Родительский день
Зачастую районные руководители откармливают принадлежащий им скот в совхозах.
Почём нынче эполеты?
Десять пещерных жителей, несли бревно. Нечёсаные троглодиты, облачённые в шкуры мамонтов, сгибались под тяжестью ноши. Чуть пониже на том же листе фанеры был нарисован трелёвочный трактор, волочащий такое же бревно. Бравый тракторист насмешливо глядел на первобытных лесозаготовителей. Пояснительная надпись окончательно посрамляла техническую отсталость малокультурных троглодитов. Она гласила:
“Современный человек – титан по сравнению со своими древними предками”.
- Ну как, чувствуете вы себя титаном? – спросил мой спутник, с которым мы рассматривали фанерный щит, выставленный для всеобщего обозрения в таганрогском парке.
- Откровенно говоря, нет. Мне не совсем ясна пропагандиская ценность подобного рода сравнений.
- Зато она ясна маляру. Он не плохо подзаработал на наших предках. К слову сказать, не признанные мастера кисти и неудавшиеся ваятели часто находят в нашем городе добрый кусок пирога. Вы обратили внимание на скульптуры?
Ещё бы! Такие достопримечательности внешнего оформления Таганрога нельзя не заметить. Весь город заставлен скульптурной макулатурой. Видно в своё время здесь потрудились кустари-ваятели. Каких только изваяний не увидишь в парке, на улицах и скверах! Здесь и рослые собаки, будто вывезенные из Баскервиля. Они сторожат зелёные насаждения. Гуси-лебеди, сошедшие с витрины гастрономического магазина. Могучие физкультурники с лицами тупыми, как обух топора. Девушки в туниках что-то символизирующие, и девушки с флагами, что-то олицетворяющие. И, наконец, Руслан, поднявший Черномора за бороду, причём грозный волшебник смахивает на проворовавшегося киоскера.
Глядя на эти статуи, невольно вспоминаешь весёлый рассказ Антона Павловича о том, как один врач никак не мог избавиться от канделябра с легкомысленными статуэтками, подаренного ему не в меру благодарным пациентом. Жители города, где родился великий Чехов, по злой иронии судьбы никак не могут избавиться от скулптур, правда, не фривольных, но в достаточной степени безвкусных. Статуи появились пару десятков лет тому назад благодаря стараниям одного руководящего лица, возомнившего себя миценатом. Лицо приласкало кустарей-ваятелей, и те подсунули городу десятки бездарных копий.
Не перевелись в Таганроге меценаты и в наши дни. Недавно местные покровители искуств решили облагодетельствовать своим вниманием молодой вокальный коллектив. Когда меценаты из завкома и дирекции завода комбайнов узнали, что самодеятельность решила поставить оперу “Евгений Онегин”, они строго наказали:
- Смотрите, не ударьте лицом в грязь!
- Мы не ударим. У нас способные вокалисты и опытные педагоги.
- Чтобы всё было правильно и солидно поставлено! Вот скажем, в каких, к примеру, штанах будут играть оркестранты?
- В обыкновенных…
- Вот она матушка периферия! Опера – и в обыкновенных штанах?! Да вас же в Ростове засмеют!
Оркестрантам сшили элегантные рубахи и шерстяные брюки цвета электрик.
Директор Дворца культуры комбайностроителей Альвина Михайловна Таранова быстро смекнула, с кем имеет дело. Спустя некоторое время она снова явилась к меценатам. Разговор протекал примерно в таком ключе:
- Я насчёт оперы. Со штанами получается неувязка.
- Насколько нам помнится, мы уже финансировали это мероприятие…
- Оркестранты в новых штанах будут играть по праздникам. У трибуны. Их увидит весь город. Неудобно, чтобы в этой же форме они играли Чайковского.
Покровители искусств не догадались сказать, что Чайковского можно играть в любых брюках, лишь бы играли хорошо. Они без звука полезли в сейф и отвалили ещё двадцать три тысячи рублей.
- На импортные костюмы, - сказали меценаты. - Чтобы не ударить лицом в грязь!
Как только энергичная Альвина Михайловна одела музыкантов в сплошной импорт, она снова явилась пред светлые точи богатых благодетелей.
- Неужто опять насчёт штанов? - удивились меценаты.
