1. Если в поэзии нет мысли, то есть ответа на вопрос «Во имя какой идеи всё это написано?», или более просто и откровенно — «Ты что сказать-то хотел?», то поэтическое произведение в лучшем для него случае — только стиховые запчасти, которые можно так или иначе пристроить к несуществующему пока поэтическому целому, в каковом целом они и заработают, и начнут выполнять свою функцию — выражать идею.
Поэзия отнюдь не чужда мысли, тем более — идее. Более того, без идеи поэзия — только археологическо-поэтические раскопки слов и выражений, причём на начальной стадии археологической разведки и первого входа заступа в земную то ли мякоть, то ли твердь. Уже с раскопками Кносского дворца на Крите сэром Артуром Джоном Эвансом поэзия науки превращается в идейное дело, в стихотворчество мысли, заботящейся о целом. Поэзия без идеи находит себе аналогию в деятельности Иоганна Людвига Генриха Юлия Шлимана, ориентированного, подобно всякому варвару, на золото, золото Трои, которое потом носила его жена София Шлиман (урождённая Энгестромену) в качестве украшений своей тщеславной плоти.
2. Если в идее и в её самосознании, то есть мысли, нет поэтической выразительности, идея остаётся со своим свиным рылом в калашном ряду, максимум, что остаётся на её долю — её серая невыразительность, неуместность её текущего бытия и никчёмность инструментальная. Примерно, как шарику из подшипника стремиться быть иглой. И сталь позволяет, и желание имеется, а выразительность игольных форм у шарика — к шубе не пришей рукав.
Идея без выражения — это мир как воля без представления.
3. И если поэзия без идеи и без мысли есть нечто, пусть и нечто запчастичное и заранее ущербное, то идея, мысль без выражения — лишь испустившая дух идейная потуга, пустое тщание без предметной тщательности, некий морок, сберегаемый втуне.
Поэзия без идеи — нечто, идея без поэзии — ничто.
2023.06.01.