Расшифровка передачи «Книжное казино. Истории» от 27 мая 2023 года. Гость – Людмила Ларионова, кандидат исторических наук, завотделом истории книжной культуры исторической библиотеки, руководитель книжных выставок Галереи на Елоховском. Ведущие: Никита Василенко и Николай Александров.
Н.ВАСИЛЕНКО: На своём месте программа «Книжное казино. Истории». Я недавно задумался, что мы живём не в самые времена, во времена, насыщенные самыми трагическими эпизодами, но тем не менее жизнь продолжается. И продолжается культурная жизнь со всеми её дальнейшими следствиями. Это театры, появление новых литературных произведений, публичные выступления. Всё это продолжается. И ведь это уже было, когда наша страна переживала тоже непростые времена. Мне захотелось в этом разобраться и провести некие параллели. Перед моими глазами оказалась книга «Азбука имажинизма». И сегодня об этих хулиганах Москвы начала 1920-х годов прошлого века нам расскажет автор книги, кандидат исторических наук, завотделом истории книжной культуры исторической библиотеки, руководитель книжных выставок Галереи на Елоховском Людмила Ларионова. Людмила, приветствую!
Л.ЛАРИОНОВА: Здравствуйте, Никита!
Н.ВАСИЛЕНКО: Людмила, я двоечник. У меня, конечно, по литературе, кажется, даже пятёрка была. Но я плаваю, плавал и продолжаю плавать к разным берегам и всё время набираю что-то с разных сторон. Имажинисты всегда присутствуют, на них ссылаются. О некоторых представителях этого направления мы пишем сочинения, изучаем их. Можно это как-то оформить в единое определение? Кто такие имажинисты?
Л.ЛАРИОНОВА: Да, можно. И нужно сказать, что большая литература посвящена этой теме, хотя научной монографии… Моя книжка популярная, с большим количеством ссылок, в том числе на архивы. Но по сути большой книги, посвящённой всем героям, ячейкам в разных городах, такого нет, потому что архивы распалены. Да, Есенину повезло, его хорошо изучили. Я всегда на своих экскурсиях по выставке, которая предваряла выход этой книги, это я просто так придумала, с лёгкой руки, может быть кому-то не понравится, спор же есть, что это была за группа литературная, которая организовалась в конце 1918 года. В 1919 году они оформились со своей декларацией. И дальше началась вся история. Их книжный бизнес издательский, у них было больше десятка как минимум аффилированных, как мы бы сейчас сказали, издательств. Это было очень сложное время с выпуском книг. А они очень хорошо чувствовали время. Мы начали с того, что очень много параллелей. И я, когда готовила эту выставку и книгу, сначала отошла от коллекци. У меня была коллекция книг, и у меня была задача её продемонстрировать, популяризировать. А потом, когда я всё больше и больше погружалась в материал, я понимала, что они очень созвучны этому времени. И, когда у нас был вернисаж, я как раз подняла этот вопрос, что они по-своему реагировали на изменения, в которых пришлось жить после революции, когда они организовались. Таких литературных групп много было. Имажинисты отметали первостепенное значение слов и давали образный такой языка метафоры. Понятное дело, что до них, после них это всё было и процветало. Но они положили это в основу своего искусства. Они были гениальными пиарщиками своего дела. Они умели себя продемонстрировать. Поэтому их всевозможные акции, книжный бизнес, когда ни у кого толком не получалось нормально оформить свои произведения и их издавать регулярно, а у этих всё получалось. И они так запутали исследователей, что до сих пор считается, что 50 сборников. На самом деле их больше 100. Я сейчас делаю каталог, разбираю все эти издательства, ещё рукописные книги они делали, там тоже конь не валялся.
И вопрос: литературная группа, талантливые бизнесмены, друзья. Очень много вопросов. И ужасно. что не всем, как Есенину, повезло с исследователями. Например, один из моих любимых героев этой имажинистской истории Сандро Кусиков, гроза всех женщин конца 1910-х — начала 1920-х, потому что такие там романы… Я читала дневник опубликованный одной девушки, как она страдала из-за отношений с ним. Абьюзивный. Оказалось, не очень приятный тип. Но про него ничего толком неизвестно. Известно, когда он умер, переписки, но книги полноценной… Он эмигрирует, в 1930-м отходит от литературы. А что дальше — ничего толком. Есть намёки какие-то, что дальше было, но книг нету. Идём дальше. Шершеневич. Ему повезло. У него был блестящий, сейчас уже в преклонном возрасте исследователь Дроздков. Он много сделал для популяризации не только Шершеневича наследия, но и всех имажинистов: конференции, сборники, статьи, много архивной работы. Понятное дело, Есенин. Но ничего, я готовлю каталог издания имажинистов. И хотя некоторые моменты, которые я нахожу в архивах, немного касаются книжной истории, я всё равно максимально…
Н.ВАСИЛЕНКО: Как я понимаю, работа на каталогом ещё породит работу над следующей книгой. И, может быть, отдельно биография одного из лидеров объединения.
