Я не знаю, как долго это продолжалось; мне показалось, что это длилось очень, очень долго, - я сидел неподвижно, охваченный своим отчаянием, когда я услышал нежный и тихий голос, зовущий меня, - голос моей возлюбленной, - и я почувствовал принуждение встать и последовать за этим голосом, пока он не приведёт меня к ней. И, когда я поднялся, чтобы идти, нить, которая меня связывала, казалось, всё тянулась и тянулась, пока я почти не перестал чувствовать её давления, и меня тянуло всё дальше и дальше, пока, наконец, я не очутился в комнате, которую я едва различал даже в темноте, которая теперь окружала меня всегда и уже стала привычна моим глазам. Это был дом моей возлюбленной, и в этой комнате я провёл ах! столько мирных счастливых часов в то время, которое, казалось, теперь отделяло меня от другого меня, такой широкой и ужасной пропастью. Она сидела за столиком с листом бумаги перед ней и карандашом в руке. Она все время повторяла мое имя и говорила: “Дражайший из друзей, если мёртвые когда-либо возвращаются, вернитесь ко мне и попытайтесь заставить меня написать несколько слов от вас, пусть даже лишь “да” или “нет” в ответ на мои вопросы.” Впервые с тех пор, как я умер, я увидел её со слабой улыбкой на губах и взглядом надежды и ожидания в этих дорогих глазах, которые были так тяжелы от слёз обо мне. Милое лицо было таким бледным и печальным от горя, что я почувствовал — ах! что я чувствовал — сладость любви, которую она мне подарила и на которую теперь меньше, чем когда-либо, я смею надеяться.
Потом я увидел рядом с ней еще три фигуры, но я знал, что это были духи, однако, столь непохожие на меня самого: эти духи были яркими, лучезарными, так что я не мог смотреть на них — это зрелище, казалось, обжигало мне глаза, как огнём. Все трое были мужскими формами, один из них был мужчиной, высоким, спокойным, смотревшим с достоинством, который склонился над ней, чтобы защитить её, словно её Ангел-Хранитель. Рядом с ним стояли двое белокурых молодых людей, в которых я сразу узнал тех братьев, о которых она так часто говорила мне. Они умерли, когда перед ними, казалось, была открыта ещё вся юность со всеми её радостями, и память о них хранилась в её сердце, как о тех, кто теперь был ангелами. Я отпрянул назад, потому что почувствовал, что они видят меня, и попытался прикрыть свое изуродованное лицо и фигуру темной мантией, которую носил. Тогда пробудилась моя гордость, и я сказал: “Не сама ли она позвала меня, и я пришел, не вольна ли она быть вершительницей моей судьбы? Неужто ни великие дела, ни тяжелый труд впредь не позволит ничего изменить? Неужели за гробовой доской нет никакой надежды?” И голос, тот самый голос, который я прежде слышал у своей могилы, ответил мне: “Сын скорби, неужели нет надежды на земле для тех, кто грешит? И кто прощения ищет? Разве даже человек не прощает обидевшего его грешника, если в грехе раскаиваются и просят прощения? И будет ли Бог менее милостив, менее справедлив? Сожалеешь ли ты теперь? Исследуй свое сердце и увидишь как оно есть, или это говорит твоё страдание и желание от него освободиться? Сожалеешь ли ты о себе или о тех, кого ты обидел? И я знал, когда он говорил, что я не каялся — я только страдал, я только любил и тосковал.
Тогда снова заговорила моя возлюбленная и спросила меня - был ли я рядом и мог ли её услышать, пока она пытается написать хоть одно слово своей рукой, чтобы могла знать, что я всё ещё жив, всё ещё думаю о ней. Мое сердце, казалось, подскочило к горлу и задохнулось от её голоса, и я приблизился, чтобы попробовать, смогу ли я пошевелить её рукой, смогу ли я хотя бы коснуться её. Но высокий дух встал между нами, и я был вынужден отступить. Затем он заговорил и сказал: “Передай мне свои слова, и я помогу её руке записать их для тебя; ради неё и из-за её любви к тебе».
