Ведьма-Самойлиха умерла под утро.
Умирала страшно – металась по кровати, мычала что-то непослушным ртом, хваталась за горло здоровой левой рукой, потом вдруг начинала стучать по тумбочке, роняя многочисленные свои склянки. Дежурная медсестра то ли спала на посту, то ли надоела ей беспокойная восьмая палата хуже горькой редьки, теперь этого, конечно, не допытаешься. Теперь эта Ленка стоит на своем твердо: как только услышала сигнал, сразу и прибежала, да только сделать уже ничего не успела. И пойди ее проверь! Старухи, что вместе с Самойлихой лежали, как сговорившись, в маразм впали: не помню, не знаю. То все замечали, чего и не надо даже, а то обе разом обеспамятовали. Хотя, их тоже понять можно. Им этой Ленке и дальше под уколы подставляться, ссориться с ней не резон. Врач-то на обход пришел, про самочувствие спросил, и нет его. А Ленка вот она, рядом. Случись чего, к ней и кинешься за помощью. А Самойлиха, царство ей небесное, всех достать успела, не только медсестер. Так что неизвестно еще, кто там промедлил? Может, Ленка и в самом деле вовремя прибежала, а соседки как раз не торопились на кнопку жать.
Теть-Маша ловко скрутила в узел постельное, скатала валиком матрас, обнажив продавленную сетку кровати с подложенными для твердости досками. Старухи таращились на нее из своих углов не то испуганно, не то с усталым любопытством. Разбирать было некогда, нужно убрать Самойлихино место побыстрее, чтобы разоренным видом своим оно не напоминало о произошедшем. Хоть и ясно было, что недолго бабке оставалось, а все же в любой смерти, даже ожидаемой, мало приятного. Теть-Маша открыла тумбочку и сгребла Самойлихино барахлишко в большой пакет из супермаркета, оказавшийся очень кстати на нижней полке. Туда же сунула полотенце, по виду домашнее, висевшее на «ножной» спинке кровати, кружку с тумбочки и лежавшую там же упаковку но-шпы. Как кружка удержалась на тумбочке, непонятно. Самойлиха колотила по ней, когда билась в агонии, и пол вокруг кровати был щедро засыпан какими-то бумажками и упаковками от лекарств – пустыми и не очень. Бумажки Теть-Маша, аккуратно расправив, сложила в маленький пакетик и затолкала к остальным вещам, пусть родня уж сами разбираются, какие нужные, а какие выбросить надо. Таблетки сгребла в кучу (пришлось из-под кровати даже доставать, но тут уж она не церемонилась – веником вымела, да и вся недолга) и стала сортировать, что на выброс, а что родне отдать, когда придут.
Сколько же всяких пилюлек у Самойлихи было! На каждую болячку по пять лекарств. От чего только не лечилась покойница, а все равно смерть не обманешь. Да и на что тут надеяться-то было, если разобраться? Второй инсульт пережила кое-как, еле-еле одной рукой шевелила, да мычала непонятно, так еще и почечная недостаточность прицепилась, да язва, да холецистит… Весь ливер больной был у бабки – тут уж пей таблетки, не пей, толку мало.
Теть-Маша споро сортировала весь этот лекарственный мусор. Там, где оставалось по одной-две таблетки, она тоже выбрасывала, не жалела. Задержалась на минутку только на одной баночке. Написано все было не по-русски, а внутри с десяток, может, капсул оставалось всего. Яркие такие капсулки, одна половина желтая, а вторая оранжевая. Красивые, как игрушки. Вот иностранцы даже лекарства делают такие, что от одного вида радостно. А на наши глянешь, и ничего хорошего от лечения не ждешь. Теть-Маша покрутила баночку в руках, сомневаясь. Капсулок-то совсем мало осталось. Если ерунда какая, витамины, то можно и не отдавать родственникам, не велик убыток. А если лекарство дорогое, дефицитное, так лучше отдать от греха подальше, а то как бы скандал не подняли. Так ни на что и не решившись, она положила баночку в карман халата. Родственники ведь не прямо сейчас придут за вещами. Пока с врачом лечащим поговорят, а это после обхода только, пока выписку возьмут, да поплачут, может. А она к тому времени узнает, что это за лекарство такое, да и решит, как с ним дальше быть.