Если бы я не был погружён в контекст, был бы обывателем, который ткнул случайно кнопку на телевизоре и увидел случайно нашу беседу, я бы сразу спросил: это какая-то золотая молодёжь, которая ничего не делает, бездельничает. Что бы вы ответили таким критикам?
Л.ЛАРИОНОВА: Какая золотая молодёжь! Хотя, конечно, одно время у них было хорошо с деньгами. И не случайно Есенин и Мариенгоф одевались у лучшего портного на Сретенке. Франты были. Денди называл Мейерхольд Мариенгофа. Понятное дело, нет. Они все разного происхождения, эти наши герои. Это группа молодых, да, обязательно. Как потом уже после их распада и когда Есенин хотел вновь, чтобы создать вновь такое, Рюрик Ивнев, один из поэтов, кто подписывал декларацию, был в самом начале этой истории, он сказал: «Нет, подожди, это история про молодых. 21 год, 23, 25». Это молодые поэты начинающие, например Мариенгоф, который недавно приехал из Пензы, где он выпустил свой первый сборник, как считается первый имажинистский сборник, в 1918 году. И в том же году в конце они знакомятся. Нет, они действительно горели своим искусством, хотели найти выход для своей аудитории. С аудиторией было сложно, поэтому они шли даже на улицы, могли перевернуть скамейку, встать и начать декламировать стихи. Это считается поэтическим очень интересным временем, потому что так называемой эпохой кафейной. Такой период, когда все собирались в литературных поэтических кафе, заведениях. И у них тоже было своё «Стойло Пегаса». В этом и вопрос. Нельзя сказать, что это были неталантливые поэты. Да, среди них был гениальный Есенин, хотя, я думаю, есть люди, которые скажут: я его не люблю, я люблю Маяковского. Но всё равно считается главный герой Есенин. Но они были и одарённые поэты. Они выпускали хорошие свои сборники. Хотя очень часто они шельмовали: одни и те же произведения или под другой редакцией. Поэтому такое большое количество.
Но нельзя сказать, что это золотая молодёжь. Это просто молодые люди, которые поняли, что они живут в сложную эпоху переломную, в которой можно заявить о себе. Они очень хорошо чувствовали как. Они, например, обыгрывали сюжеты, которые давала сама действительность. Например, 1921 год. Они объявляют всеобщую мобилизацию. Правда, потом ещё надо добавлять «левого искусства».
Н.ВАСИЛЕНКО: Я обнаружил в книге, приведена иллюстрация этого плаката «Всеобщая мобилизация». И это не может сейчас в контексте нашей эпохи не броситься в глаза.
Л.ЛАРИОНОВА: Да. Потом они переименовывали московские улицы в честь себя. Но они же застали этот период, когда все царские фамилии и прочие менялись и приходили новые герои, которые были зафиксированы на этих дощечках. Они взяли и обыграли в свою пользу. Сложно сказать, какого ответа придерживаюсь я. Я хоть и стараюсь держать нейтральную сторону как исследователь, хотя именно историк книжной культуры, я не историк литературы в широком смысле как филолог. Я именно иду от книги, от её истории, судьбы. Конечно, тяжело не попасть под обаяние личности, хотя они все очень разные. Но есть у меня и любимцы.
Н.ВАСИЛЕНКО: А кто?
Л.ЛАРИОНОВА: Вадим Шершеневич. Надо понимать, что все эти истории — развитие и в процессе. Но это очень показательная история, что когда Николай Эрдман, знаменитый сценарист, легенда, который начинал свой путь творчески среди имажинистов, считался талантливым молодым поэтом, его, уже когда имажинизм уйдёт в прошлое, он был в ссылке. И единственный человек, который отвечал на его письма, был Вадим Шершеневич. Мариенгоф, с которым он общался, известная переписка их, что Эрдман говорит, что «мы нашу дружбу поставили на паузу». Он говорил, что писал, а ему не отвечали. И это очень горько. Я читала ещё в архиве, это опубликованное письмо. В архиве читала ещё его другие письма оттуда. Например, Мейерхольда переписка. Это непростое чтение, особенно сейчас. Я всегда обращала на экскурсиях на это внимание. Мне кажется это важным по-человечески. Я хотела сделать популярную историю что с выставкой, что с книгой, рассказать об этом движении. Мне люди говорили, что в школе не особо это проходят. Там заканчивается на футуристах эта история, а имажинисты — больше университетский курс, если ты гуманитарий.