Огромная волна радости нахлынула на меня при его словах, и я хотел было взять его руку и поцеловать её, но не смог. Моя рука, казалось, была опалена его сиянием, прежде чем я смог коснуться его, и я склонился перед ним, потому что подумал, что это, должно быть, один из ангелов. Моя возлюбленная заговорила вновь и произнесла: “ Здесь ли вы, мой милый друг?” Я ответил: “Да”, и увидел, как дух положил руку поверх её руки, и когда он это сделал, её рука написала слово “да”. Медленно и неуверенно она двигалась, как ребенок, учащийся писать. Ах! как она улыбнулась и снова задала мне вопрос, и, как прежде, её собственная рука провела мой ответ. Она спросила меня, не может ли она что-нибудь сделать для меня, нет ли моего желания, которое она могла бы помочь мне осуществить? Я сказал, — “Нет! Не сейчас. Лучше мне уйти и не мучить больше вас своим присутствием. Я бы дал вам шанс забыть обо мне сей час.” Мое сердце так сжималось, пока я говорил, так горько; и ах! как сладок был для меня её ответ, как тронуло мою душу, когда она сказала:
"Не говорите мне этого, ибо я всегда буду вашим самым верным, самым дорогим другом, каким я была в прошлом, и с тех пор, как вы умерли, моей единственной мыслью было желание найти вас и снова поговорить с вами”. И я ответил, взывая к ней: “Это было и мое единственное желание”, - Ибо куда б я за ней не пошел? Что бы я не сделал для неё? - Тогда светлый дух сказал, что она не должна больше писать этой ночью. И он заставил её руку написать и это и сказал, что она должна идти отдыхать.
Я почувствовал, что меня вновь тянет назад к моей могиле и к моему земному телу на тёмном кладбище. Но уже не к тому же безнадежному чувству упадка. Несмотря ни на что, в моем сердце зажглась искра надежды, и я знал, что снова увижу её и поговорю с ней. Но теперь я обнаружил, что я был там не один; те два духа, которые были её братьями, последовали за мной и теперь заговорили.
Не передам всего, что они сказали. Достаточно сказать, что они указали мне, как широка теперь пропасть между их сестрой и мной, и спросили, хочу ли я своим темным присутствием омрачать всю её молодую жизнь. Если я оставлю её сейчас, она со временем забудет меня, и будет помнить разве что как человека, который был ей близким другом. Она всегда могла с нежностью вернуться к памяти обо мне, и, конечно, если бы я любил её по-настоящему, я не хотел бы сделать всю её молодую жизнь одинокой и заброшенной ради себя. Я ответил, что люблю её и никогда не вынесу того, чтобы оставить её, никогда не вынесу мысли о том, чтобы кто-то ещё любил ее так, как я. Затем они заговорили обо мне и моем прошлом и спросили, могу ли я или осмелюсь ли я подумать о том, чтобы связать себя с её чистой жизнью, даже в той туманной форме, на которую я все ещё надеялся? Как я мог надеяться, что когда она умрет, я встречу её? Она принадлежала к светлой сфере, в которую я ещё долго не мог надеяться подняться, и не лучше и благороднее было бы, по отношению к ней, оставить её в покое, и дать ей забыть меня и обрести то счастье в жизни, которое ещё могло быть быть данным ей, а не пытаться сохранить любовь, которая может принести ей только горе?
Я сказал невнятно: я думал, она любит меня. Они сказали, - “Да, она любит вас так, как образ, который она сама, в своей невинности, нарисовала и идеализировала в своем воображении. Как вы думаете, если бы она знала всю вашу историю, полюбила бы она вас? Не отшатнулась бы ли она от вас в ужасе? Скажите ей правду, предоставьте ей выбор свободы от вашего присутствия, и вы сыграете более благородную роль, проявив искреннюю любовь, нежели обманывая её и пытаясь связать её с существом, подобным себе. Если вы действительно любите её, подумайте о ней и её счастье и о том, что принесет его, — не только о себе”.
Тогда надежда во мне угасла, и я склонил голову в прах в стыде и агонии, ибо знал, что я гнусный и ни в чем не годен для неё, и я видел как в зеркале, что её жизнь еще может быть освобождена от моего присутствия она могла бы познать счастье ещё с другим, более достойным, чем был я, а своей любовью только погрузил бы её в печаль вместе с собой. Впервые в жизни я поставил счастье другого человека выше своего собственного, и так как я так любил её и хотел, чтобы она была счастлива, я сказал им: “Да будет так, скажите ей правду, и пусть она скажет мне одно доброе слово на прощание, и я уйду от неё и не буду больше омрачать её жизнь своей тенью”.
