Собственно говоря, эта заметка — продолжение предыдущей. Тот, кто прочитает о влиянии через сон, может невольно вспомнить девочку-поэтессу Нику Турбину. Ее «открыл» сначала Юлиан Семенов, затем эстафетную палочку у него перехватил Евгений Евтушенко, способствовавший изданию первой книжки Ники.
После публикации многие объявили девочку гениальной. Причем, сочиняла она совершенно взрослые по чувствам стихи. Некоторые исследователи творчества поэтессы пытались обличить ее мать, с юности писавшую стихи, в том, что она выдавала свое творчество за дочернее. Добавляли они и критику: как произведения взрослого поэта стихи казались бы средними, а вот как поэзия ребенка-вундеркинда попали в яблочко славы. Другие аналитики подходили мягче, считая, что взрослая рука всего лишь правила детские строки. Поэтом и прозаиком был и дед девочки-поэтессы. Так что править в семье было кому.
Этот случай очень интересен и может быть обозначен как «сидром Ники Турбиной». Он — особенно ярок, но не единичен.
Обозначу то, что лежит на поверхности: семейную жажду признания. У людей, жаждавших, но не дополучивших славы, поиск признания нередко превращается в «семейное творчество» — создание, лепку из своего ребенка «юного гения». Если «юный гений» (поэт, художник, музыкант, математик) не может подтвердить свою сверходаренность во взрослом возрасте, судьба его обычно трагична. Иногда он пытается вырваться из жесткого родительского сценария и начать заниматься чем-то другим, более интересным ему самому. Но отпрыск – «не гений» жаждущим признания родителям, дедушкам-бабушкам просто не нужен. В этом случае его настигает родительская кара: он отвергается самыми близкими людьми, и вследствие этого нередко погибает от несчастного случая или спивается. Мертвое «гениальное юное дарование» долгие годы может продолжать поддерживать семейные амбиции.
Семья Ники Турбиной проживала в курортном месте, поэтому слетались к ним столичные писатели. У них бывал и Юлиан Семенов, которому первому продемонстрировали пятилетнего ребенка. Не знаю, бывал ли у них Евгений Евтушенко, но за «раскрутку» имени девочки он взялся со всем свои энтузиазмом, не задумываясь о последствиях.
Ника Торбина, которую читателям представили «под Булгакова» Турбиной, несомненно, была одарена артистическим талантом. Актером был ее отец. Читала она свои стихи, имитируя манеру чтения первой жены Евтушенко — Беллы Ахмадулиной, скорее всего, кумира своей матери. Имитируя, конечно, невольно, по-детски трогательно.
Но вернусь к теме сна и получения через сон информации и даже возможности аутокодирования. Всем известны случаи «семейного радио». Близкая связь между маленькой дочерью и ее матерью, отцом и ребенком-сыном – это природный, а не технологический нейроинтерфейс.
Стихи Ники Турбиной рождались так: ребенок вскакивал ночью в постели и в полусне произносил строки, которые поспешно записывала ее мама. Если рассмотреть медиумизм не с точки зрения связи с мертвыми, а как способность к приему информации из источника, находящегося за пределами «Я», Нику Турину следовала бы отнести не к поэтессам, а к медиумам. По всей видимости, она просто считывала во сне и сомнамбулически транслировала с некоторыми искажениями строки, которые ночами слагала в соседней комнате ее мать. Нейроинтерфейс мать—дочь позволял считывать и не записанные стихи, только клубящиеся в сознании матери, а возможно и деда. Семья – единая информационная система.
То есть, можно предположить, что имело место явление, сходное с передачей через сон зрительных образов. Возможность передачи вербальных сообщений сначала ставилась исследователями под сомнение, но позже тоже получила экспериментальное подтверждение. Исследования задокументированы.
Когда ослабла связь юной поэтессы с матерью, система трансляции перестала работать. Стихи больше не писались.