Н.ВАСИЛЕНКО: Опять же личность Есенина очень много влияет, она забирает всё внимание на себя, потому что это из серии «мы говорим «Ленин» — понимаем «партия»». Говорим «Есенин» — понимаем «имажинисты».
Л.ЛАРИОНОВА: Абсолютно точно, так и было. Но надо сказать, что есенинская группа в Институте мировой литературы подготовила многотомную летопись его жизни. Они, конечно, хорошо подготовили. Я часто ссылаюсь на их труды. Они, по-моему, в 2018 году закончили выпуск этого фундаментального труда. Но и другие исследователи, как я уже говорила, Гордон Маквей, английский исследователь, который всю жизнь положил свою на изучение Есенина, на имажинистах. Он с конца 1960-х начал переписываться с теми, кто ещё был жив. Например, сестра Мариенгофа, его вдова. Я удивилась, честно говоря, мне казалось, что мы уже пережили этот этап. Очень ревниво люди относятся, когда ты заступаешь на их полянку, простите за выражение. Оказалось, что я тоже нарушила негласные законы. Я очень много чего нашла, что очень многие исследователи считали, что не нужно. Например, известная история, как разошлись Есенин и Мариенгоф. В том числе из-за денег от «Стойла Пегаса», от их поэтического кафе. И даже по печатным источникам всё не так однозначно, мягко говоря, но с конца 1970-х исследователи работали с письмами, которые я видела. Тоже переписка Мариенгофа с одним из имажинистов третьего ряда, где она рассказывает, как обстояли дела с деньгами, как они нуждались в это время. И удивительно: у этой рукописи внушительный список исследователей, а никто не опубликовал. Кто работал? Есениноведы. Им не нужно обелять Мариенгофа. А мне кажется очень важно во всей этой истории разобраться: кто там, что. Я очень хотела, чтобы наша книжка попала в руки тех людей, которым тоже дороги судьбы конкретных…
Н.ВАСИЛЕНКО: В первую очередь это книга-альбом. Не нужно искать её в электронном виде. Её нужно щупать, листать. Михаил Слепокуров, наш зритель, замечает, что Есенину повезло с Мариенгофом прежде всего. Согласны ли вы с Михаилом?
Л.ЛАРИОНОВА: Я думаю, да. Я очень хорошо отношусь к Мариенгофу. Это второй мой любимец. Благодаря одному частному коллекционеру мы смогли понять, что с женой его не всё так просто. Везде все пишут одну дату, а она неправильная. Я тоже в каталоге это приведу, в приложении. У меня будет очень большая книга с приложениями, частными коллекциями. Даже не по книжной части с архивами.
Я даже написала, по-моему, в предисловии книги, что тяжело читать летопись жизни Есенина после 1923 года, после его возвращения из американского и европейского турне с Айседорой Дункан, когда ты видишь аресты, ссоры. И даже хотели редакторы, чтобы я больше осветила еврейский вопрос. Мне не хотелось копаться в этой грязи. Да, это история, могут быть разные точки зрения на это. Но мне не хочется. По-человечески испытываешь к нему сожаление. Ему очень везло не только с друзьями, но и с женщинами. Такими незримыми героями и книги, и выставки были женщины Есенина. Надежда Вольпин, которая была одной из двух официальных имажинисток. Представьте себе, казалось бы, имажинисты, такие передовые ребята, на волне нового времени, а у них по бумагам официальным только 2 женщины были.
Н.ВАСИЛЕНКО: То есть их можно обвинить в сексизме?