Оттащив пакеты с вещами к кастелянше, Теть-Маша пошла прямиком на пост, где Ленка раскладывала утренние лекарства. Выглядела медсестра хмурой и невыспавшейся. Теть-Маше кивнула, но ничего не спросила, молча вскрывала упаковки с таблетками и раскладывала по маленьким прозрачным стаканчикам, мельком сверяясь со списком на столе.
- Ленок, погляди, что за пилюльки? От чего они?
Ленка взяла баночку, покрутила, вчиталась там как-то в мелкий текст. А может, просто вид делала, что читает, цену себе набивала.
- Тадифен*. Обезболивающее.
- Хорошее?
- А как же! Импортное, качественное очень. Побочных эффектов почти нет, а боль снимает хорошо. Для наших почечников самое лучшее. Только дорого очень, не всем по карману. Так что, наши анальгин пьют да но-шпу. Как говорится, чем богаты. А ты где взяла-то его?
- Да у Самойловой под кроватью валялось. Там осталось всего ничего, я и подумала, отдавать родне или уж не надо?
- Лучше отдать, - сказала Ленка, подумав. – Лекарство дорогое, еще скажут, что украли. Не связывайся, ну их. С богатыми лучше не связываться.
- Да разве Самойлова богатая была? По ней и не скажешь.
- Она, может, и не богатая. А родственники, видишь, не жалели денег на лекарства. Толку только нет. Если больной неизлечим, то никакое лекарство не спасет. Только зря мучили бабку. Чего мучить-то человека, если все равно надежды нет?
Теть-Маша пожала плечами и спрятала баночку с Тадифеном в карман. Ладно, отдаст она его. А то, и правда, скандал поднимут, раз такое замечательное лекарство. Тем более обезболивающее любому может сгодиться.
***
С родственниками умерших больных доктор Белов разговаривать не любил. Не то, чтобы виноватым себя чувствовал, нет. Но вот появлялось при общении какое-то гаденькое чувство, что оправдывается, старается побыстрее рассказать про все причины, приведшие к такому печальному финалу, лебезит и в конце концов готов уже признать, что да, виноват. Что убийца в белом халате, и что земля должна гореть под ногами. Все, что угодно готов признать, лишь бы родственники ушли поскорее. Без них он страдал на полную катушку, не притворяясь и не играя на публику. Всех своих умерших в отделении больных Юрий Владимирович Белов помнил прекрасно, о каждом переживал подолгу, казнил себя за неправильное лечение, а чаще всего за собственное бессилие перед законами природы. А вот при родственниках не мог показать эту свою скорбь и переживания. Смотрел поверх голов, выдавал скороговоркой анамнез и мечтал, чтобы ушли поскорее, раз все равно уже ничем не помочь, а уж тем более, разговорами.
Смерть больной Самойловой не стала для него неожиданной. Организм был порядком изношен, да и два инсульта, случившиеся почти подряд, надежд не оставляли. Но слишком уж скоропостижно скончалась больная, как-то вдруг. Хотя, после двух инсультов ничего не бывает вдруг.
Сейчас напротив него сидела женщина лет шестидесяти, а чуть в стороне, у окна, вторая, помоложе, лет тридцати пяти. Первая была дочерью покойной, вторая – внучкой. А между собой они, вроде, тетка и племянница, Белов не вникал особенно. (Была еще третья внучка, но та в ординаторскую заходить не стала, сразу пошла забирать вещи). Старшая слушала его внимательно, даже слишком внимательно, чем раздражала невероятно – он понимал, что быстро от нее отделаться не выйдет. А молодая смотрела в окно равнодушным взглядом. Солнечный луч падал ей прямо на щеку, и она жмурилась лениво, но положения тела не меняла. Застыла в одной позе и сидела с отсутствующим видом.
- Доктор, а когда тело можно забрать? – прервала его вдруг посетительница. – У нас уже все готово для похорон, нам бы побыстрее.
