В предыдущей заметке мы с вами вскользь коснулись того, что в 18 веке пили в Англии. А в Англии пили в основном вино, французское бренди, (тогда виски ещё не было так распространено) пиво, эль и.. хотела сказать джин, но рано. И всё бы наверное так и шло, но королем Англии стал Вильгельм III Оранский, король голландского происхождения. И всё встало с ног на голову. Говорят после коронации Вильгельма, он и его приспешники так напились (предположительно, от джина), что новый король заснул в своем кресле, и это установило новый печальный стандарт для остального Лондона.
В Англии постоянно вспыхивали самого разного рода эпидемии, впрочем, как и во всей Европе, поэтому хоть и нельзя сказать, что чума, холера или оспа до конца 19 века воспринимались островитянами как неизбежное зло, но до конца 19 века англичане были к этому скажем так "привыкши". Но в 18 веке случилась на острове Туманного Альбиона абсолютно эпическая эпидемия, совершенно другого плана. Ни бактерии и не вирусы, стали её причиной, а жадность и глупость одних людей и распущенность и бедность других. И вот она, смертоносная и беспощадная, едва не опустошила Англию, а причиной новой «болезни» стал… джин. Практически за несколько десятилетий джин из целебного эликсира превратился в настоящий наркотик для бедных. Эти события нанесли столь ощутимый удар по экономике и демографии Британии — что получили название «Эпидемия джина». Началось все примерно в 1700 году, когда практически до 1760 года у Лондона был страстный, продолжительный, но ужасающе смертоносный роман с джином, в народе известным как «материнская погибель». Город буквально утопал в этом напитке. Дешевое, почти бесплатное пойло хлынуло рекой, вытеснив традиционные бренди, пиво и эль, а заодно совесть и стыд жителей острова. Столица буквально за несколько месяцев превратилась в ужасающее зрелище.
Декорации к фильмам ужасов без всякого преувеличения, нервно курят в сторонке. По улицам лилась кровь пьяных, матери продавали детей за бутылку, а трупы убитых и упившихся насмерть возили на кладбища целыми подводами. В бедные кварталы Лондона стало не просто смертельно опасно заходить, но и просто перемещаться поблизости, без отряда вооруженных до зубов стражников.
А началось все со свержения короля Якова II и восшествием на престол воинствующего Вилгельма III Оранского, всю жизнь до этого воевавшего с Францией. Вильгельм, ставший королем, конечно же втянул страну в затяжной конфликт с французами, ну ненавидел он Францию, всей своей королевской душой. Некогда близкие по духу французы начали отдаляться от своих соседей. Пить бренди стало не патриотично и этот алкоголь постепенно начал терять свою популярность. В догонку, в качестве экономических санкций, Вильгельм III ввёл такие конские пошлины на импорт французского коньяка/бренди, что этот общедоступный ранее напиток в Англии стал просто золотым. Зато напиток с родины голландского принца - джин, начал пользоваться беспрецендентными привилегиями. Парламент отменил лицензирование производства джина и снизил налоги для винокуров — теперь напиток мог гнать кто угодно. Элита аплодировала ловкому ходу правительства — и Франции насолили, и английским фермерам помогли, повысив спрос на зерно. А трактирщики и владельцы винокурен потирали от удовольствия руки. Тут надо упомянуть, что до начала 18 века любимым напитком простых англичан было конечно же пиво. Румяные крестьяне, работали на своих фермах, и заманить их в провонявшие трущобы или залитые помоями ущелья городских улиц можно было только во время больших ярмарок или коронаций.
Но так как война есть война, то это было конечно же суровое испытание для экономики страны, которое она к сожалению не выдержала. Англия ввела налог на производство и продажу пиво. Теперь джин и пиво практически сравнялись в цене, ненадолго правда. Джин продолжал стремительно дешеветь, т.к. параллельно с этим, английский парламент надавил поборами и на местных пивоваров, мотивировав это тем, что производство пива переводит слишком много зерна. А вот экспортерам и производителям джина дали «зеленую дорогу», назначив им символические налоги. Для производства джина годилось зерно самого низкого качества и даже то, что испортилось в закромах прижатых налогами пивоваров. Голландское пойло начали производить в промышленных масштабах и зерна, которое жалели для пива, стало не хватать. В это же самое время крупные города типа Лондона, Ливерпуля и Бирмингема начали превращаться в крупные промышленные центры. Заводам, фабрикам и мануфактурам нужны были рабочие руки. В поисках лучшей жизни, в города хлынули толпы сельских жителей. В Лондон съезжались сотни тысяч крестьян, которых город пожирал без остатка, а трущобы при этом множились и множились. Работы на всех, конечно же не хватало. Дешевый джин стал единственной возможностью "согреться и наесться".
Лондонские трущобы погрузились в беспробудное пьянство, ведь джин обходился в сущие гроши. На вывесках лондонских трактиров того времени красовались заманчивые надписи: «Напиться за пенни, смертельно напиться — за два! Чистая солома - бесплатно!». Солома нужна была тем, кто не мог своими ногами покинуть место попойки, а таких было большинство. Приезжающие в столицу в поисках лучшей жизни крестьяне не пробовали до этого джина и не имели ни малейшей культуры употребления крепких спиртных напитков. Джин им подавали пинтами, как обычное пиво и бедолаги спивались за считанные дни. Джин в те дни делался по примитивной, завезенной из Голландии технологии. Сначала перегонялась ячменная брага, как это делается для виски, а затем состав разбавлялся водой и сдабривался ароматическим набором, в основе которого лежали ягоды можжевельника. Получившуюся жидкость снова перегоняли, превращая в ароматный напиток крепостью 30 градусов.