Л.ЛАРИОНОВА: Можно! Мне кажется. Сусанна Мар, у которой были романтические отношения с Мариенгофом, и Надежда Вольпин, которая потом родила Есенину, как известно, сына. У нас были автографы, ей посвящённые, на этой экспозиции. Затем Айседора Дункан. Мне очень нравился неопубликованный автограф, я его в каталоге приведу, на одной из книг Мариенгофа, где он подписывает «с любовью, Изадоре Дункан». У нас же по мемуарной литературе, на которую все в основном все и ссылаются, когда работают с этой темой. У нас некоторое другое представление. А те же письма, более поздние, которые писала вдова Мариенгофа Гордону Маквею… Я бесконечно восхищаюсь: он все эти письма, когда собирал информацию, передал потом в Константиново. В этих ответах иначе возникает облик наших героев, в том числе Есенина. Сложная была работа в том плане, что большой массив литературы, много имён, которые довлеют над тобой. Мне повезло, что у меня был предмет такой в аспирантуре, когда я училась, «Критика источниковедения, историография». Критика источников — наше всё. Достаточно быстро я поняла, на кого можно ссылаться, кому можно доверять, кому не стоит. Хотя бывают очень исследователи обидчивые. Это плохо.
Н.ВАСИЛЕНКО: Главное, что они не пишут эсэмэски: «Смотри и оглядывайся».
Л.ЛАРИОНОВА: Примерно так и было со мной, да.
Н.ВАСИЛЕНКО: Даже так! Михаил Слепокуров пишет, что самый известный имажинист — Джон Леннон. Не поспоришь в этом плане.
Л.ЛАРИОНОВА: Это точно. Правда-правда.
Н.ВАСИЛЕНКО: Он навёл меня на другой вопрос. А вот ведь в Англии был имажизм. Имажинизм и имажизм — как они взаимосвязаны и есть ли вообще связь?
Л.ЛАРИОНОВА: Это такая история, не особо освещённая. История о теории имажинизма. У меня взгляд на неё достаточно канонический, что в основе нашего имажинизма лежат теоретические работы Шершеневича и Мариенгофа. А были ещё англичане. В плане как они между собой взаимодействовали — параллельно. Можно сказать, они шли в параллели. Но я не могу сказать, как развивалась эта история именно за границей. Я изучала именно русский имажинизм. Есть определённые труды, которые этому посвящены. Но это, конечно, тоже очень немного, это за горизонтом исследовательским находится. Всегда интересна история: что было прежде. мы знаем, когда началась история имажинизма, какие годы (1912-й — первые разработки, в 1915-м выходит в одном из сборников «Стрелец», футуристический, Зинаиды Венгеровой статья об английских имажинистах). Я не могу сказать, что компетентна. Это филологическая история. Я больше по истории движения.
Н.ВАСИЛЕНКО: С точки зрения того советского государства начала 1920-х имажинисты были антисоветчиками?
Л.ЛАРИОНОВА: Нет.
Н.ВАСИЛЕНКО: Людмила, почему?
Л.ЛАРИОНОВА: Они очень хотели, чтобы мы с вами думали, что именно так. Но на самом же деле это сложный вопрос. С одной стороны, от государства не всё так было гладко у них. И когда в 1924 году решили все поэтические группы поставить на учёт, они не прошли эту замечательную процедуру. Им запретили в регистрации. Сказали, что есть всесоюзный Союз поэтов. И только через год они смогли подать документы, в издательстве смогли зарегистрироваться. Но как поэтическая группа — нет. Пожалуйста, история. Проблема налицо. С другой стороны, Луначарский долгое время, можно сказать, помогал. Хотя были свои истории, когда они публично ссорились. Но государство помогало. «Стойло Пегаса» якобы закрывалось на несколько часов позднее, чем другие поэтические кафе. У них была фора. Плюс известно про кабинеты в подвальных помещениях, где чаровницы принимали клиентов своих. Это очень помогало финансова. Это из воспоминаний Рюрика Ивнева мы знаем. На это тоже смотрели одно время сквозь пальцы. Даже митинг в пользу левого искусства, они даже привлекали футуристов, но они посчитали, что их пытаются замолчать. И они решили выступить, пойти маршем мимо Большого театра к памятнику Пушкину, но сорвалось. До этого все акции у них проходили бескровно. А тут их, мы знаем по различным воспоминаниям, их забрали в ВЧК московское и сказали: никаких вам митингов. Когда надо, государство показывало свою личину настоящую. А когда более или менее травоядные времена были.
Я уже говорила, что достаточно сложно было с печатью в то время. Надо было получать разрешение, бумагу. И они это мастерски умели делать. Находили такие места, искали типографии. И печатали сборнички. Качество бумаги не очень хорошее. Там шутили, что рыбу можно заворачивать в их книги. На самом деле, если мы посмотрим, советская организация, не помню название, занималась оптовым сбытом всей книжной продукции. И имажинисты там имели своего друга во главе, который помогал. А это деньги. Они обменивали тиражи своих книг на живые деньги. Это важно. Мы должны про это помнить. Просто в какой-то момент там больше даже личных произошло историй, а не государство повлияло. Хотя не без него.