- Вы не ошиблись. Но на этот раз я насчёт брюк самого Евгения Онегина. Понятно, ежели мы будем скупердяйничать, можно сшить этому представителю разлагающегося дворянства какие-нибудь бедняцкие байковые штаны с вискозными штрипками. Но будет ли это соответствовать исторической правде?
- М-да, как бы тут не навалять.
- Или возьмём Гремина, типичного представителя военного сословия. Ему требуется мундир с эполетами. А вы знаете, почём нынче эполеты?
Меценаты не знали. Чтобы не было ошибки, они отвалили за костюмы ни много, ни мало – сорок тысяч рублей. Короче, исполнителей экипировали на славу. Если Гримин когда-либо жил, то он, вероятно, был одет хуже, чем его таганрогский оперный двойник.
Альвина Михайловна стала частым гостем расщедрившихся меценатов. Она брала деньги на ботфорты Гремину, на лакированную обувь, на бутафорию, на специальный занавес. На задники (декорации заднего плана) высокие покровители подбросили двенадцать тысяч рублей. Заодно заплатили художнику три с половиной тысячи за всяческие полезные советы. Иными словами, Дворец культуры потратил на это столько же, сколько, скажем, Ростовский драматический театр расходует на новую постановку.
По самым грубым, по самым ориентировочным подсчётам, любительское представление обошлось комбайностроителям в восемьдесят тысяч рублей. Подчёркиваем, подсчёты самые приблизительные. Нам так и не удалось узнать, сколько потратило денег заводоуправление, помимо завкома. Главный бухгалтер завода не решался разгласить цифры без санкции директора завода. директора же мы никак не могли застать. Обратились к его заместителю тов. Прорерва.
- Я не имею отношения ни к спектаклю, ни к директорскому фонду. Но если бы даже и распоряжался деньгами, всё равно не разрешил бы сообщить цифры. Почему мы должны отчитываться перед вами?
Так ответил принципиальный и остроумный Прорерва, искренне полагая, что бесцельное расточительство денег является естественной прерогативой руководителей завода, а общественность и печать не имеют права поинтересоваться этим.
Самое удивительное заключается в том, что и в завкоме и даже в горкоме партии весьма настороженно встречают людей, интересующихся финансовой стороной дела. Пышная постановка? Неоправданные траты? Не является ли это злонамеренными нападками на молодой самодеятельный коллектив?
Между тем никто не собирался опорочивать работу кружковцев. Постановка имела успех. Она получила отличную оценку в местной печати. И пркрасно! Талантливых кружковцев следует поздравить и пожелать новых творческих успехов. Речь идёт не о них, а о меценатах. О людях, разрешающих производить неправомерные расходы. Ведь в Таганроге никто серьёзно не разобрался, сколько в действительности надо было потратить на такую постановку. Расходы определялись на глазок.
Впрочем, так делается не только в Таганроге. С подобным расточительством мы встречаемся и в других городах. Невежественные меценаты не только зря растрачивают деньги, но ещё вносят в чистое, родниковое самодеятельное искусство этакий купеческий дух и насаждают дурной вкус. Это они одевают балалаечников в атласные жупаны, напяливают на плясунов панбархатные шаровары и парчовые жилеты. Они громоздят на сценах многотысячные декорации. Лишь бы побольше пышности, дорогих материй! Побольше треска, звона, грома литавр! Словом, на эполеты не скупясь!
А ведь деньги-то надо жалеть. Они не свои. Они государственные. Большие, полноценные советские рубли. На них можно много купить, много построить. Честное слово, искусство не пострадает, если миловидные наши девушки будут одеты в элегантные ситцевые платья, а не в фасонистый панбархат с ядовитыми цветами величиной с кулак.
Вот почему нам хочется закончить фельетон несколькими самодельными изречениями, которые, кстати, можно не записывать на фанеру и не вывешивать в таганрогском парке. Изречение эти выглядят так:
- Давайте экономить на эполетах!
- Насаждайте самодеятельное искусство, избегая финансового кровопролития!
- Остерегайтесь меценатов!
С. Шаров.
Что я видел и слышал
Муж и жена носили фамилию Тихомировы, у них была радиола “Дружба”, но они вечно воевали друг с другом.
В своём научном труде он утверждал, что “не весь снег падает на землю – часть его остаётся на крышах“.
