Письмо 46. Кемерово, 10.12.79
Дорогая моя, славная, любимая!
Твой облик, твоя улыбка и твой дружеский прощальный жест рукой — это невозможно забыть. Я не зря «суетился» из автобуса — увидел все и навсегда тебе за это благодарен!
Никогда твоя доброта и нежность не были мне так дороги, как в этот раз. Я своим нутром почувствовал родство наших душ, внутренний пыл наших сердец, твою огромную заинтересованность и беспокойство.
Вот беспокойство оказалось не случайным:
1) не вернулся до сего дня Лопатинский;
2) Измайлов потребовал меня на неделю для чтения работы и внесения исправлений.
Я решил так:
- ехать в Томск 12-го туда и обратно на машине и попробовать договориться, что после Совета мне подпольно на 14 дней отдают работу на доделку (это противоречит инструкции, но сделать ТИХО можно);
- вылетать немедленно в Казань, если нет — просить перенести Совет и утверждение оппонентов на январь, с последующей защитой в феврале (уже без творческого отпуска).
Не могу я отказаться от Измайлова, т.к. это значит и от Лиакумовича, поскольку их замечания (мелкие, редакционные) совпадают. Вначале они говорили,что у них уже нет замечаний, а теперь, спустя 2 года, появились вновь (СВОЛОЧИ!).
Вот и твое беспокойство сработало…
В Ленинграде нужно быть 24-го, совещание 2 дня (25 и 26-го), а потом в Москву до 30-го.
Прошу тебя ехать. Это по директивному письму Минвуза и приказу № 542 от 16.11.79.
Наверное, его получил Ю.П., а Липа — нет. Но ты езжай в любой институт, а устроиться вдвоем в общежитие Лентехноложки я договорюсь завтра же…
Не волнуйся, все будет хорошо у нас с тобой, в этом гарантия всей нашей жизни с тобой. Если у тебя будет ОПЯТЬ день рождения отмечаться, не забудь выпить за наше счастье и успехи!
Я желаю тебе огромного счастья.
Родная моя.
Только твой, всегда и во всем, Эм.