- А куда вы торопитесь? – не понял Белов. – Или у вас религия так велит?
- Да какая там религия, - махнула рукой родственница. – Просто все готово, так чего тянуть-то? Сегодня пятница, так завтра бы и похоронили, воскресенье поболели, а в понедельник на работу. А то нам ведь на работу всем, так чтобы не отпрашиваться, а?
- Завтра никак не получится. Надо еще вскрытие делать, а тут выходные… В понедельник, думаю, можете забрать вашу бабушку.
Белов поднялся из-за стола, давая понять, что беседа окончена. И чего он, дурак, столько распинался? Плевать им на его терзания и чувство вины – им бы похоронить поскорее, чтобы с работы не отпрашиваться.
- Ой, доктор, а нельзя без вскрытия? Чего ее вскрывать-то? И так ведь все ясно.
- Вам, может, и ясно. А нам заключение писать.
- Да какое заключение, вы что? – не отставала настырная родственница. – Чего там писать-то? Бабушка старая, почти парализованная, да еще больная насквозь. Какое там может быть заключение? Мы же не в претензии, не подумайте. Мы все понимаем.
Не в претензии они. Только претензий ваших не хватало для полного счастья. Белов махнул рукой и согласился:
-Ладно, постараюсь, чтобы отдали сегодня. Попробуем без вскрытия обойтись, там, действительно, все ясно. Позвоните к вечеру ближе, часиков в пять.
***
У заведующего в кабинете было накурено, и Белов невольно поморщился. Как Лев Палыч сидит в своей каморке, тут же топор можно вешать? Юрий Владимирович сел к столу, стараясь дышать пореже, и сказал будничным тоном, словно не разрешения у начальства спрашивал, а ставил перед фактом:
- Родственники Самойловой отказались от вскрытия, хотят забрать тело уже сегодня. Я распоряжусь, чтобы отдали без проволочек.
- Ты погоди распоряжаться, - встрепенулся Лев Палыч. – Это какая Самойлова?
- Да старушка сегодня ночью умерла. Семьдесят девять лет. Там, кроме почечной недостаточности, еще букет. Какая разница, от чего она в конце концов умерла?
- Тебе, может, и нет разницы, а проверяльщикам разным очень даже есть. Сейчас, после скандала во второй городской, вообще надо тише воды быть. Не дай бог, кто заподозрит, что ты нарочно бабку залечил, не отпишемся потом.
- Да чего там нарочно залечивать-то было? – не выдержал Белов. – Бабка и так уже лишнего пожила. Она же после инсульта бревном лежала, одна рука еле-еле работала. Мучили человека только. Там, кроме почек и язвы обострившейся, еще и пролежни появились. Сколько ее можно было лекарствами пичкать? Вот всем же лучше от того, что померла. И ей самой в первую очередь.
- Сдурел ты?! – Лев Палыч затравлено глянул на дверь и выразительно постучал себя по лбу. – Даже слов чтобы таких не произносил! «Всем лучше, а ей лучше всех». Только эвтаназии нам тут не хватало. Тоже мне, Доктор Смерть нашелся!
- Да при чем тут эвтаназия-то?
- При том! При том, что кампания у нас очередная по борьбе. Брякнул какой-то дурень, вот вроде тебя, что некоторым больным гуманнее умереть дать, и понеслось. Еще и не убили никого, а уже подозревают всех подряд.
Зав. отделением вытер вспотевшее лицо платком, высморкался и сказал твердо:
- Вскрытие делать будем обязательно. Раз положено, значит, будет вскрытие. Потерпят родственники пару дней, ничего.
* * *
В понедельник Белов на работу опоздал. Не доезжая до больницы каких-то пару кварталов, встрял в грандиозную пробку. Сначала нервничал, пытался разглядеть причину непонятного столпотворения, даже порывался бросить машину и идти до больницы пешком. Потом вдруг как-то разом успокоился, устал волноваться, двигался, как все, в час по чайной ложке, пока не добрался, наконец, до причины – столкнувшихся разом четырех машин, перегородивших три полосы из четырех. Одна из пострадавших машин была «Скорой помощью», и это обстоятельство почему-то особенно задело Юрия Владимировича, царапнуло по сердцу, впрочем, быстро уступив другим мыслям, более насущным и животрепещущим.