Н.ВАСИЛЕНКО: Мне понравилась фраза «обмен книг на живые деньги». Можно провести какую-то параллель из современников или кого-то, кто в 20-м веке существовал, может быть панк-объединение… Когда я слышу «бунтари», мне представляются панки в первую очередь. Если на языке ассоциаций говорить: кто такие имажинисты другими словами?
Л.ЛАРИОНОВА: Вот я заложница самого образа, который я придумала, — хулиганы. Мне кажется, я сама это придумала, никаких цитат я не брала. С панком у меня сложно. Я девочка нежная. Что я могу на этот вопрос ответить. Кого из современников? Очень хороший вопрос, интересный.
Н.ВАСИЛЕНКО: Предлагаю переадресовать этот вопросы в зал: с кем бы вы могли провести параллель, послушав замечательный рассказ Людмилы Ларионовой об имажинистах. Пишите в чат.
Л.ЛАРИОНОВА: Продюсеры. Условные некие продюсеры. Они же очень хорошо продавали себя. И создали, как я всегда говорю в кавычках, медиаимперию свою, которая включала 2 книжные лавки, издательства больше десятка. Даже на излёте, в 1926 году в современной России, они выпускают книги. У них был свой кинотеатр. Они умели монетизировать своё творчество. Наверное, какой-нибудь знаменитый продюсер. У меня только Харви Вайнштейн.
Н.ВАСИЛЕНКО: Харви Вайнштейн, к сожалению, свои достижения перебил другими «достижениями». Я подумал, что можно провести параллели с рэп-объединениями, которые занимаются тем же самым. Они устраивают такие же концепции, продают разный мерч, владеют клубами, где дают выступать другим артистам, в том числе не только с рэп-контентом, но и с литературным, с поэзией. И это всё сейчас замиксовалось. Такие параллели тоже можно провести. Мне в другом чате пишут, что Oxxxymiron (является иностранным агентом, по мнению российских властей) хороший пример. Людмила, согласитесь?
Л.ЛАРИОНОВА: Я его уважаю безмерно. Думаю, можно, да
Н.ВАСИЛЕНКО: Я представляю, как лет через 100 соберутся в аналоге зума 2 человека и будут говорить об Oxxxymiron (является иностранным агентом, по мнению российских властей) и славной эпохе.
Давайте возвращаться в ту эпоху, которая была 100 лет назад. К сожалению, много белых пятен, как я понимаю, осталось вокруг имажинистов или нет?
Л.ЛАРИОНОВА: Да, нет книги большой фундаментальной, посвящённой им. И надо помнить, что проблема не только, что московские хулиганы были — были и в других городах имажинисты. Они же тоже хитрые, они пришли сразу после футуристов, которые говорили, что мы суперзвёзды, с парохода современности Пушкина сбросим. Эти тоже у них были провокационные выходки, расписанные лица, яркая одежда, выступления, Маяковский. А эти интерпретировали их взаимоотношения с аудиторией и некоторый новый продукт выдали. Казалось бы, такие яркие люди должны были привлечь внимание. Плюс они ещё ездили по провинции, были в разных городах свои ячейки, выходили книги. Хотя с этим сложно: достаточно непростой сейчас их выявлять, этих поэтов. Но основная группа была вторая в Петербурге. Тоже очень интересные ребята. Я также пытаюсь что-то по архивам найти, и мне удаётся, потому что есть какие-то рукописи, в которых никто из исследователей ещё не отмечался. Я кандидат только исторических наук, я не очень понимаю, как это можно связать с докторской, но мне очень небезразличны эти герои стали. И когда я закончу работу над каталогом, может он ляжет в основу будущей докторской. Именно книжной истории, она очень сложная. С архивами достаточно проблематично, экземпляры есть какие-то обычные, тиражные вещи. Они есть, но не всё. И государственные собрания, Музей книги РГБ, в частных кое-то. Я горжусь, хотя я редко собой горжусь, разделом по рукописным книгам имажинистов. И появился вдруг неизвестный имажинист Дмитрий Кудинов из собрания Андрея Северинова, который владелец галереи и человек, который придумал азбуку имажинизма. И он купил на аукционе маленькую книжечку, незатейливая, «Октябрь». И как раз «Дмитрий Кудинов, имажинист». А надо сказать, что наши герои так подписывали свои книжки, на обложку выносили, кто это, что это. Я раскопала по архивам его биографию до 1940 года включительно. Интересный персонаж. Нельзя его классическим доносчиком назвать, но из той же серии: меня не признают, я очень талантливый, очень хороший. а в академии такие плохие, они меня не берут, им имя подавай. И это всё в госорганы пишется. Я это всё воспринимаю однозначно, хотя всегда говорю: «Мы с вами не жили в то время. Как мы бы смогли бы?».