У него только зубы были из благородного металла.
Ему так много давали “на чай”, что он мог круглый год пить какао.
К писателю часто приходило вдохновение, но не заставало его дома… Он всегда торчал на юбилеях.
Он был изысканным хулиганом. Хулиганил только в Дворце культуры.
“Райпотребсоюз” завозил в район так много водки, что его стали называть “Райпохмелсоюз”.
Н. Воробьёв
О хлебе насущном
Пусть не пугает читателя этот заголовок: мы не собираемся писать научный трактат. Хотя тема вполне достойна трактата. И, может быть не только научного.
В самом деле муза удивительно не справедлива к хлебу. Поэт-лирик ранним утром пьёт кофе, аппетитно закусывает свежей сдобной булочкой и пишет стихи о … розе.
Художник, прославившийся натюрмортами, изображает на своих полтнах самые экзотические фрукты, хотя в тайниках души всем плодам земли предпочитает краюху свежевыпеченного ржаного хлеба.
Вероятно, не менее чем в десяти повестях и рассказах А. М. Горького действие происходит в пекарне или булочной. Современные же романисты этих учреждений просто не замечают.
Одна из самых знаменитых арий в опере Даргомыжского – ария Мельника:
Вот то-то ж, все вы девки молодые,
Твердить вам надобно сто раз…
Если же судить по современным произведениям искусства, то можно подумать, что в нашей стране мельницы уничтожены начисто, как уничтожена, например, малярия.
О, нет, сладкозвучная муза, ты не справедлива! Стыдись своей ветренности и легкомыслия! Не допусти, чтобы единственным литературным памятником наших дней осталась эта справка из Энциклопедического словаря:
“Хлеб, пищевой продукт, изготавливаемый из пшеничной или ржаной муки. Помимо муки и воды, являющихся основным сырьём, при приз-ве х. используются также дрожжи, закваска, соль, иногда сахар, жиры, солод, патока, молоко, пряности (анис, тмин и др.)”.
Тут я слышу негодующие возражения представителей муз:
- Позвольте, а “Поднятая целина” М. Шолохова, а “Хлеб” А. Толстого, а десятки других произведений, воспивающих труд хлебороба, человека работящего, то есть, делающего, производящего зерно – исходный продукт любого хлебобулочного изделия?!
Ответим кратко:
- Да, насчёт исходного продукта всё в порядке. Проблема этого исходного продукта давно уже и навечно снята в нашей стране. И, отдавая должное хлеборобам, целинникам, мы должны отметить и музу. На пашне и ниве она потрудилась на славу.
А вот с продуктом конечным, дело обстоит несколько иначе…
“Давно как следует налажена торговля хорошими хлебобулочными изделиями в городах и рабочих посёлках Алтайского края. Население имеет возможность покупать в магазинах хлеб и булочные изделия разных сортов и очень хорошего качества. Но есть ещё такие торговые организации, где руководители не беспокоятся о качестве этого насущного продукта. К числу таких организаций относится и пекарня Зонального совхозрабкоопа. Она часто выпекает хлеб совсем сырой или имеет пригорелые корки и сырой мякиш. Иногда хзлеб получается через чур кислым, наоборот совсем пресным.”
Так пишут сотрудники Бийской селекционной станции М. Середа, М Ярмоленко, К. Коршунова, А. Трофимова, В Иванов и другие, общим числом 16 человек.
О плохом качестве хлеба сообщают из посёлка рыбоконсервного комбината в г. Гурьеве, села Скородное, Б. – Солдатовского района, Курской области, Бельсковского района, Рязанской области, из г. Боровска, Калужской области.
А. Русманов прислал в редакцию посылку с продукцией Калязинского хлебозавода, именуемой бубликами. Но назвать так эту продукцию можно лишь при очень большой фантазии. По своей прочности бублики, выпекаемые в Калязино, могут вполне соперничать с арматурой железобетонных плит, а по форме они напоминают… Впрочем, чёрт их знает, что они напоминают.! Во всяком случае, глядя на этих уродцев, невольно приходишь к печальной мысли, что человечество навсегда утратило понятии геометрии круга, доставшееся ему в наследство ещё от звездочётов древнего Египта….
