СЛИШКОМ МНОГО ЛЮБВИ
Новая жизнь встретила Нину ярким солнцем, синим небом, какого она никогда не видела в городе, и радостной улыбкой Николая:
— Лапушка! А я уже соскучился.
Николай понял, что их с Ниной совместную жизнь ждет испытательный срок — небольшая сумка с вещами об этом красноречиво свидетельствовала. Но никак этот факт не прокомментировал.
— И я тоже, Коленька, соскучилась. Как ты тут?
— У меня та-а-кое! Нюшка ночью родила двух котят — представляешь? Я первый раз видел, как кошки рожают, — Николай буквально захлебывался от восторга.
— Поэтому она такая справная была — беременная?
— Ну, наверное... Я же и сам не знал — толстая и толстая...
— Покажи! — Нина никогда не видела новорожденных котят и даже немного волновалась. Нюшка оказалась трепетной матерью: котят чисто вылизала, и по тому, как они сладко посапывали, понятно было, что накормила досыта. Этим двум любопытным, хозяину и чужой тетке, не обрадовалась — прикрыла котят своим телом и недовольно заурчала. И такая тут Нину нежность прошибла! Вот оно — материнство, а она его и не испытала.
— Нюш, ты не бойся, мы вас не обидим. Сейчас я тебе водички свежей принесу и поесть чего-нибудь, — Нине захотелось помочь Нюшке в ее нелегком материнском деле, поддержать. И это чувство было для Нины внове — всерьез заботиться о ком-то ей еще не доводилось.
Нюшка поела, попила, потом подошла к Нине и, ласково мурлыкая, потерлась о ее ноги — спасибо, мол, хозяйка. Нина опять, как тогда на крылечке, заревела навзрыд.
— Коленька, я, наверное, тут не смогу, — плакала она, не в силах справиться с переполнявшими ее чувствами. — Это, знаешь, как деревенский воздух после Москвы — слишком много кислорода, организм не справляется. Вот и у меня сейчас так — слишком много...
— Чего много-то? Скажи толком, — успокаивал ее Николай, начиная побаиваться, что его скоропалительный выбор пал на слишком уж нервическую особу.
— Любви как-то слишком много на меня свалилось — и к тебе, и к Нюшке, и к котятам... У меня такого не было никогда.
— Так это же хорошо, что любви много! — Николай успокоился: просто оттаивает человек, лето. Надо подождать. А она — добрая, его лапушка, он не ошибся.
СТАРОСВЕТСКИЕ ПОМЕЩИКИ
По большому счету в деревенской жизни Нине нравилось все. И дни, полные непривычных забот и удивительных открытий, и ночи, которые с приближением лета становились все короче, и надо было успеть не только утомиться от жарких чувств, но и отдохнуть к началу трудового дня.
У нее было много серьезных забот: помимо котят, которые прямо на глазах превращались в отчаянных сорванцов, Николай озаботил ее посадкой на огороде всякой полезной зелени: лука, моркови, свеклы, петрушки-укропа. И уж совсем другая жизнь началась, когда Николай привез из города цыплят — петуха и четырех курочек.
— Коленька, ты моей погибели хочешь? Я же цыплят только замороженными видела и на столе, с рисом.
— Ты глянь, какие красавицы! Пеструшки, говорят, яйценоские. Сегодня же курятник им сколочу.
Нина понимала, что Николай прав: в ближайший магазин, что за три километра, зимой не находишься. А в том, что ближайшую зиму она проведет здесь, в деревне, если ничего не случится, она уже не сомневалась. Хорошо им было вместе. Он ее только лапушкой называл, а она его — Коленькой.
— Чисто Гоголь, старосветские помещики — Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна! А мы с тобой — Нина Ивановна и Николай Иванович, только фамилии разные, — смеялась Нина.
— Это временно, — радовался ее веселости Николай. — Вот еще козу купим и станем... Ну, не помещиками, конечно, а уж кулаками зажиточными точно.
— Ты еще корову купи! — испугалась Нина. — Козу пасти надо, доить, сено заготавливать. Нет, я на козу не согласна.
— Поживем — увидим, — не сдавался Николай.
НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ
ДАЖЕ В ДЕРЕВНЕ
В конце лета Нина обнаружила неполадки в жизнедеятельности своего организма. Сначала не придала этому значения, но через месяц была вынуждена признать — пришел и ее черед встречать бабью осень. «Сорок шесть скоро, рановато, хотя... — размышляла она, рассыпая курам корм по двору. — От этого все равно не спрячешься, даже в деревне. Зато прокладки не надо покупать — экономия».
