дописал - ждите друго­го письма. Ваш Павел.

В труде, в хлеборобных заботах отцвела весна, золотилось на полях колосьями горячее лето. Не успели собраться с новыми силами, как на потемневшей земле торопливо хозяйничевала осень.

Мария Васильевна Немчанинова с группой баб вязала снопы на поле у Петриной избушки. Осенняя, сентябрьская тишина навеивала задумчивую грусть, в тот день ей особенно было тяжело.

К обеду на поле подъехал с бочкой воды Вася Маленький. Подошел к вязальщицам тихо проговорил:

- Передали плохие известия с войны, немцы подошли к Волге.

У Мани сердце как шилом кольнуло - Павел воюет под Сталинградом. Как он там, жив ли?

Приостановив работу, она вспомнила вчерашний сон, и вся содрогнулась. Снилась ей полноводная река, вышедшая из берегов. В мутной, бушевавшей воде - тащило бревна, вывернутые деревья с корнями. Среди них плыла, выбившаяся из сил собака. Собака пыталась выбраться из воды на бревно. Зацепившись перед­ними лапами, бревно переворачивалось, собака соскальзывала, и погружалась в воду. Вынырнув из воды, скулила, просила помощи. Маня было бросилась на помощь, бревно подхватила струя, вынесла на средину реки, в волне скрылось вместе с собакой. Предчувствие было плохое.

Стоя у сложенных суслонов на поле, на глаза то и дело навертывались слезьы, долго и бессмысленно она смотрела в выжатые поля. Потом спохватилась: что же я, может он жив, воюет? Склонив к земле голову, не разгибаясь, принялась сгребать руками горсти пшеницы, вязать снопы. Проходило какое-то время, она впадала в забытье, когда воскрешала память, с еще большей силой бралась за работу.

С поля шла отдельно от баб, наклонив голову, пряча свои слезливые глаза. Ей не то, что было не удобно перед бабами, а стыдилась своей размягшей души, что дала волю расслабиться и появиться среди них со слезами. Не сколько успокоившись, про себя подумала: да они и сами измучились в ожидании весточки от своих мужей. С большой тревогой ждала письма от мужа с фронта. Не раз выбегала со двора навстречу почтальону, подходя, сердце сжималось, боялась получить четырехугольного конверта.

Долгожданное письмо Маня получила по глубокой осени, когда были сжать на полях хлеба. Она с осторожностью повер­тела в руках свернутый треугольник со штампом полевой поч­ты, зная, что пришло оно от Павла и все же почувствовала, как нарастал в груди холодок от волнения. Попросила свою дочь Надю, чтобы прочитала полученное письмо.

На развернутом листе из школьной тетради, химическим карандашом Павел писал, что он жив и здоров.

- Письмо собирался вам написать давно, да не мог, был занят, дорога была дальняя. Воюю на берегу Волги, защищаю цеха завода Красный Октябрь - дальше написанные слова были цензурой зачеркнуты.

- Скучаю о вас родные, как хочется, чтобы через щелочку взглянуть на вас. Не знаю, придется ли вскором встретиться, сильно занят.

Далее написал поименно всем низкие поклоны.

- Обо мне не беспокойтесь, я туг не один, мы все одинаково в долгу перед Родиной.

Слезы сами по себе накатились на глаза, дети, видя плачущую мать, крепко обняли, прижались к ней:

- Не плачь мама, вернется наш тятя домой.

Долго они, обнявшись сидели, а потом мать поднялась, сказала:

- Милые вы мои, как трудно нам жить без отца!

Оставшаяся одна с четырьмя малолетними детьми Марии

Васильевне нелегко было воспитать их. Надо было чем-то кормить, во что-то одеть, приглядывать за ними, а они целыми днями представлены себе одни.

С тех пор, как Ивана Федоровича Немчанинова призвали в армию, жена Нюра не находила себе покоя. Сядет за стол, посмотрит на ребятишек и сердце заноет. Шестеро все тянутся к куску, надо их и одеть, и обуть, а во что? Какие у меня возможности? Если поднатужиться, рассуждала про себя она, можно выработать с триста трудодней. Но что они? Если выдадут по пятьсот граммов зерна, разве на семью это хлеб? При таком заработке все равно не прокормить всех шестерых. Как ни тяжело было ей, на свою судьбу при народе не жаловалась.

В один из дождливых дней Нюра не вышла на работу, постирала в корыте ребячье белье и одежду. Когда оно высохло, принялась его чинить, пришивать заплатки, пуговицы.

- Как на чертях горит на них одежда.

Призадумалась, как дальше жить?

Завидев плачущую мать, Сашка подошел к матери, обнял за плечи.

- Не плачь, мама, как-нибудь проживем, не умрем. Я теперь работаю, Мишка весной будет боронить, летом копны возить. По дому управляться будет Клавка. Все-то глядишь и заработаем хлебушка на зиму.

Потом немного помолчал, по-мужски сказал:

- Только бы папка вернулся живым с войны.

- Милый ты мой сынок! Ты и взаправду стал взрослым, как я раньше тебя не приметила таким.

Взглянув на сына, мать увидела в лице его уверенность, не мальчишеский взгляд, ответила:

- Конечно, проживем.

Долгожданное письмо от Ивана Федоровича пришло домой в конце декабря 1941 года, после разгрома немцев под Москвой. В письме не жаловался, как тяжело бывает ему на войне, писал, что все время находится под огнем фашистов. О своей службе писал, что трудная и опасная, саперы один раз в жизни ошибаются.

- Я думаю, что со мной этого не произойдет. Знаю, что тебе Нюра не легче чем мне, одной работать и кормить всех дорогих мне детишек. Крепись жена, изо всех сил крепись, будет время, когда мы заживем заново, детей вырастим, жизнь пойдет по-другому…

Далее просил передать родным низкие поклоны. На треугольном конверте был написан обратный адрес полевой почты.

После этого, домой долго не приходило писем. И только по возвращению с победой домой, отец рассказал своим сыновьям о пережитом том времени.

- В 1942 году под Вязьмой, батальон в котором я воевал, трое суток без сна, без еды, штурмовал небольшую деревушку, раскинувшуюся на взгорке. Роты несли большие потери. Командир, видя, что ее в лоб не взять, решил обойти высотку. На пути было минное поле. Саперам было приказано разминировать проход. Фашисты не подозревали, что батальон делает обходной маневр, вскоре раскрыли, открыли артиллерийский огонь. Вокруг стали рваться снаряды, угодили они и на минное поле. И вот оно загрохотало от рвавшихся снарядов и мин, сплошной завесой обволокло поле. Когда на поле прекратились рваться снаряды и мины, саперы повели роты через этот участок. Миновав его, за ротами устремился весь батальон, активной атакой освободили деревеньку. В отделении саперов, в котором я участвовал, из десяти бойцов осталось пятеро. И все мы пятеро награждены медалями «За боевые заслуги».