А однажды всё ЧОО поставили на уши и заставили проверять сигнал с самого верха. Мол, как же вы плохо работаете, что у вас под носом странные вещи происходят, а вы в упор не видите. И мудрое руководство за вас всё должно делать…
И прочее в том же духе.
Преодолев первое изумление, в ЧОО вежливо запросили подробности. Оказалось, что уже около месяца, как вышли на русском мемуары одного застарелого немецкого офицера. Он написал их ещё при жизни, но разрешил опубликовать только спустя пять лет после смерти. И у него были на то причины – не все его действия лежали в пределах действия военной необходимости. А пристальное изучение могло и вовсе переквалифицировать его из участника боевых действий в военного преступника.
А сидеть на старости лет Йенс Бенбархер совсем не хотел.
В череду сомнительных поступков и отретушированных дневниковых записей затесался любопытный эпизод.
Когда сравнительно молодой Йенс занимался проверкой подозрительных лиц и сидел в районной комендатуре, к нему привели задержанного на дороге красноармейца. Что было вполне обычным делом – неподалёку были леса, из которых регулярно выходили окруженцы и партизаны, попадаясь патрулям.
Красноармеец был какой-то странный – в новёхонькой гимнастёрке, свежевыбритый и выглядел… как-то не по-красноармейски. Такие лица Йенс видел только у молодых офицеров – выходцев из влиятельных семей. Но даже они не разглядывали всё с такой смесью брезгливости и любопытства.
Всё, что удалось из него выколотить – то, что его зовут Иван Петров. Причём Йенс ни на секунду не сомневался, что имя вымышлено, и вымышлено примитивно и неумело. Но в остальном лже-Иван был хуже кремня: на допросах молчал, при применении методов воздействия лишь неприязненно морщился. Лишение сна, еды и воды переносил так, будто ему и не надо. И, похоже, боли лже-Иван не испытывал вовсе. Более того, когда офицер уставал и ослаблял нажим, переводил разговор на совершенно другие темы.
Временами у Йенса даже возникало ощущение, что красноармеец знает его если не лично, то явно слышал о нём от общих знакомых. Или даже листал его личное дело, чего быть никак не могло. А временами задержанный жонглировал такими фактами, которые мог знать только человек, бывавший в родном Магдебурге. Но некоторые детали не совпадали – улицы выглядели не так, да и названия у заведений были немного другими. И никакие турки не могли торговать люля-кебабом у Старого Рынка.
Особенно ему запомнилась случайная фраза «Йерши, тебе не кажется, что трубы этого завода так плохо вписываются в эту прекрасную средневековую гармонию?», сказанная каким-то непонятным тоном, совершенно не шедшим к его облику и обстановке.
По окончании последнего допроса, когда его уже выводили, красноармеец вдруг обернулся и сказал «надеюсь, вы не будете приукрашивать свои мемуары и расскажете потомкам о нашей встрече без утайки». Тогда Йенс воспринял это как своего рода браваду – ещё одну в длинной череде демонстрации превосходства.
Так что отметку об отправке в лагерь Йенс ставил даже с некоторым удовлетворением – пусть этот несгибаемый выскочка раздражает кого-то другого.
Вот только утром, когда за задержанным пришли, камера была пуста. Как можно испариться из комендатуры, осталось загадкой. Персонал и часовые получили суровый нагоняй, и даже состоялось разбирательство, не принёсшее, впрочем, никаких результатов.
Отгремела и закончилась война. Бенбахер удачно выскочил из двух тактических окружений, и конец войны встретил в английской зоне оккупации. Переждав Нюрнберг и другие показательные процессы, он вернулся в родной Магдебург и попытался вспомнить довоенную специальность. Большая часть города лежала в руинах, так что бывший бухгалтер перебрал не одну профессию, пока жизнь не наладилась настолько, что он смог осесть в конторе.
Обретя спокойствие и стабильность, Йенс встретил женщину, с которой решился во второй раз связать свою судьбу. Но когда будущая жена впервые назвала его Йерши, бывший офицер вздрогнул, вспомнив ту встречу в сорок втором. В дальнейшем он то и дело возвращался к этой мысли, когда естественный ход истории менял облик города, а он вспоминал всё новые и новые детали разговоров с беглецом.
Машиностроительный комбинат построили только в семидесятых и его корпуса действительно очень неприятно смотрелись на фоне немногочисленной уцелевшей старинной застройки.
Йенс ничего не утверждал, но вывод напрашивался сам собой – красноармеец владел фактами, завладеть которыми можно было никак не раньше восьмидесятых годов. А значит, налицо было явное вмешательство в исторический процесс странным человеком. И действительно было совершенно возмутительно, что наверху это узнают из книжного магазина, а не от ЧОО.
Вот только даже поверхностная проверка выявила любопытные подробности. Да, такой офицер реально существовал. Факты довоенной биографии тоже совпадали. И он действительно занимался в сорок втором году допросом пленных в городской комендатуре. Но только не на том фронте и не в тот период. И послевоенная его судьба тоже не во всём совпадает с изложенным в книге.
А проверить факт прохождения условного Ивана Петрова через данную комендатуру невозможно по причине утраты части немецких архивов. Факты попыток побега фиксировались, но без подробностей. Возможно, подробные отчёты и лежат где-нибудь в частном архиве. Но тратить ресурсы на доказательство того, что и так рассыпалось при поверхностной проверке, было нерационально.
Вообще у Бочкина-Бабочкина создалось впечатление, что эти метки специально оставили для того, чтобы понимающий человек понимал, что не стоит воспринимать эти мемуары всерьёз. То, что такие мемуары вообще были написаны, Бочкина-Бабочкина не удивляло – подобной литературы на самом деле много. Но просто обычно она имеет другое оформление и в поле зрения влиятельных людей не попадает.
Как на такую, казалось бы, простую удочку повелись наверху? Опять-таки, на это было две версии: провокация с целью прощупывания ЧОО или, как кратко сформулировал Правдоруб, «какая-то падла захотела выслужиться».
Тем не менее, доклад с подробными разъяснениями и отсылками отослали наверх. Дождь наград и поощрений ожидаемо на ЧОО не пролился - кому ж приятно, когда подчинённые тыкают носом в досадные ошибки? Но и сверху больше со своими скандалами, интригами и расследованиями от работы не отвлекали.
Вернуться к архиву