Но одной только экономией на прокладках дело не ограничилось. Организм бунтовал и сопротивлялся, не желая сдавать позиций: кружилась голова, постоянная слабость тормозила хозяйственно-огородную жизнь, Нина таяла на глазах. И как всякий практически здоровый человек, своему недомоганию испугалась не на шутку. Легла на диван, накрылась драненьким пледом, которым грелась еще Коленькина мать, и стала ждать худшего. Глядя на нее, встревожился и Николай:
— Езжай в Москву, к врачу, — настаивал он.
МАЛО ВРЕМЕНИ
Нина дождалась, когда пришел ее черед получать деньги с жильцов, и поехала в Москву. Матери дома не было — Нина не предупредила, что приедет. Прошлась по комнатам, зашла на кухню — нет, это уже не ее дом. А была ли когда-нибудь эта квартира ее домом? «Господи, только жить начала — и на тебе! Сроду же не болела, даже карточки в поликлинике нет», — Нина действительно волновалась, уж так некстати свалилась на нее болезнь. Да и что это за болезнь, неизвестно. Она знала, какими неприятностями чреват для женщин этот их нежный — переходный — возраст. Терапевт посмотрел язык, послушал легкие, пощупал живот — все вроде нормально. Велел прийти на повторный прием через три дня после анализов и консультации гинеколога. Гинеколог после осмотра предложила сесть.
— Ну что, Нина Ивановна, восемь-девять недель, — сообщила врач, с сочувствием глядя на Нину.
— Каких недель? — попыталась не понять та.
— Беременности. Писать направление? В вашем возрасте рожать рискованно, не советую.
— Подождите, — Нина не могла взять в толк, о чем говорит врач. — Я что — беременна?
— Да, беременны. И срок уже большой, еще неделя, и никто не возьмется делать вам аборт.
— Аборт? Зачем аборт? — Нина испугалась: слово-то какое страшное! — Я должна подумать, посоветоваться...
— Думайте. Но времени у вас мало.
ВРАЧИ —
ТРЕТЬИМ НОМЕРОМ
Прямо из поликлиники, не заходя домой, не повидав мать и не получив деньги, Нина отправилась на вокзал. Николай был на работе. Нина машинально прибрала со стола, накормила котят, которые радостно приветствовали ее возвращение. Спрыгнула с любимого кресла Нюшка и потерлась о ее ноги, изгибая спину и нагловато мяукая. Молодой петух Петруша, красавец с красно-синими перьями в хвосте, важно прохаживался возле крыльца в ожидании поживы. Нина бросила ему под ноги несколько горстей дробленой пшеницы, и он сразу оживился. Засуетился, закудахтал, засучил лапами — куры услышали и поспешили, перегоняя друг друга, к своему кормильцу. На сердце стало теплее, но тревога не отступала. «Аборт? Нет, это невозможно. Но если Коленька... Я же теперь без него не смогу». Без кого она не сможет — без малыша, посланного ей на излете женских возможностей, или без Коленьки, с которым ей придется расстаться, если он не захочет ребенка, Нина сама не знала. Она погладила свой живот, тяжело вздохнула и стала ждать Николая.
— Лапушка моя вернулась! — он радостно обнял Нину. — А что так быстро? Была у врача?
— Была. Он говорит, что рожать опасно.
— Кого рожать? — Николай вытаращил на нее глаза. — Ты что — беременная?
— Да, представляешь?!
— Ух, ты! Слушай, а ты молодец! И я молодец! — он явно был доволен и ей, и собой. — А что опасно-то?
— Ребенок может родиться... не совсем здоровым. Мне лет-то сколько...
— Только в этом дело? В возрасте? Или еще в чем?
— Только в возрасте, все остальное вроде в порядке.
— Вот что я тебе скажу: этот вопрос решенный. Врачи здесь третьим номером — после Бога и женской природы. А я вот думаю, когда нам козу лучше покупать — сейчас или весной? — Николай говорил серьезно и деловито. — Я тут прочитал, что козье молоко — почти как материнское. Нашему пацанчику... — он на секунду задумался, — или пацаночке такое и нужно. По всему — сейчас лучше купить — ты пока с ней освоишься, доить научишься... Как думаешь?
— Ты шутишь?
— Какие шутки? Этим не шутят. И фамилию тебе нужно менять, на мою. Пора.
Алина Рощина