Бывают такие святые, которые по непонятным причинам вдруг и навсегда становятся родными. И нет тут никаких объяснений. Ощущаешь внутреннюю духовную привязанность, почитаешь, молишься, а почему возникло это расположение – неизвестно. Именно таким святым стал для меня священномученик Василий Крылов.
Житие отца Василия очень коротенькое, всего одна страничка. Но очень хочется рассказать об этом человеке, выделить его в сонме столь же достойных почитания святых новомучеников Церкви нашей.
Он родился в семье псаломщика Сергия Крылова в 1906 году в селе Подлипичье Дмитровского уезда Московской губернии. В житии сказано, что Василий окончил сельскую школу. Сложно сказать, что это была за школа, но достоверно известно, что после реформы системы духовных учебных заведений в начале XIX века эта система предусматривала три ступени духовного образования: приходские школы (2 года обучения), где преподавали азы арифметики и грамматики, краткий церковный катехизис и основы нотного пения; далее шли уездные духовные училища (4 года обучения) и затем духовные семинарии (6 лет обучения). Велика вероятность, что речь именно о приходской школе. Псаломщики причислялись к группе белого духовенства, поэтому у Василия не было сложностей с поступлением в школу.
По окончании первой ступени обучения в возрасте 11 лет он поступил в духовное училище. Это был 1917 год. Октябрьская революция поставила жирный крест на дальнейшем образовании Василия: в 1918 году духовное училище было закрыто богоборческой властью, а в другие учебные заведения его, сына псаломщика, не принимали категорически.
12-летний Василий стал прислуживать в храме, помогать отцу. В это время глава семейства тяжело заболел. Болезнь продлилась пять лет; все это время Василий помогал, а в конце, очевидно, заменял своего отца в его служении. Папа умер в 1923 году, и Василий был назначен псаломщиком в храм Казанской иконы Божией Матери в село Марково Бронницкого уезда (ныне село Марково Раменского района Московской области).
Через три года Василий был рукоположен в диакона к Спасской церкви в селе Ведерницы Дмитровского района. Рукоположение совершил епископ Орехово-Зуевский Никита (Делекторский) – будущий священномученик, память которого Церковь совершает 19 ноября.
Это простые, сухие слова жития, за которыми скрывается очень многое. Три года, с 1923 по 1926, Василий Сергеевич, будучи очень молодым человеком (17–20 лет), служил псаломщиком в храме Божием. Это был разгар гонений на Православную Церковь. Святые храмы уже пережили грабеж так называемой «кампании по изъятию церковных ценностей» 1922 года. Не только священнослужителей, но и простых верующих мирян массово сажали, ссылали, расстреливали. Священство начали душить непосильными налогами: в год нужно было сдать совершенно невозможное количество мяса или зерна, как альтернатива – откупиться деньгами. Ни того, ни другого, ни третьего у священства просто не было. Их семьи голодали, дети умирали от болезней и истощения. И вот в это время 20-летний Василий принял для себя судьбоносное решение: рукополагаться в диаконы. Он не мог не видеть веяний времени. Он не мог не понимать, что в условиях уничтожения священства, цинично говоря, уменьшения количества священнослужителей ему далее предложат рукополагаться во священника. Он не мог не понимать дальнейших последствий своего решения. Это был осознанный шаг к восхождению на Голгофу.
Через неполных полтора года Василия Сергеевича рукоположили в священника к храму Рождества Христова в селе Рождествено на Истре Солнечногорского района. Вскоре он был переведен в Богоявленскую церковь в Елохове в Москве. (Именно в этом храме в 2008 году было погребено тело Святейшего Патриарха Алексия II).