Итак, мы вернулись к ней, и я увидел, как она спала, измученная своей тоской по мне. Я умолял, чтобы они позволили мне подарить ей один поцелуй, первый и последний в моей жизни. Но они сказали, что нет, это невозможно, потому что моё прикосновение навсегда оборвет нить, удерживающую её до сих пор к жизни. Затем они разбудили её и заставили записать свои слова, а я стоял и слышал, как каждое слово всё крепче забивает крышку моего гроба, в котором они хоронили мою последнюю надежду навеки. Она, как во сне, писала, пока, наконец, не была рассказана вся позорная история моей жизни, и мне оставалось только сказать ей самому, что между нами все навеки кончилось, и она свободна от моего греховного присутствия и моей эгоистичной любви. Я попрощался с ней. Как капли крови, вырванные из моего сердца, были эти слова, и, как лёд, они упали на её сердце и раздавили его. Тогда я повернулся и ушел от неё - как, я не знаю, - но, когда я пошел, я почувствовал, что верёвка, которая связывала меня с моей могилой и моим земным телом, оборвалась, и я был свободен — свободен блуждать, где хочу — в совершенном одиночестве.
А что потом? Ах, я! пока я пишу слова, слезы благодарности снова наворачиваются на мои глаза, и я чуть не падаю духом, пытаясь написать их: затем она, которую мы считали такой слабой и нежной, что нам оставалось только решить за неё, — она позвала меня назад — со всей силой любви, против которой никто не смеет возражать, — звала меня обратно к ней. Она сказала, что никогда не сможет отказаться от меня, пока я люблю её. “Пусть твое прошлое будет таким, каким оно могло бы быть — пусть теперь ты погрузишься даже в самые глубокие глубины самого ада, я все равно буду любить тебя — все ещё буду стремиться следовать за тобой и требовать своего права — права моей любви — помогать, утешать и лелеять тебя, пока Бог в Своей милости не простит твое прошлое, и ты не воскреснешь вновь”. И тогда я сломался и заплакал так, как может плакать только сильный и гордый человек, чье сердце было скручено, изранено и ожесточено, а затем тронуто мягким нежным прикосновением любящей руки, пока слезы не придут ему на помощь.
Я вернулся к своей возлюбленной и встал на колени рядом с ней, и хотя они не позволили мне прикоснуться к ней, этот спокойный прекрасный дух, который был её хранителем, прошептал ей, что её молитва услышана и что она действительно должна привести меня обратно к Свету. И вот я оставил свою возлюбленную, и когда я удалялся, я увидел фигуру белого ангела, парящего над ней, чтобы дать ей силу и утешение, той, которая сама была моим ангелом света. Так я оставил её в компании духов и отправился бродить, пока её голос не позовет меня к себе вновь.
- * * * *
После короткого беспокойного сна, в который её погрузили эти светлые духи, моя дорогая проснулась на следующий день и пошла навестить одного доброго человека, которого она обнаружила, пытаясь найти способ, которым она могла бы добраться до меня даже за могилой. Если то, что ей рассказывали о людях, которых называли спиритуалистами, было правдой, то она надеялась с их помощью снова поговорить со мной и, по наущению тех, кто наблюдал за ней, разыскала этого человека, который был известный как Медиум - Целитель, и он сказал ей, что если она попробует, то и сама сможет записывать сообщения от так называемых мертвых. Но это я узнал позже. В то время я лишь чувствовал себя призванным голосом той, чья власть надо мной была велика, и, повинуясь ему, я обнаружил, что стою в пространстве, которое я мог смутно различать как маленькую комнату. Я говорю “смутно”, потому что всё вокруг ещё оставалось тёмным для меня, кроме того места, где свет вокруг моей ненаглядной сиял, как звезда, и слабо показывал то, что было рядом.
