О фильме Марка Захарова «Убить дракона» (СССР-ФРГ, 1988)
История о странствующем рыцаре Ланцелоте и его победе над Драконом — один из вечных, бродячих сюжетов, бесконечно кочующих из века в век, и странствиям этим нет и не будет конца. Есть на земле насилие, страх, рабство — есть дракон. Есть жалость, справедливость, свобода — есть Ланцелот. И пока жива земля, сюжет этот неизменен.
Вечному сюжету посвящено столько трактатов и столько еще будет посвящено, что соревноваться с толкователями и изыскателями «смыслов» неразумно. Поэтому поговорим о фильме. И только о нем.
Сценарий Григория Горина и Марка Захарова отличается не только от средневековой легенды, но и от сказки Евгения Шварца, по мотивам которой написан. Пьеса заканчивается логически безупречно: Ланцелот женится на Эльзе, остается в городе выдавливать по капле раба из каждого.
Горин и Захаров решают финал иначе. Вернее, не вступая в прямой конфликт со Шварцевским светом, сияющим в конце тоннеля, они обрывают повествование на излете, фиксируя внимание на самом главном. Дальше все по Шварцу, по легенде, но за экраном. Собственно, финала нет. Есть незавершенное действие, и об этом стоит поговорить отдельно.
Не буду вдаваться в анализ текстов и киноведение — важнее то, как решены в фильме образы главных героев. Дракон — не самый интересный персонаж, с ним все достаточно ясно. Зверская жестокость, изощренный садизм, неограниченная власть, хитрость, безжалостность, ложь и лицемерие, смертельный страх, прячушийся под маской уверенности в незыблемости модели рабского мира, им созданного. Средоточие отвратительных пороков, первобытного ужаса, леденящего душу и замораживающего сердце. Лжец и отец лжи. Носитель смерти.
С Ланцелотом сложнее и интереснее. Перед нами не терминатор, не супергерой, не ходячий бульдозер, не знающий сомнений и страха. Его путь не линеен. «Я начал завидовать рабам. Они все знают заранее, у них твердые убеждения! Наверное, потому, что у них нет выбора. А рыцарь всегда на распутье».
Перед нами человек. Его одолевают сомнения, неуверенность, страх. И все же в нем есть что-то такое, что неудержимо ведет его к цели: спасению людей. Избавлению от драконова рабства, освобождение от унизительного, жестокого существования, возвращение человеческого достоинства. Возвращение свободы.
Совершенно гениальная сцена в оскверненном храме, где фигурки святых соседствуют с конструкцией, воспроизводящей дракона. Дева Мария, молитвенно сложившая руки — как Эльза. Эльза, которой грозит позорная смерть под звероящером. Фигурка апостола, в руках которого свитки — как у Шарлеманя, историка и архивариуса. Лик апостола исполнен муки, тоски и надежды — он словно смотрит на Ланцелота в немой тоске, предвидя, что тот уйдет и нее будет связываться с драконом ради искалеченных им душ.
Очень крупный план. Золотой фон храма. Моление о чаше. Ланцелот словно заглянул в свою судьбу. Он осознает грандиозность противника и безнадежность ситуации. Зрачки расширяются, рыцаря прошибает холодный пот. Мастерская сцена. Гениальная игра Александра Абдулова. Ланцелот решается на бой.
В фильме много гениальных сцен. Гениальных с точки зрения глубины проникновения в человеческую психологию и философию борьбы и жертвы. Например, сцена, когда Эльза осознает свою свободу. В ней умирает страх. В ней просыпается человек, созданный по образу и подобию Божию — свободный человек. Это победа Ланцелота. Победа человека над рабом.
Эльза вдохновляет отчаявшегося Ланцелота на поединок, как издревле вдохновляли прекрасные дамы мужественных рыцарей. В ее устах комплименты обретают значение благословенного пророчества. Любовь, сила слова, мощь веры вдохновляют героя, лишая его страха. Теперь он бессмертен. Он непобедим.
Свободу задушить невозможно. Стремление к ней неискоренимо. Оно живет в людях всегда. Даже если на протяжении многих веков люди забыли о том, что это такое — все равно они ждут. Ведь Бог создал людей равными и свободными. Забыть такое невозможно. И люди постепенно просыпаются. В них оживает надежда. Надежда, тлеющая где-то совсем глубоко, и все же бессмертная.
Каждый помогает Ланцелоту по-своему: выгораживают его перед драконом, вылавливают из реки, разносят весть о предстоящей битве, грозят распространить весть о том, что дракон — трус и боится поединка с рыцарем, отдают меч. Сильный эпизод поднимающегося из земли, спрятанного в ее глубоких недрах воздушного шара для небесного боя.
Ланцелот побеждает. Дракон повержен. Но что дает эта победа? Нужна ли людям свобода, неожиданно обрушившаяся на них? Оценят ли они ее? Сумеют ли воспользоваться? Не впрягутся ли в вожжи новому дракону?
Впрягутся, и очень быстро. Они просто не умеют жить иначе. Отсутствие «сильной руки» привело к вседозволенности, разбою и новому насилию. Историк и архивариус Шарлемань, которому насильно завязали глаза, чтобы он не видел исход битвы, завязывает их добровольно. Чтобы не видеть дикого хаоса и произвола, обрушившегося на освобожденный город.
Горин и Захаров слишком хорошо знали людей, чтобы легко поверить в чудо мгновенного преображения. В 80-х они предсказали не только 90-е, но и сегодняшнее время. Свободу нельзя привнести извне, пока она не созрела изнутри. Рабство двустороннее: тот, кто боится наказания, страшен своей безнаказанностью. Слишком внезапный дар. История рабства не закончилась.
Но свободе должен научиться и сам Ланцелот. Обрушивая справедливый гнев на жителей, освобожденных им от насилия дракона, уличая их в предательстве и малодушии, он становится новым драконом. И Эльза, освобожденная им когда-то, первая отвергает его.
Невозможно покончить с драконом одной битвой. Даже самой героической. Бой с драконом происходит каждый день. Убить дракона — тяжелый, кропотливый, каждодневный труд, который приходится вести постоянно. Каждый день. Каждый миг. Слишком силен противник. И слишком живуч.
На освобожденный, но не освободившийся город опускается лютая зима. «Холодно с вами», - констатирует губернатор. «Зима будет долгой. Нужно приготовиться», - молвит Шарлемань, надевая меховую шапку. В этом понимании, в этом приятии неизбежного столько мудрости и знания человеческого в человеке, столько любви и столько надежды...
Люди только начинают учиться свободе. И пока не научатся, не наступит весна.