Читатель Г. Мошкарёв из Горно-Алтайской автономной области пишет, что жителей Турачакского района постигли сразу два несчастья. Печи и трубы, сделанные из кирпича завода местного райпромбомбината, не выдерживают больше года – разваливаются. В противовес этому хлебопекарня села Дмитриевка выпекает такой хлеб, что его невозможно ни разгрызть, ни размочить. Г. Мошкарёв спрашивает: нельзя ли поменять персонал этих находящихся рядом предприятий, чтобы одни выпускали мягкий хлеб, а другие – твёрдый и прочный кирпич?
В редакцию дятьковской районной газеты “Фокинский рабочий” Брянской области поступило несколько жалоб на то, что в хлебе, выпускаемом Дятьковским хлебокомбинатом, часто обнаруживаются морские камешки, куски шпагата, гайки. Редакция направила жалобы на комбинат. Ответ пришёл незамедлительно:
“Вопрос о попадании посторонних предметов в хлебобулочные изделия является повседневной работой парнийно-хозяйственной, профсоюзной и комсомольской организаций. Просев, сортовой муки ранее производился через ручное сито, в настоящее время производитм через бурат, в котром установлены подковообразные магниты.
Администрация хлебокомбината просит вас при поступлении сигналов ставить комбинат в известность.
Главный инженер комбината Булова”.
Так творческая мысль тов. Буловой родила стройную, хорошо слаженную систему: покупатели извлекают из булок морскую гальку и сигнализируют в районную газету, то ставит в известность комбинат, а партийно-хозяйственная, профсоюзная и комсомольская организации, сплотившись вокруг бурата, бодро обсуждают “вопрос о попадании посторонних предметов”.
Но не будем дальше перечислять факты. И приведенного достаточно, чтобы получить представление, что пишут самодеятельные авторы в то время, когда молчит профессиональная муза. И о том, что оная муза не может, не имеет права молчать!
В самом деле, почему мы примерились с нигилистическим отношением к хлебу, являющемуся, по удачному выражению коллектива авторов Бийской селекционной станции, насущнейшим продуктом? Один не любит мясной пищи, другой-рыбной, третьего бросает в дрожь при виде манной каши, но все трое не мыслят себя дня без хлеба. С него день начинается - им и заканчивается. И разве нельзя сделать, чтобы у каждого человека, где бы он ни находился, всегда был под рукой хлеб, такой, какого ему хочется? Например, свежая, ещё тёплая булочка к утреннему кофе или хрустящий хлебец к обеденному борщу и опять, свежая, тёплая сдоба к вечернему чаю? Разве этого трудно достичь в любом городе, любом посёлке? И чтобы всюду булочная являла собой образец чистоты, культуры.
Приходилось ли вам наблюдать, как иной раз “расправляются” с хлебом в некоторых булочных, как его швыряют, тискают, мнут? Не правда ли, такая картина создаёт впечатление, что ты находишься не в булочной, а на дровяном складе? И не от этой ли неправомерной аналогии родилось скверное словцо “буханка”, вероятно по торжеству с выражением “бухать”, “шмакать”. И забыт точный термин “хлеб” по отношению к одному конкретному изделию, а “хлебы” – ко многим. У нас нет бережливого отношения к хлебу.
Когда-то в стародавние времена ребёнку, пытавшемуся бросить на землю недоеденную корку, говорили: - Нельзя, это великий грех.
А попробуйте вы пожурить нынешних девушек в какой-нибудь общественной столовой, когда они выбрасывают на помойку остатки хлеба целыми килограммами! Обязательно услышите в ответ: - Это раньше считалось грехом, а теперь мы все атеисты.
Ещё до войны в столовых из остатков хлеба делали квас и подавали его в красивых кувшинах обедающим, получая за это с каждого лишние две-три копейки. Сейчас кваса в столовых не делают: хлопот много, а на “вал” не накручивается.
До войны и в первые послевоенные годы во многих районах Москвы продавали горячие бублики. Румяные, аппетитные, прямо с пода. Но вместе с расширением столицы сужалась сеть бубличных. Сейчас, кажется, осталась одна – в зоопарке, если не закрыли и её, как “не соответствующую основному профилю предприятия”.
Может быть, некоторые читатели помнят, как в только что открывшихся у нас специализированных магазинах “Мясо” торговали горячими мясными пирожками? Какая это была вкусная еда! Сейчас тоже торгуют мясными пирожками. Даже на улицах. Но, боже, что за начинка! А тесто! Ведь именно из такого материала Ярославский шинный завод выпускает автопокрышки, которые свободно выдерживают сто тысяч километров пробега.