Именно к этому доброму человеку, о котором я говорю, она пошла, и её голос, говорящий с ним, привлек меня. Она рассказывала ему о том, что произошло прошлой ночью, и о том, как сильно она любит меня и как она охотно отдала бы всю свою жизнь, если бы этим она могла утешить меня и помочь мне. И этот человек сказал ей такие добрые слова — я от души благодарил и благодарю его за них. Он дал мне столько надежд. Он указал моей дорогой любви, что узы земного тела рвутся с его смертью, и я свободен любить её, и она свободна отвечать на эту любовь, что она сама лучше, чем кто-либо другой, могла бы воистину помочь возвысить меня, ибо её любовь дала бы мне утешение и надежду, как ничто другое, и ободрила бы мой путь покаяния. И она имела теперь полное право дать её, моя любовь к ней была такой чистой и истинной страстью, а её любовь ко мне была сильнее самой смерти, так как она преодолела её преграду. Он был так добр, этот человек, он помог мне поговорить с ней и объяснить многое, чего я не смог бы сделать прошлой ночью, когда мое сердце было так болезненно сжато и полно гордости. Он помог мне рассказать ей, какое оправдание было для меня в прошлом, хотя я и признал, что ничто не может по-настоящему оправдать наши грехи. Он позволил мне сказать ей, что, несмотря на всю несправедливость моего прошлого, она была для меня священной — настоящей любовью, которую я не дарил никому, кроме себя. Он утешил и укрепил её веру своей добротой, за которую я благословил его даже больше, чем за его помощь мне самому, и когда она, наконец, оставила его, я тоже отправился с ней в её дом, со светом надежды в обоих наших сердцах.
И когда мы добрались туда, я обнаружил, что те два брата по духу и другие люди, которым она была дорога, воздвигли новую преграду — невидимая стена окружила её, через которую я не мог пройти, и хотя я мог следовать за ней повсюду, я не мог приближаться к ней достаточно близко. Тогда я сказал себе, что вернусь к этому доброму человеку и посмотрю, поможет ли он мне. Мое желание, казалось, вернуло меня обратно, потому что вскоре я снова оказался там. Он сразу пришел в себя от моего присутствия, и как это ни странно, я обнаружил, что он может понять многое, хотя и не всё, что я сказал ему. Он уловил смысл того, что я хотел сказать, и рассказал мне многие вещи, которые я не буду приводить здесь, так как они касались только меня. Он уверял меня, что если бы я только был терпелив, то со временем всё могло наладиться, и хотя отношения могли бы возвести свою духовную стену вокруг моей любви, её воля всегда влекла бы меня через неё к ней, и ничто не могло бы отгородить её любовь от меня — никакие стены не могли бы сдержать этого. Если бы сейчас я устремился узнать больше о реальности духа и работать над собой, пропасть между нами исчезла бы. Утешившись, я оставил его и снова пошел прочь, сам не зная куда.
- * * * *
Теперь я начал смутно осознавать, что рядом со мной в темноте обитают другие существа, подобные мне, хотя я едва мог их видеть. Я был так потерян и одинок, что думал только о том, чтобы снова вернуться к своей могиле, так как это было самое знакомое мне место, и моя мысль, казалось, уносила меня назад, потому что вскоре я снова оказался там.
Цветы, которые принесла моя любовь, теперь увяли. Она не была там два дня с тех пор, как говорила со мной, она как будто забыла тело, которое лежало в земле, и для меня это было хорошо, и я бы так и поступил. Хорошо это было и для неё - забыть мертвое тело и думать только о живом духе. Но даже эти увядшие цветы говорили о её любви, и я попытался сорвать один, белую розу, чтобы унести с собой. Я обнаружил, что не могу поднять её, не могу ни в малейшей степени сдвинуть её — моя рука прошла сквозь неё, как если бы она была всего лишь отражением розы. Я подошел к тому месту, где у изголовья могилы стоял белый мраморный крест, и увидел там имена двух братьев моей возлюбленной. Тогда я понял, что она сделала в своей любви ко мне: она положила мое тело на покой рядом с теми, кого любила больше всего на свете. Моё сердце было так тронуто, что я снова заплакал, и мои слезы, как роса, омыли моё сердце и растопили его горечь.
