Автор: Ярцев Ярослав (Theymas)
Вашему вниманию представлен отрывок из рассказа "Маляр", над которым я веду активную работу в данный момент времени. Дальнейший текстовый материал было принято решение не опубликовывать до момента завершения рассказа, однако иллюстрации моего авторства будут продолжать выкладываться по мере завершения оных. Надеюсь, вы найдёте время прочесть рассказ и оставить свой отзыв в комментариях. Это моя первая попытка создания прозы такого масштаба. Спасибо!
Дайджест: Рассказ повествует о мужчине, живущем в селе, пытающемся лично для себя оправдать своё никчёмное существование, выстроившем свою философию касательно искусства и положения его в нём как деятеля.
Дым тонкими лентами танцевал в прогашеном воздухе, и, исполнив номер, исчезал не дождавшись аплодисментов. Утренний яркий свет нагло пробивался через старое окно, аккуратно огибая куски бумажного скотча, настолько сильно припаявшиеся к заляпанному стеклу, что, можно было считать их его частью, играл внутри помещения, отражаясь от белых стен, белых потолков и белой мебели, выхватывал и хозяина комнаты, высветляя его мрачного из видимо тяжёлых и глубоко тёмных раздумий.
Человек лежал на кровати, такой же белой как и всё остальное. Тяжёлая голова на руке, губы медленно шевелились, слегка открывая рот, из глубин которого выходило дыхание, в котором еле читались слова. "Давно не ломали границ, не двигали скалы. Живём устаревшим. Мхом поросло, пылью покрылось". Мысль говорящего на другом конце сигареты двигалась столь же ветвисто, что и дым. Зародившись ярким светлым клубом она, в попытках развиться, металась в разные стороны, чтобы в конце угаснуть не дав желаемого результата. Дребезжащие губы распахнулись, растянулись, чуть не трескаясь. Человек молча кричал, вытянулся в струнку, напряг конечности, всем телом излучая сложную эмоцию, идею.
Отпустило. Мужчина положил руку на лицо, с силой провёл от лба до подбородка, снял с головы тяжесть, затем медленно сел, свесив ноги с кровати, поднял голову. "Весь потолок жёлтый, сволочь. Ненавижу. Дряхлый жёлтый, воняющий жёлтый. Ночью не забыть перекрасить, если силы останутся" - пробубнил он уставшим голосом со всё той же отдышкой.
Из-за деревянной старой двери послышался приглушенный гул, в ровном звучании которого слегка прослеживались тянущиеся, чуть более длинные гласные, служившие по итогу единственным ориентиром, чтобы добраться до смысла, который вложил говорящий по ту сторону от двери, в сказанное. "Кирюша, вставай, время завтрака!" прочитал в звуке мужчина. Говорила мать, больше некому было говорить. "Жди!" - коротко бросил мужчина.
Большие стопы водрузили на себя вес всего тела, он встал, сделал неказистую волну пальцами ног, словно проверяя ему ли они принадлежат. Действительно, стопы были карикатурно велики, словно не принадлежали телу, словно что-то дикое обезьянье не смогло раствориться во времени эволюции, или словно эволюция миновала его. "Патология страны меня как жителя коснулась, просто удивительно" усмехнулся говорящий где-то глубоко в себе. Справедливо будет заметить, что неказистость поднималась и распространялась выше. Длинные конечности, туловище с пивным пузом и горбом на спине, образующие в симбиозе английскую "S", длинные кривые пальцы с особенно явными утолщениями на местах сгиба. Напоминало тело мужчины шарнирную куклу с некоторыми обезьяньими чертами. Но внешность не являлась в его голове комплексом, точнее был этот недостаток настолько незначителен в сравнении с другими, что спустился вниз списка под весом остальных "пунктиков". Кирилл подошёл к белой тумбочке, на которой стоял магнитофон. Длинные пальцы ухватились за маленькую пимпочку сверху и резко потянули вверх, образовав немного кривую антенну. Щелчок кнопки и вся комната наполнилась музыкой, роком, со сладким привкусом кантри. Пританцовывая, глотая дым мужчина занялся стоящим рядом гардеробом. Открыв деревянную шершавую дверь, на которой висело замазанное белой краской зеркало, он достал оттуда вешалку с заранее подготовленными серыми спортивными штанами и тельняшкой с дыркой у ворота, что прогрызена была ночью в очередном приливе эмоций, да ляпкой на пузе от виляющей ложки с супом. Сквозь ритмичные гитарки послышался чуть более уверенный, напористый стук. "Есть хочется, сынок! Ты забыл про матушку!?"
Дверь ограждала идеально белую, идеально чистую комнату от потрепанной временем, словно бесхозной квартиры. Жёлтые от старости обои, отслоившиеся в некоторых местах от стен, клубы волос и пыли, скопившиеся возле плинтуса - всё это гармонировало с женщиной, стоявшей у только что открытой двери.
Женщина стояла чуть сбоку, толи не хотела случайно попасть лбом под открывающуюся дверь, толи сторонилась и опасалась человека, что стоял за ней. Она встретилась взглядом с сыном, чьё лицо выглядело пугающе сурово, и, пару раз глуповато моргнув, коротко кивнула и, шаркая ногами, разгоняя волосы на полу, направилась в сторону кухни на другом конце коридора. Усмехнувшись, мужчина слегка потянулся и медленно пошёл следом.