Читающая публика разная. Дойдя до этого места, иной деятель хлебопекарной индустрии может сказать: - Ну, стоит ли в наши дни вспоминать ветхий завет! Посмотрите лучше наши хлебозаводы и булочные автоматы, полистайте лучше наши прейскуранты. Здесь больше трёхсот наименований!
Стоит! У нас в стране хлеб самый дешёвый. И мы имеем в виду не просто изделий вообще, а несколько, и опять-таки самых дешёвых, которые пользуются спросом. И они должны быть отличного качества. Заводы-гиганты необходимы нам в больших городах. Но разработан ли тип экономичного микрозавода, который обслуживал бы один посёлок или несколько деревень? А ведь у нас есть научно-исследовательский институт хлебопекарной промышленности, и, вероятно, не один.
А кто готовит у нас пекарей? Помнится, на маленьком рыбзаводе в дельте Волги работала тётя Саша, простая русская женщина из Калуги. Она не была ударницей, её портрет не красовался на доске почёта. Но все рабочие, и старые, и молодые, встретив тётю Сашу, уважительно с ней здоровались. Потому что тётя Саша пекла для них хлебы. Чудесные, ароматные хлебы!
Конечно, с современной точки зрения, тётя Саша была глубоко отсталой: она месила тесто руками. Но эту “отсталость” отмечала одна немаловажная черта: тётя Саша проводила бессонные ночи у своего теста из-за желания доставить людям радость. Учат ли этому будущих технологов на хлебопекарных отделениях наших пищевых вузов?
Мы отлично знаем всех наших главных творцов авиационной техники. Знаем всех главных исполнительниц роли девушки с гитарой. И главных форвардов. Но кто назовёт имя главного хлебопёка в нашей самой хлебной державе? Имя человека, проникшего во все тайны янтарного пшеничного зерна, в котором чудесным образом аккумулировались и энергия солнца, и живительные соки земли, и благородный труд человека.
Здесь мы снова подходим к вопросу о музах. Легкокрылые, полно вам резвиться в заоблачных высях! Спуститесь на землю. И воспойте героев, ныне скромных и малозаметных. Героев, которые доставляют людям радость изделием рук и души своей – хлебом насущным.
М. Семёнов
Метаморфоза
Построен новый был вокзал, и при его открытии
Оркестр весёлый марш играл, в честь важного события.
Торжествовали не спроста, тут было чем гордиться:
Не здание, а красота, а в нём такая чистота, что можно подивиться!
Любая комната светла, и в люстрах луч играет,
И стены, словно зеркала, те люстры отражают.
А главный зал – огромный зал – при ярком освещении
У пассажиров вызывал восторг и восхищение…
И вот начальник держит речь: - Даём сегодня слово:
Мы будем наш вокзал беречь, он вечно будет новым…
Промчались вьюги. А весной – увы, метаморфоза!
Совсем вокзала не узнать. Какие изменения?
На нём старения печать и знаки разрушения.
Печален, что не говори, невзрачен вид снаружи.
Ну, а внутри! Вокзал внутри ещё, пожалуй, хуже!
Не моют там и не метут, и пауки всё ткут и ткут,
Их сотня расплодилась, и пыль на люстрах, на стенах,
Как будто сразу сто нерях в вокзале поселилось.
В грязи погибла красота. Что было и что стало!...
А совесть-то у вас чиста, товарищ нач. вокзала?
Ал. Соболев
Госприживалка
Семнадцатого февраля, в годовщину смерти академика Пал Палыча, к воротам Новодевичьего кладбища – какая бы не стояла на дворе погода – подкатывает легковая машина. из неё выпархивает под траурной вуалеткой, в модной шубке молодая вдова академика Нина Ивановна. За ней бодрым шажком семенит муж вдовы Ян Давидович Княжицкий, солидный, как и положено хозяйственнику, представительный, в прекрасном ратиновом пальто и пыжиковой шапке. В руках у него букет живых цветов, доставленных с юга знакомым лётчиком.