Я был так одинок, что, наконец, встал и снова пошел прочь, блуждая среди других тёмных фигур, лишь немногие из которых оборачивались, чтобы посмотреть на меня; возможно, как и я, они едва видели. Вскоре, однако, рядом со мной прошли три тёмные фигуры, похожие на двух женщин и мужчину, затем повернулись и последовали за мной. Человек коснулся моей руки и сказал: “Куда ты идешь? Ты, конечно, только что перешёл на эту сторону, иначе бы ты не торопился; здесь никто не спешит, потому что мы все знаем, что нам предстоит блуждать в Вечности”, - и он рассмеялся смехом, таким холодным и резким, что его тон заставил меня содрогнуться. Одна из женщин взяла меня за руку с одной стороны, а другая — с другой, говоря: “Пойдем с нами, и мы покажем тебе, как можно наслаждаться жизнью, даже будучи мёртвым! Если у нас нет тел, чтобы наслаждаться самим, мы одолжим их у некоторых смертных ненадолго. Пойдём с нами, и мы покажем тебе, что все удовольствия ещё не закончились”.
В моем одиночестве я был так рад встретить хоть кого-то, с кем можно было бы поговорить, что, даже несмотря на то, что все трое выглядели отталкивающе — женщины, на мой взгляд, ещё более отталкивающе, чем мужчина, — я склонялся к тому, чтобы позволить им увести себя и посмотреть, что произойдёт. И я даже повернулся, чтобы сопровождать их, когда вдали, в смутной дали, как картина, вычерченная в темноте на чёрном небе, я увидел духовную форму моей чистой, сладкой любви. Глаза её были закрыты, какой я видел её в своем первом видении, но, как и прежде, руки её были простерты ко мне, и голос её долетал до моих ушей, как голос с неба, говорящий: "О! берегитесь! берегитесь! не уходите с ними — они нехороши, и путь их ведёт только к погибели”. Потом видение исчезло, и я, словно проснувшийся ото сна, стряхнул с себя видение тех трех лиц и поспешил прочь, во тьму. Как долго и как далеко я скитался, я не знаю. Я продолжал спешить, чтобы уйти прочь от воспоминаний, которые преследовали меня, и у меня, казалось, было предостаточно пространства для моих блужданий.
Наконец, я сел на землю, чтобы отдохнуть, потому что земля казалась достаточно твёрдой, чтобы на неё можно было опереться, и, пока я сидел там, я увидел мерцающий в темноте свет. Когда я приблизился к нему, я увидел большую дымку света, исходившую из комнаты, которую я мог видеть, но она была такой яркой, что моим глазам было больно смотреть, как если бы я смотрел на полуденное солнце на земле. Я не вытерпел и отвернулся бы, и в тот момент голос сказал: “Стой, усталый странник! Здесь для тебя только добрые сердца и руки помощи. И если ты желаешь увидеть свою любовь, входи, потому что она здесь, и ты можешь поговорить с ней.” Затем я почувствовал, как рука — поскольку я никого не видел — натянула мне на голову плащ, чтобы заслонить от яркого света, и повела меня в комнату и посадила меня в большое кресло. Я был очень утомлен, так устал и был безмерно рад отдохнуть. И в этой комнате был такой покой — мне казалось, что я нашёл дорогу на Небеса.
Немного спустя я взглянул вверх и увидел двух нежных добрых женщин, которые, в моих глазах, были подобны ангелам, и я сказал себе: “Неужели, я приблизился к небу?” Я снова взглянул, и к этому времени мои глаза, казалось, окрепли, ибо за этими двумя прекрасными, добрыми женщинами — и я сперва едва мог поверить в это - так велика была моя радость — я увидел саму мою возлюбленную, грустно, но нежно улыбающуюся, глядя на то место, где я сидел. Она улыбнулась, но я знал, что, в действительности, она меня не видела; впрочем, одна из дам видела меня и тихим голосом описывала видимое моей любимой. Моя дорогая казалась такой довольной, потому что это подтверждало для неё то, о чём говорил ей мужчина. Она рассказывала этим дамам о своем замечательном опыте, который показался ей странным сном. Я мог бы крикнуть ей тогда, что я действительно здесь, что я ещё живу, все ещё люблю её и верю в её любовь ко мне, но я не мог пошевелиться, какое-то заклинание было надо мной, какая-то сила, которую я смутно чувствовал, сдерживала меня.