Свет с кухни бил в лицо, отрезвляя после пребывания в остальной, промежуточной части квартиры. Лучи играли здесь даже активнее и интенсивнее чем в абсолютно белой комнате. Рябь бликов менялась при каждом шаге мужчины, словно он смотрел на волнующуюся поверхность озера в солнечный день. Но не вся та поверхность глянцева, что чиста. Кухонный кран давно порос известью и разводами от моющего средства, да и плитка вокруг раковины успешно перенимала эту фактуру. Посуды было немного - на двоих проживающих много не требовалось, и вся она стояла грязной в разных уголках комнаты. Ею частично был завален и стол, за которым уже сидела, слегка покачиваясь в ожидании и некоторой детской радости, мать.
Обманчиво пожилая своим видом женщина, полное тело которой обтягивал цветастый короткий халат, из-под которого торчали варикозные ноги-колонны в розовых, по крайней мере таковыми они должны быть, тапочках. В солнечном свете её отёчные рыбьи глаза порождали очередные блики и глупый, пустой взгляд. Свои дряблые руки она прилежно сложила перед собой на липковатой клеёнке - её место за столом всегда было в пятнах разной степени липкости. Те шторки плоти, что располагались между локтём и краем короткого рукава халата, колыхались, чуть отставая в ритме от остального тела.
Раздражение от увиденного ударило в голову с новой силой. Отяжелевшими шагами, несколько стиснув зубы, Кирилл молча начал расхаживать по кухне, готовя “завтрак на двоих”.
Тарелка с кашей, что предназначалась матери, гулко стукнула дном о столешницу. Женщина поглядела на порцию сквозь пар, ловя скудный, но возбуждающий аппетит, запах, уже занесла руки, но когда кисти её сжались пустыми, недоумённо поглядела на сына. Тот в свою очередь нехотя, немного ехидно бросил в её сторону ложку, после чего взял свой набор и сел напротив, лихо сдвинув весь хлам в сторону рукой и аккуратно поставив свою тарелку.
-Работаешь, сынок? - спросила мать, продолжая при этом возить массу пищи внутри рта, откуда вместе со словами вылетали и кусочки каши. Каждое утро начиналось у неё с одного и того же вопроса.
-Конечно, мам. Иначе на что, по твоему мнению, мы живём? - Кирилл аккуратно зачерпнул кашу ложкой.
-Так а пенсия моя! Работалаж я не зря на заводе том треклятом!
-Успокойся, мать. Четыре года много тебе дали по твоему? Да и сколько тебе объяснять - развалился твой завод уже лет десять как, вместе с союзом. Пара ангаров только занята и то другими ребятками-братками, что нынче одёжку шьют. - Мать упёрлась тупым взглядом в лицо сына, челюсть стала ходить чуть медленнее.
-Так как же, моиж деньги… кудаж они девались? Сходить поговорить надо!
-Вот куда ты пойдёшь, скажи мне. Не отпущу я тебя, на улице нынче слякоть. Поскользнешься ещё, мне тебя потом по частям собирать. - Мужчина заметил, что уже долго держит ложку с кашей над тарелкой. Бросил обратно, оперся локтями о стол, приблизившись лицом к недоумевающей маме, вздохнул. - Да и с кем ты говорить собралась, женщина. Как ты думаешь, если эти товарищи с миллионами разбираются, будут они с твоими полуторами тыщёнками копошиться?
-Так Вадимка, крёстный твой - большой человек, с городскими дело имел! Он не откажет, не забыл поди как занимал у меня.
-В Швейцарии наш Вадимка. Ато думаешь, что он в гости давно не заходит?
-Ах, чтож делать?! - Запричитала мать. - Может ты, сына, сходишь хоть к администрации какой, с ними поговоришь?
-Смеёшься? У меня работы много. - сказал Кирилл, медленно вставая. - Твоё дело кашу доесть. Если хочешь - мою возьми, я не голоден. И вообще - у нас здесь некуда тонуть и нечего делать, живёшь себе и живи, о другом лучше не думай, тебе вредно.
Выйдя из-за стола мужчина резко развернулся и направился к себе. Вдохнул полной грудью воздух, стал переодеваться. Спецодежда ночевала и ждала своего часа под стулом: аккуратно сложенные штаны с лямками, старая, заляпанная краской рубашка, пожалуй единственна полезная вещь, что осталась от отца, "таксёрская" кепка всё в тех же пятнах того же пёстрого спектра.
У выхода из квартиры Кирилл натянул на ноги низкие галоши и, не прощаясь - мать уже успела прошаркать в зал, где смотрела на полную громкость телевизор - вышел за дверь. Быстро, словно опасаясь побега, он провернул ключами все замки, проверяя за собой, мысленно считая щелчки. Последним ключом, что был в спехе прокручен всегда становился ключ от исключительно внешнего замка. Отсутствие дубликата успокаивало мужчину, грело внутренний карман рабочих штанов. Утренний ритуал был завершён и остался по ту сторону двери, но день только начинался.