Что было в следующие три с половиной месяца (с 19 февраля по начало июня 1931 года), житие умалчивает. Но точно известно, что к 4 июня 1931 года отец Василий уже был лишен гражданских прав за его служение в Церкви. Это означало несколько вещей. Первое: в отношении отца Василия было возбуждено уголовное дело (стандартное обвинение тех лет: «контрреволюционная деятельность») с вынесением судом соответствующего решения о лишении гражданских прав. А это вызовы в органы в любое время дня и ночи, изматывающие допросы, унизительный суд, полная неизвестность относительно будущего. И ему еще вдогонку, небось, сказали, что он везунчик: не сослали, не расстреляли, можно сказать, просто пальчиком погрозили. Невольно возникает вопрос: это как же надо было служить Богу, чтобы столь молниеносно обратить на себя внимание ОГПУ?..
Второе: жить с таким статусом было крайне затруднительно. И дело вовсе не в том, что лишенец не мог участвовать в выборах (избирать и быть избранным), поступать в ВУЗы, проживать в Москве и Ленинграде, занимать ответственные должности и т. п. В прямом смысле слова выжить было очень сложно. Цены на рынке и фиксированные государством цены в магазинах отличались в разы. Магазины отоваривали по карточкам. Лишенцам и членам их семей карточек не полагалось, то есть в магазине невозможно было купить продукты. Еду приходилось покупать на рынке втридорога. Но и денег особо не было на эти покупки. Семьи лишенцев голодали. Из жития неизвестно, была ли у отца Василия семья. Если семья была, то ей было очень тяжело.
А 4 июня 1931 года 25-летнего отца Василия отправили на тяжелые общественные работы. Возможно, это тоже была часть приговора суда. Тяжелые общественные работы означали или непомерные физические нагрузки, или работы, опасные для жизни и здоровья. Отец Василий освободился от этих работ только через три года, 29 июня 1934 года. И тут же был направлен служить в Троицкий храм в селе Рязанцы Щелковского района Московской области.
Пастырь он был ревностный, способный горы свернуть во славу Господа. Он не мог смотреть на погибающую в безбожии молодежь, практически вся его энергия была направлена на юных и молодых, уже одурманенных атеистической пропагандой. Он вел людей в Церковь Христову, к Богу. Удивительно, как при такой активности отцу Василию удалось прослужить три года без особых приключений.
Все в корне изменилось с выходом приказа НКВД № 00447, гриф «совершенно секретно».
Согласно оперативному приказу народного комиссара внутренних дел СССР от 30 июля 1937 года № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», к «другим антисоветским элементам» относились лица, «продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность», то есть все верные чада Церкви Христовой.
Это было чудовищное по масштабам и жестокости гонение на Православную Церковь. Наверное, по этим показателям его можно сравнить с гонениями на первых христиан при Нероне и Диоклетиане.
Установленные квоты: репрессировать 268 950 человек, из которых 75 950 расстрелять.
На основании этого приказа с августа 1937 года по ноябрь 1938 года репрессировано 770 000 человек: 390 000 человек были репрессированы по первой категории – казнены, 380 000 человек репрессированы по второй категории – отправлены в лагеря ГУЛАГа. Таким образом, установленные первоначально квоты были превышены в несколько раз. Мероприятия, проводимые по приказу № 00447, стали крупнейшей массовой операцией Большого террора.
Церковь тогда просто обескровили: к «антисоветским элементам» были отнесены верующие миряне, монашество и духовенство всех уровней. Приговоры выносились республиканскими, краевыми и областными тройками НКВД. Заметьте: не судами, а подразделениями Народного комиссариата внутренних дел. Это если бы сейчас приговоры по уголовным делам выносились не судом, а специально созданными подразделениями МВД. Попирался принцип разделения властей, попирались права граждан на защиту в суде, но это никого не интересовало.
Вина замученных в тот период людей подробно описана в рассекреченных ныне делах НКВД: страницы сатанинской злобы одних и неимоверных страданий других.
Приказ подписан Ежовым. После выхода приказа в Москву полетели шифровки из регионов: сколько человек по какой категории учтено на местах. На всех шифровках личная подпись Сталина с резолюцией «Утверждаю» или с требованием увеличить количество «учтенных».