И тогда эти две добрые дамы заговорили, и я понял, что они еще не ангелы, потому что они все еще были в своих земных телах, и она могла видеть их и говорить с ними. Они много говорили о том, что сделал тот прекрасный добрый человек, и о надежде, которая была у таких грешников, как я. Тот же самый голос, который велел мне войти, теперь спросил, не желаю ли я, чтобы одна из дам записала письмо от моего имени. Я сказал: «Да! Тысячу раз - да! Тогда я произнес свои слова, и дух помог даме записать их. Я сказал, что я всё ещё жив, всё ещё любил её. Я умолял её никогда не забывать меня, никогда не переставать думать обо мне, ибо я нуждался во всей её любви и помощи, чтобы поддерживать меня — я был всё тем же, хотя теперь я был слаб и беспомощен и не мог быть видимым для неё. И она, ах! она сказала мне в ответ такие ласковые слова, что я не могу их записать; они слишком священны для меня и навсегда останутся в моем сердце.
- * * * *
Период, последовавший за этим интервью, был для меня периодом глубокого сна. Я был так утомлен, что, выйдя из этой комнаты, я немного побродил, а потом рухнул на землю в глубоком бессознательном состоянии без сновидений — какая разница, где отдыхать, когда меня повсеместно окружала ночь?
Сколько времени длился мой сон, я не знаю. В то время у меня не было другого способа отсчитывать время, кроме как количеством несчастий и страданий, через которые я прошел. Ото сна я проснулся в меру отдохнувшим, и со всеми моими чувствами, окрепшими во мне более, чем прежде. Я мог двигаться быстрее, мои члены чувствовали себя сильнее и свободнее, и теперь я ощутил желание есть, которого раньше не испытывал. Моя тоска так возросла, что я отправился на поиски пищи и долго ничего и нигде не мог найти. Наконец, я нашел что-то похожее на чёрствый сухой хлеб — всего несколько корок, но я с удовольствием их съел, и от этого почувствовал себя более удовлетворенным. Здесь я могу сказать, что духи действительно едят духовную копию вашей пищи, чувствуют и голод, и жажду, столь же тягостные для них, как и ваши земные аппетиты, хотя ни наша пища, ни наше питьё не были бы более видимы для вашего материального мира, чем наши духовные тела; и, тем не менее, для нас они обладают объективной реальностью. Будь я пьяницей или любителем застольных удовольствий в своем земном теле, я бы гораздо скорее ощутил тягу аппетита. А, так как по природе своей я всегда был легко удовлетворяем, хотя сначала я с отвращением отвернулся от этих сухих корок, небольшое размышление подсказало мне, что теперь у меня нет возможности что-либо раздобыть, что я был подобен нищему и лучше бы удовольствоваться хотя бы этой нищенской пищей.
Теперь мои мысли снова обратились к моей возлюбленной, и унесли с собой мой дух, так что я вновь вошел в комнату, где в последний раз видел её и двух дам. На этот раз я, казалось, вошел без промедления и был встречен двумя людьми-духами, которых я мог видеть очень слабо. Между нами как будто повисла пелена, сквозь которую я увидел тех двух духовных мужчин, дам и мою возлюбленную. Мне сказали, что я могу снова передать ей сообщение через даму, которая записала мои слова раньше. Мне так не терпелось попробовать, смогу ли я заставить мою дорогую записать мои слова саму, как это делал ранее её дух-хранитель, что мне позволили это попробовать. К моему разочарованию, я обнаружил, что не могу этого сделать, - она была глуха ко всему сказанному, и мне пришлось отказаться от этой идеи и позволить даме писать для меня, как прежде. После того, как я сказал своё сообщение, я немного отдохнул и посмотрел на милое лицо моей возлюбленной, как я делал это в другие, более счастливые дни.
Мои размышления прервал один из этих людей-призраков — серьезный красивый молодой человек, каким он казался, насколько я мог его видеть. Он заговорил со мной тихим добрым голосом и сказал, что если я действительно желаю написать свои собственные слова через мою возлюбленную, мне будет полезно присоединиться к Братству кающихся, которые, как и я, желают следовать Лучшим Путем, и с ними я узнал бы много вещей, о которых я ещё не знал и которые помогли бы мне научиться контролировать её разум, а также дали бы мне привилегию, которую я искал - быть с ней время от времени, пока она жила на земле.