В отделение он почти вбежал, стараясь ни с кем не встречаться даже взглядом.
Дежурная медсестра при виде его порывисто встала и сказала, глядя настороженно-любопытно:
- Вас Лев Палыч искал. Велел, как только появитесь, сразу к нему зайти.
Белов кивнул и пошел сразу к начальству, даже сумку в ординаторскую не забросил.
В кабинет он входил, внутренне готовый к разносу – любил Лев Палыч иногда побороться за трудовую дисциплину. Особенно сейчас, когда после случая во второй городской Горздрав затеял проверки всего подряд.
В кабинете, кроме зав. отделением, сидел еще какой-то мужик. Невзрачный и незапоминающийся. Лет сорока, с лицом, в котором памяти не за что было зацепиться, с редкими волосами неопределенного цвета, в среднестатистических джинсах и пиджаке – никакой, будто по основному шаблону деланный. На «проверяльщика» он был не похож, не было в нем чиновной самоуверенности, а для родственника еще рановато, прием родных и близких у заведующего с часу. Мужик поднялся навстречу Белову и быстро разрешил его сомнения, сунув почти в лицо раскрытое удостоверение.
Через несколько минут, совершенно ошалевший от свалившихся на него новостей, Юрий Владимирович сидел с краю стола, словно нашкодивший пацан в кабинете завуча, и отвечал на стандартные пока вопросы. Посетитель, представившийся капитаном Вепревым, подбирался к нему не торопясь, как кот к добыче. Заключение патологоанатома он не стал прятать, и Белов все время видел это заключение, пробегал глазами строчки, хотя запомнил наизусть с первого раза. Согласно этому заключению, пациентка Самойлова А. И. семидесяти девяти лет скончалась не вследствие своих многочисленных болезней, а от отравления цианидом. Просто и доходчиво. Как в дешевом романе.
- А где она взяла цианид? – спросил Белов растерянно, ни к кому конкретному не обращаясь.
- А вот это мы и пытаемся выяснить, - сказал Вепрев медленно и ласково, как умственно-отсталому. – Расскажите-ка мне, доктор, только по возможности простым человеческим языком, без этой вашей латыни, какое лечение проводилось Самойловой, и какие результаты можно было ждать?
- Про лечение без латыни не получится, - огрызнулся неожиданно для себя самого Белов. – А результаты ожидались самые печальные. Полностью вылечить Самойлову было невозможно, мы могли только продлить немного ее существование. Не самое приятное, смею заметить.
- Это как? Сильно мучилась покойница?
Белов кивнул, и капитан продолжил с довольным видом:
- Вылечить, значит, ее было нельзя, можно было только продлить страдания. Или разом эти страдания прекратить, а Юрий Владимирович? Одним махом, так сказать.
- Вы меня, что ли, подозреваете? – догадался наконец Белов. – Вы в своем уме вообще? Я врач!
- Да никто не спорит, что вы врач. Именно потому, что врач, лучше всех знали, что лечить Самойлову смысла не было. Не проще ли разом все прекратить, а?
- Если бы я хотел, как вы выражаетесь, все разом прекратить, я бы нашел другой способ, не такой откровенный. Что будет смертельно для организма моей больной я знал, все же, получше многих. И уж точно не стал бы травить ее ядом, который любое вскрытие покажет.
- Так против вскрытия вы как раз и возражали, - напомнил Вепрев, оглянувшись за подтверждением на зав. отделением. Тот ссутулился еще больше и виновато посмотрел на Белова.
- Может, вы меня тогда арестуете, раз все уже для себя решили?
- Надо будет, арестую, - пообещал Вепрев ласково.
Продолжение следует...
*Лекарства "Тадифен" не существует. Название придумано автором. Любые лекарственные препараты должны приниматься только по назначению врача.
Другие мои рассказы можно почитать здесь:
ПОДПИШИТЕСЬ, чтобы не пропустить продолжение.