Но эта классическая рецептура вскоре стала модернизироваться и в итоге джин начали гнать из любой дряни. Иногда в дело шел даже куриный помет, навоз и скипидар, который добавляли для крепости. Иногда пойло получалось таким мерзким, что его отказывались пить даже бесплатно. Тогда в него добавляли немного сахара и потребитель сразу находился. С тех пор считается, что сладкий джин — это продукт низкого качества и уважающий себя и собутыльников англичанин такой напиток на стол не поставит.
От суррогатного алкоголя люди умирали, слепли и сходили с ума, шли на самые ужасные преступления. Терялся стыд и чувство самосохранения — пьяницы закладывали в трактирах одежду и тысячами замерзали в лондонских придорожных канавах. Другие большие города королевства и некоторые малые не отличались от Лондона. Женщины пристрастившись к джину, переставали заботиться о своих детях и даже младенцах, или "успокаивали их джином". Детская смертность превысила 75%. Дети рождались деформированными из-за алкогольного синдрома плода. Женщины чаще, чем мужчины увлекались джином, вернее им сложнее было преодолеть это влечение, поэтому и появились такие прозвища для джина как "Дамское наслаждение", "мадам Женева", "Материнская погибель", "Матушка Джин". Повидавших многое лондонцев тем не менее совершенно потрясла история некой Джудит Дефур.
Джудит занималась скручиванием шелка в нитки и была матерью-одиночкой двухлетней Мэри, и обе жили в лондонском приходском работном доме Бетнал-Грин. В январе 1734 года она забрала Мэри на однодневную прогулку. Работный дом одел девочку в новые нижние юбки, и Джудит пообещала начальнику тюрьмы вернуть ребенка к полудню того же дня. Вместо этого в тот вечер она пришла на работу в состоянии алкогольного опьянения и без каких-либо признаков ребенка.
Продолжив пить джин на работе, в чем в принципе не было ничего необычного, она сказала коллеге, что оставила ребенка в поле. Девочка была обнаружена мертвой, и выяснилось, что Джудит задушила ее носовым платком и раздела ребенка, чтобы продать её одежду, дословно: "продала накидку и штанишки за шиллинг, а нижнюю юбку и чулки за пенни ... "Разделила деньги и присоединилась ... за четверть стакана джина”. Ее судили и признали виновной в Олд-Бейли 1 марта 1734 года. Чудовищный обмен жизни её родного ребенка на стакан джина сильно повлиял на введение нового закона о джине.
Справа от фотографии изображен похожий на труп моряк, который, возможно, уже мертв, с чашкой для питья в одной руке и бутылкой джина в другой. Над его головой видны две молодые девушки, пьющие джин, в то время как мать поит джином своего маленького ребенка. Слева изображен мальчик, который дерётся с собакой из-за кости. За спиной мальчика плотник продает инструменты своего ремесла ростовщику, чтобы позволить себе еще джина. На заднем плане мертвую женщину кладут в гроб, ее маленького ребенка оставляют сидеть на земле рядом с ее гробом. Рядом с ними пьяный мужчина, который в своем безумном ступоре насадил ребенка на кол, охваченная ужасом мать ребенка кричит на него, но он, кажется, ничего не замечает. В правом верхнем углу снимка мы видим одинокую фигуру, свисающую со стропил на их чердаке, очевидную жертву самоубийства и лондонского помешательства на джине.
Центральная фигура в Джин-Лейн - мать, которая так напилась джина, что ее ребенок выпал у нее из рук и упал на улицу внизу. Ее ноги покрыты ранами сифилитички, что говорит о том, что она занялась проституцией, чтобы подпитывать свое пристрастие к джину.
В итоге парламент, совсем недавно продвигавший джин на рынок, признал его «основной причиной всех пороков и разврата, совершаемого среди людей низшего сорта». В 1730-х годах, спустя 20 лет после начала странной эпидемии, парламент решил бороться с явлением, которое сам же и породил. На джин ввели акцизы, налоги подняли, а на нелегальных производителей и торговцев стали устраивать целые облавы. Но Лондон уже не мог существовать без джина и представители его дна начали активно сопротивляться. В полисменов, вышедших на рейд, летели камни, а государственных инспекторов и осведомителей резали в подворотнях. Начался настоящий бунт и толпа черни всерьез планировала брать штурмом парламент, мешавший ей пьянствовать. Правда, до этого не дошло, но угомонить жителей трущоб окончательно удалось только спустя ещё 20 лет.
Но если вы думаете, что это была война трезвости с пороком — то вы глубоко ошибаетесь. На этой войне бились насмерть две модели пьянства. "Порядочные" пьяницы с пьянью дна и трущоб.
Здесь показаны любители пенного — добропорядочные и благодушные работяги и ремесленники, восстанавливающиеся после рабочего дня.
Но параллельно росло производство виски, импорт рома и прочего иностранного алкоголя, так что джин из стихийного бедствия, природного явления уходил на свое место — одну из полок винной лавки. А со временем джин со своей водянистой прозрачностью и выразительным, но слишком прямолинейным вкусом и ароматом и вовсе стал чем-то вроде традиционного English breakfast: с одной стороны, нечто совершенно родное, с другой стороны — вряд ли кто-то чаще, чем раз в неделю закажет тарелку с хрустящим беконом, фасолью, сосисками и подмигивающую единственным жёлтым глазом яичницу!
И вот, после более чем полувека катастрофического потребления джина, к 1757 году он почти исчез. Как раз вовремя, ибо появилось новое увлечения – чай. И на этой оптимистической ноте, я прощаюсь с вами, до следующей заметки. Крепко обнимаю вас, ваш Английский завтрак и не только...
Спасибо за прочтение и лайки❤️! Если вам понравилось - подписывайтесь на мой канал Английский завтрак и не только и ставьте 👍, я буду очень рада! Продолжение следует...