Этот путь покаяния был труден, сказал он, очень труден, и представлял много ступеней: усилия и страдания велики, но он привел бы меня, в конце концов, в прекрасную и счастливую землю, где я должен был покоиться в таком счастье, о котором не мог и мечтать сейчас. Он заверил меня (так же, как и добрый земной человек), что моё уродливое тело, которое я все ещё так стремился скрыть от глаз моей возлюбленной, изменится, как изменится мой дух, и я снова стану красивым - таким, о каком она не станет горевать, увидев. Если бы я остался на земном плане таким, каким был сейчас, то, скорее всего, меня бы увлекло обратно в мои прежние пристанища так называемых удовольствий, и в этой атмосфере духовной деградации я вскоре потерял бы способность вообще быть рядом с моей любимой. А, потому, ради неё самой, те, кто охранял её, были бы вынуждены исключить меня. С другой стороны, если бы я присоединился к этому Братству (которое было Братством Надежды и Стремления), мне бы так помогли, так укрепили бы и научили, что, когда со временем придёт моё время вернуться на земной план, я приобрел бы силу и защиту, способные противостоять его искушениям.
Я слушал слова этого серьезного учтивого духа с удивлением и растущим желанием узнать больше об этом Братстве, о котором он говорил, и умолял его взять меня к ним. Он заверил меня, что он это сделает, а также объяснил, что я должен быть там только по своей собственной воле и по собственному выбору. Если бы я хотел в любое время уйти, я мог бы сразу сделать это. "Все свободны в духовном мире”, — сказал он, — “все должны следовать только туда, куда ведут их собственные желания и побуждения. Если вы научитесь взращивать высшие желания, вам будут даны средства для их достижения, и вы укрепитесь с такой помощью и силой, которые могут вам понадобиться. Вы тот, кто никогда не учился силе молитвы, вы узнаете её сейчас - потому что всё приходит посредством искренней молитвой, сознаете ли вы, что молитесь, или нет. Добрые или злые - ваши желания подобны молитвам и привлекают к вам добрые или злые силы, чтобы они ответили на них за вас”.
Так как я снова утомлялся и истощался, он предложил мне на время проститься с моей возлюбленной. Он объяснил, что я должен набраться больше сил, а также позволить ей сделать то же самое, пока я оставлю её на то время, когда должен оставаться в том месте, о котором он говорил. Было бы также хорошо, если бы она не пыталась записывать сообщения в течении трех месяцев, так как её медиумические способности были сильно испытаны и, если бы она не дала им отдохнуть, они сильно ослабли бы, в то время как мне потребовалось бы всё это время, чтобы научиться даже самым простым вещам и пройти необходимые уроки, прежде чем я бы мог контролировать её.
Ах, я! как трудно было нам обоим дать это обещание, но она подала мне пример, и я мог лишь следовать ему. Если она постарается быть сильной и терпеливой, то и я тоже - и я поклялся, что если Бог, которого я так давно забыл, вспомнит и простит меня сейчас, я отдам всю свою жизнь и все свои силы, чтобы исправить свои ошибки. Так случилось, что я на время покинул неспокойный земной план духовного мира, о котором я ещё так мало знал, но в котором мне предстояло так много увидеть и так много выстрадать. Когда я вышел из комнаты, чтобы пойти со своим новым гидом, я повернулся к своей любви, помахал рукой на прощание и попросил, чтобы добрые Ангелы и Бог, которому я не смею молиться за себя самого, мог бы благословить и сохранить её в безопасности навеки, и последнее, что я видел, были её нежные глаза, следившие за мной с тем взглядом любви и надежды, который должен был поддерживать меня в течение многих утомительных и болезненных часов.
[Продолжение следует...]
Если вам понравился данный материал, то в качестве благодарности, и при желании, вы можете помолиться за всеобщее благо или сделать любое доброе дело на своё усмотрение,
C любовью, 🍯❤️Нектар Для Сердца
Инстаграм | Pinterest | Yandex Zen | YouTube | Блог | Telegram
Проект 🌟 Курс Чудес Нектар
YouTube | Instagram | Telegram
#саморазвитие #духовноеразвитие #эзотерика #жизньпослесмерти #пробуждение #осознанность #духовныекниги #книгипосаморазвитию #расширениесознания #трансформация #духовныйпуть #путьдомой #нектардлясердца