Н.ВАСИЛЕНКО: Да, тут вопрос интерпретации, трактовки, в том числе с временным оттенком. Но получается, что центр имажинизма — Москва. Если мы хотим прогуляться по этой Москве, какие места до сих пор сохранились, куда можно зайти?
Л.ЛАРИОНОВА: Пречистенка, особняк, где жила одно время Айседора Дункан. Он сохранился. До неё балерина Балашова. 10 или 20, сейчас не вспомню. Туда. Это история некрасивая. Когда я была маленькая, я очень любила Есенина, я очень много знала. Мне повезло, я счастливый билет вытянула. Я знала наизусть очень много из него наизусть и так поступила в институт, потому что писала сочинение про него. У меня было, может быть, неправильное отношение к Айседоре Дункан. А сейчас, когда читаешь литературу, в том числе мемуарную, совершенно другой образ. Конечно, тяжело ей пришлось в этом браке с Есениным.
Квартира на Петровке, где они жили первое время с Мариенгофом. Они действительно плотно дружили. Он потом попытался возвращаться туда, с Айседорой у него были конфликты. К сожалению, «Стойло Пегаса» не сохранилось. Это заведение на Тверской. Туда, где книжный магазин «Фаланстер» располагается.
В Камергерском переулке напротив МХТа где-то был домик, где была книжная лавка Шершеневича и Кусикова. У имажинистов было 2 книжные лавки: в Камергерском и на Большой Никитской рядом с Консерваторией.
У меня была карта «Москва имажинистов». Такие люди, как я, не очень хорошо в топографии города. Я вечно теряюсь, поэтому у меня была карта. И знаю, что некоторые гиды московские, с которыми я дружу, взяли на вооружение. Насколько мне говорили, собираются сделать маршрут «Москва имажинистов». По-моему, хорошо.
Н.ВАСИЛЕНКО: Будем ждать и следить за анонсом. Можно еще зайти в телеграм-канал Людмилы Ларионовой Рассказы о редких книгах, где в том числе разные анонсы, в том числе офлайн-событий. И здесь уже, может быть, есть события запланированные, где с Людмилой можно пересечься и поговорить об имажинистах.
Л.ЛАРИОНОВА: Я призываю держать себя в руках: Есенин и прочие герои вызывают бурную реакцию. С 1-го числа у меня открывается выставка в Исторической библиотеке, посвящённая Островскому, юбилейный год. Это книги, жизнь и публикации, иллюстрированные издания, фотографии. Как ни удивительно, в библиотеке такая музейная вещь нашлась. И реконструкция библиотеке о драматурге.
В октябре в пространстве Галереи на Елоховском будет очень интересная выставка, сейчас занимаюсь под чутким руководством Александра Ефимовича Парниса, великого нашего хлебниковеда, я с ним консультируюсь. «Фолловеры и хейтеры Маяковского: как любили и ненавидели поэта при жизни». Такой нетривиальный взгляд. Я не буду показывать и рассказывать то, что всем известно. Я хочу по малоизвестным и малоизученным источникам подготовить выставку. Но как всегда на основе частных коллекций. Я от них вынуждена идти, не от государственных собраний, а именно от частных.
И в Исторической библиотеке у меня раз в квартал бывают лекции, посвящённые самым редким и известным книгам из наших фондов.
Н.ВАСИЛЕНКО: Имажинисты ушли. Ушли как движение, объединение. Это был процесс, связанный с тем, что накопилось много внутренних противоречий или всё-таки внешнее давление, в первую очередь от власти, сделало невозможным то объединение в том виде, в котором оно было, существование в дальнейшем в СССР?
Л.ЛАРИОНОВА: Здесь можно сказать однозначно, что первый вариант. Даже сложно ответить на вопрос, были ли они друзья. Казалось бы, зачем притворяться друг перед дружкой, как Есенин с Кусиковым? Какие-то странные проявления дружбы. К сожалению, 1922 год. Кусиков сначала уехал в Германию, потом во Францию. Есенин с Дункан отправляется в турне, которое пагубнейшим образом сказалось на его судьбе. Мариенгоф, Шершеневич женились на актрисах, занимаются театром, ставят, переводят — театральная история пошла, причём связанная именно с камерным театром одно время. Другие тоже разбрелись. Мариенгоф пишет, что про них уже и забыли. Они пытались возродиться, чтобы о них заговорили, но всё сошло на нет. Вражда появившаяся между Есениным и Мариенгофом тоже сказалась. В том числе из-за денег. Финансовый вопрос всегда всех портит.