Супруги проходят заснеженными тропинками и останавливаются у белого мраморного надгробья. Нина Ивановна, только что оживлённо беседующая с мужем о каких-то пустяках, умолкает. Её лицо неузнаваемо преображается и соответственно моменту выражает безысходное горе. Она силится выдавить слезу, впрочем, осторожно, чтобы не смыть тушь с ресниц.
Ян Давидович протягивает жене букет. Нина Ивановна в торжественном молчании возлагает цветы на могилу как знак признательности покойному мужу: она очень многим ему обязана!
…Дочь скромного московского парикмахера, Нина Деева окончила после десятилетки педагогические курсы иностранных языков и вскоре вышла замуж за лейтенанта-пограничника. Однако жизнь на далёкой заставе её не прельстила, она предпочла остаться в шумной и весёлой Москве, уверенная, что всё у неё впереди. И она не ошиблась.
Судьба её решилась девять лет назад, после случайной встречи в театральном буфете. Верно, она годилась академику Пал Палычу в дочери. Но из-за такой мелочи терять интересное и многообещающее знакомство? Никогда! Нина Ивановна обнаружила удивительное совпадение: она соломенная вдовушка, а Пал Палыч настоящий вдовец. Каким-то шестым, внеплановым чувством она почуяла, что рядом, совсем близко трепещет крыльями сказочная жар-птица. Не упустить бы! Иначе придётся прозябать на лейтенантском аттестате и довольно скромном заработке начинающей преподавательницы английского языка.
Через сорок дней после знакомства Нина Ивановна явилась в дом Пал Палыча на день рождения его шестилетней дочурки Тасеньки. Явилась в невзрачном пальто с маленьким чемоданчиком, где лежали ученические тетради. Просторная квартира, дорогая мебель, шестилетняя Тасенька, довнерчиво прильнувшая к ней, - всё очень понравилось. До того понравилось, что Нина Ивановна тут же начисто вытравила из сердца мужа-лейтенанта и больше уже не покидала известного академика.
Медовый месяц длился немногим больше месяца. Пал Палыч тяжело заболел. Сложная операция не принесла облегчения. Больного неотступно преследовала мысль: что будет с дочерью? Бабушка – мать Пал Палыча – стара, часто хворает, няня едва ли заменит родителей.
Нина Ивановна чутким сердцем разгадала тревоги Пал Палыча и заявила, что ради Тосеньки готова на всё, готова даже удочерить её. Благородный порыв молодой женщины, давшей клятву отказаться от личной жизни во имя счастья чужого ребёнка, глубоко тронул Пал Палыча. Он охотно дал согласие на то, чтобы приёмная мать его дочери носила его фамилию. Впоследствии в своём завещании он записал: “Я умираю спокойный за Тасеньку. Рядом с ней будет Нина Ивановна. Она педагог и найдёт ключ к сердцу ребёнка…”
Препоны, возникшие на пути к браку Нины Ивановны и Пал Палыча, были устранены. Скоростным методом Нина Ивановна заочно оформила развод с мужем-лейтенантом. И столь же быстро зарегистрировала брак с обречённым на смерть академиком. Она торопилась. Ещё бы! Чуть промедлишь – останешься пр пиковом интересе…
Заветная цель достигнута! Теперь молодая супруга развернула во всю скрытые резервы своего разностороннего дарования. Пока муж вёл в больнице неравный поединок со смертью, жена порхала по магазинам, портнихам, косметичкам, покупала мебель, драгоценности и, разумеется, получала по доверенности Пал Палыча деньги. Эти поручения она выполняла особенно ретиво и получала деньги раньше срока, опасаясь, как бы вдруг доверенность не утратила силы…
Недуг прогрессировал. Пал Палыча привезли домой. он умирал мучительно и страшно. За ним, не зная отдыха, ухаживала мать-старушка, няня и медицинские сёстры из академической больницы. А молодая жена?
“С больным сидеть, и день и ночь, не отходя ни шагу прочь”, было не в её характере. Почесть больному книгу, газету, помочь приподнять грузное тело Пал Палыча, чтобы поправить постель, уложить его поудобнее, - всё это было не по нраву здоровой, цветущей женщине. Она то внезапно заболевала ангиной и не подходила к мужу (как бы не заразить!), то занятая уроками в школе всего восемь часов в неделю, возвращалась домой далеко за полночь.
Продолжение в следующем номере. ......