Отец Василий был незаурядным пастырем. Яркий, активный, деятельный, очевидно, он сразу попал в поле зрения тех, кто занимался «учетом» по обеим категориям. Его арестовали одним из первых в Щелковском районе Подмосковья, буквально на третьей неделе после выхода приказа – 16 августа 1937 года. Допросили в тот же день.
Из протокола допроса:
– В предъявленном обвинении виновным себя признаете?
– В предъявленном обвинении виновным себя не признаю. Никогда нигде контрреволюционной деятельностью не занимался.
– Я зачитаю вам ряд выдержек из показаний свидетелей о вашей контрреволюционной деятельности. Признаете ли себя виновным и подтверждаете ли показания свидетелей?
– Зачитанные мне выдержки из показаний свидетелей я не подтверждаю, категорически отрицаю и виновным себя не признаю, так как никогда нигде антисоветских провокационных разговоров и настроений я не высказывал.
Второй допрос состоялся в день окончания следствия, которое длилось 38 дней:
– Что вы можете показать дополнительно по своему делу?
– Дополнить ничего не могу, все показания обо мне свидетелей считаю ложью.
– Какие у вас будут ходатайства по делу?
– Никаких ходатайств по делу у меня не имеется.
Удивительно, но уже после окончания уголовного дела отец Василий был еще раз допрошен в тюрьме. Это произошло 8 октября 1937 года, в день памяти преподобного Сергия Радонежского. Вопросы группировались вокруг личности священника: факты биографии, подробности служения. Что хотели выпытать у отца Василия? Агентурную сеть? Пособников? В тех реалиях это было сплошь и рядом. Следователи добивались показаний и оговоров самыми разными и изощренными по жестокости способами, несчастный обвиняемый подписывал показания с целыми списками людей, которые, по мнению следствия, были причастны к контрреволюции, а потом в соответствии с этими списками производились аресты. Отец Василий был пастырь добрый, душу готовый положить за словесных овец своих. У него окормлялась молодежь. Это действительно могло быть очень интересно НКВД. Но священник не назвал никаких имен. Никого не предал, не выдал.
– Какую вы вели агитацию против существующего строя?
– Никакой.
– В предъявленном вам обвинении признаете себя виновным?
– Виновным себя не признаю.
Через пять дней, 13 октября 1937 года, был вынесен приговор: 10 лет лагерей. Этот срок редко кто переживал. Он означал обречение на смерть в нечеловеческих лагерных условиях. И этот простой жестокий вывод был ясен всем: и членам тройки НКВД, выносившим приговор, и приговоренному.
Отец Василий попал в Севжелдорлаг – Северный железнодорожный исправительно-трудовой лагерь ГУЛАГ НКВД СССР. В период пребывания в нем отца Василия силами заключенных лагеря велось строительство железной дороги Котлас – Воркута протяженностью более тысячи километров. Буквально пара слов о Воркуте. Климат субарктический, безморозный период около 70 суток в год, зимний период составляет 8 месяцев. И в этих условиях заключенным приходилось не просто выживать, а тяжело трудиться.
Отец Василий смог прожить четыре с половиной года. Господь забрал Своего служителя в светлые обители 31 мая 1942 года. Ему было 36…
Когда отец Василий находился под следствием в тюрьме НКВД, была сделана фотография страдальца. В свое время меня потрясло это фото. Я недоумевала: как? Как возможно сохранить в тюремных условиях такую радость духа? Жестокие сокамерники, изнурительные условия быта, унизительное обращение, постоянный прессинг, нередко пытки и избиения – вот что было действительностью священников в застенках в безжалостном 37-м. И это фото. Ведь отец Василий смотрит в лица своих палачей. Он закусил нижнюю губу – от боли, от безысходности – я не знаю, от чего. Но откуда тогда эта пасхальная радость во взгляде?
А недавно я поняла. У Господа все промыслительно. Ведь теперь отец Василий смотрит с этой фотографии не на палачей, а на нас с вами. Смотрит взглядом, полным Небесного света и Христовой любви.