Н.ВАСИЛЕНКО: То финансовый вопрос, то квартирный вопрос. А отцы-основатели движения, объединения пережили другой непростой период в истории нашей страны — 1930-е. Как сложилась их судьба в дальнейшем, как они прожили жизнь?
Л.ЛАРИОНОВА: Не очень счастливо. Есенин покончил с собой в 1925 году, хотя до сих пор огромное количество людей говорят, что, конечно, его убили. Кусиков эмигрировал и, может быть, сотрудничал с советской властью и поэтому ничего там толком не издал, нехорошая там может быть история. Шершеневич и Мариенгоф уже не пишут стихи, их стихам не рады. Они уходят в драматургию, либретто. Шершеневич был удивительный человек, его пытались клеймить, против него возбуждать процессы, комиссии по этике и т. д. Он отбивался, как лев, не боялся.
Но поэтически сложно сложилась судьба. Одна из легенд, что у него супруга покончила с собой и он одно время вообще не писал стихи. И потом начал под конец жизни (он умер в эвакуации) начинает творить. У Мариенгофа ужасная судьба. У него был единственный сын, который в 16-летнем возрасте покончил с собой. Он тоже работает больше с театром. На него наложилось клеймо, что он виновен в смерти Есенина. В 1926 году вышла статья Бориса Лавренёва «Казнёныне дегенератами». Сняли фамилии Мариенгофа и Кусикова, но статья была, что они его спаивали, они виноваты в смерти. И целый ряд других статей был на эту тему. Грустно достаточно. И только после смерти начинается другая история, когда обращаются к их наследию, к их родственникам, переписка. И благодаря этому можем создать сейчас яркий образ этих людей. И как раз поэтому мы должны благодарить исследователей — Гордона Маквея и Дроздкова, дай им бог здоровья, оба очень пожилые люди, очень достойные.
Н.ВАСИЛЕНКО: Я сразу вспомнил историю, что и в вашем бизнесе есть угрозы.
Л.ЛАРИОНОВА: Нет-нет.
Н.ВАСИЛЕНКО: Когда такие слова благодарности и дифирамбы, вдвойне приятнее. Надеюсь, Людмила, вы тоже их услышите о своих работах. А сейчас мы передаём слово Николаю Александрову.
Н.АЛЕКСАНДРОВ: Никита, добрый день! Сегодня будет анонс-обзор. Много книжек, думаю не о всех даже успею рассказать. Они достаточно разные, но в то же время так получилось, что книги довольно многое объединяет.
Начну я с книжки, которая вышла в издательстве NoAge. Книга Жана-Луи Байи «Чистые руки». Это история энтомолога XIX века Жана-Анри Фабра. Но вот в чём дело и вот в чём любопытность этой книги. Жан-Луи Байи известен в первую очередь как писатель, как совершенно удивительный беллетрист, один из группы УЛИПО, любимой группы Сергея Александровича Бунтмана. Мы помним, что Жак Перек входил в эту группу. И Жана-Луи Байи неслучайно переводил Валерий Кислов, если мне память не изменяет, его роман «В прах». И как всегда бывает у представителей этой группы, литературная игра (например написание романа без одной буквы, как у Жака Перека, «Исчезание», по-моему, по-русски в переводе Валерия Кислова) соединяется с фактами. Напомню, что примыкавшие к этой группе писатели много чего делали. Но Жан-Луи Байи член кафедры или общества патафизики, вымышленная научная организация со своими секциями, которая ставит перед собой научные задачи. В чём же особенность этого романа? С одной стороны, это рассказ о странном энтомологе, который интересуется только насекомыми, у которого достаточно сложная личная жизнь, которого местные жители воспринимают как странноватого человека, который занимается исключительно насекомыми, палит из ружья. Понятно, что он с этой точки зрения никаких симпатий не вызывает, как любой чудак в контексте жизни деревни. Деревни вообще, если иметь в виду не только национальное образование. А с другой стороны, это писатель, который пишет детективы о насекомых. И вот факты, домысливания, опора, вроде бы, на реальную биографию достаточно известного учёного, с одной стороны, а с другой стороны, игра, детективная игра (в этой книге есть и детективный сюжет), Байи готовит много сюрпризов читателю, который сталкивается с отнюдь не канонической биографией известного биолога. Всё это, как мне кажется, заслуживает внимания. И, с одной стороны, продолжает традицию французской литературы 20-го века с попытками расширения не просто пространства литературы. Может быть, сегодня это выглядит старомодно, но, как ни странно, звучит необыкновенно свежо.
Не могу не сказать о книжках, которые выходят в издательстве «Альпина нон-фикшн». Данна Стоф, специалистка по головоногим, написала книжку «Осьминоги, каракатицы, адские вампиры. 500 миллионов лет истории головоногих моллюсков». В данном случае книга написана традиционно, в жанре популярной биологии. Как только вы увидите, что кальмары плавучие батончики и у них нелёгкая судьба, практически каждое животное при встрече с кальмаром пытается его съесть. И вот несчастная судьба кальмаров древних, с одной стороны, удивительное их строение, жизнь, приход каракатиц и осьминогов — всё это тоже выходит за рамки чисто биологического интереса и приобретает, если угодно, практически беллетристический, художественный эффект. Понятно, что множество самых разных ассоциаций возникает, потому что водный мир, моллюски, осьминоги даже в нашем сознании ассоциируются не только с «Наутилусом» Капитана Немо, но и с «Пиратами Карибского моря» и всей этой морской фактурой. Ещё раз её посмотреть, увидеть, в ней разобраться, возможность как раз и даёт Данна Стоф в популярной, с одной стороны, но в то же время и масштабном исследовании, которое опирается, конечно, на многолетний опыт изучения. В «Альпина нон-фикшн» вышла история одного из специалистов по сознанию Анила Сета «Быть собой: Новая теория сознания». Попытка показать, каким образом выстраивается человеком концепция «я», каким образом восприятие мира во многом опираются не только на когнитивные данные, реальность, которую мы воспринимаем, но и на прогнозирование этой реальности. Иными словами, субъективный момент в сознании играет не меньшую роль, а может быть, даже и большую, нежели те реальные факты, с которыми человек сталкивается. Понятно, что у этих взглядов на человеческое «я» и подсознание достаточно долгая философская традиция, но повёрнутая в несколько ином аспекте.
Я обращаю внимание на ещё один проект «Альпина нон-фикшн», который связан уже с прозой. В частности, совместно с интернет-порталом «Полка», который много внимания уделяет русской классики, «Альпина нон-фикшн» издаёт главные книги русской литературы. «Полка» возвращает внимание к русской классике. Здесь же появился новый роман Павла Пепперштейна, достаточно известного писателя, называется он «Бархатная кибитка». Он возвращает нас отчасти к началу, а именно к книжке Жана-Луи Байи «Чистые руки», потому что Пепперштейн пишет, с одной стороны, автобиографический роман. Но с другой стороны, мы возвращаемся к концепции «я», к строительству «я». Это не просто история мальчика, его семьи. Это одновременно достаточно много персонажей. Видение себя в детстве, фантазии, романы, разного рода выдумки и мечты. Это тоже совершенно отдельный, другой персонаж, который существует рядом с этим мальчиком. Это другие его взгляды. У Павла Пепперштейна довольно много цитат, центонов, обращений. Будучи творческим человеком, выдумывал, писал, придумывал. В результате получается не просто биография, а своего рода путешествия по сознанию человека, в котором уживаются не только впечатления от реальности, но и его вымышленный мир, который накладывается на эту реальность. И таким образом сама фигура этого автобиографического героя распадается на множество разных «я». Давно Андрей Белый пытался разрешить эту проблему в своих автобиографических романах. Конечно, несколько иначе, меньшим отстранением, чем Павел Пепперштейн. И пытался понять, каким же это «я» становится. И как это «я» переходит из одной ипостаси в другую. Каким образом человек, который играл в индейцев, уживался в этом маленьком Боре Бугаеве и какое место в нём занимал.
И ещё об одной книжке хочется сказать. Книжка, которая вышла в издательстве «Время». Книга Ольги Седаково «О русской словесности. От Александра Пушкина до Юза Алешковского». И она отчасти рифмуется с проектом «Полка». Первый раздел посвящён полностью творчеству Пушкина. Второй раздел — проза: Толстой, Юз Алешковский. А последний раздел — поэзия вплоть до современника Ольги Александровны Иосифа Бродского.
Н.ВАСИЛЕНКО: Кстати, у Бродского недавно был день рождения. Это была программа «Книжное казино». Прощаемся с вами до следующей встречи. Всего доброго, берегите себя!