Продолжаю историю рождения дочери. Итак, когда что-то ввели внутривенно, я напоследок насмешила анестезиолога, ответив на вопрос о возрасте:"старородящая малолетка", а потом провалилась в какую-то черную дыру. По факту дыра оказалась слишком глубокая, и я чуть не осталась там насовсем.
Предыдущая глава здесь:
Я медленно приходила в себя. Сознание упорно рвало на поверхность сквозь толщу чего-то черного и вязкого, и, наконец, вынырнуло на поверхность. Первым включился слух. Вокруг было тихо, но над ухом что-то мерно попискивало. Я еще не сознавала, кто я и где я, но в мозгу упорно билась мысль, что я должна была сделать что-то очень важное. Но что?
Ах, да! Родить ребенка! Неважно, что не родить не так, как хотелось, главное, мне сейчас его (или ее?) увидеть! Я открыла глаза, и на меня нахлынула волна ужаса. Перед глазами стояла темнота! Я ничего не вижу!
От страха я заорала и рванулась вперед. Вернее, хотела заорать и рвануться. Вместо крика из горла вырвалось что-то, напоминающее хриплое прокуренное карканье, а на рывок тело отозвалось болью сразу в нескольких местах - живот, грудная клетка и правая рука.
Зато вернулось зрение! Хоть и смутно (без очков и линз), но я увидела приглушенный свет настольной лампы и медсестру, которая спешила ко мне.
-Ой, не дергайтесь, датчики сорвете и капельницу вырвете! Лежите тихонечко, мы Вам плазму капаем. У Вас кровопотеря большая была и остановка сердца. Я сейчас Вам губы смочу, пить пока нельзя.
-Кто? - хрипло каркнула я, но медсестра все поняла.
-Дочка у Вас, хорошая девочка, здоровенькая, 3 килограмма! Лежите спокойно, я сейчас трубочку уберу.
С этими словами она оторвала (очень аккуратно) пластырь, крепивший под носом трубочку, поправила простынь, проверила капельницу, поставила градусник.
К слову, эта медсестра была чуть ли не единственной, кто относился к пациенткам по-человечески. Жаль только, что ее дежурство пришлось на первую ночь, когда я почти все время была без сознания, и последнее утро в реанимации, когда я уже была на ногах.
На меня одновременно нахлынула непередаваемая радость и возрастающая боль. Боль в разрезанном животе была совершенно ожидаема, но не намного меньше болела грудная клетка и саднило горло. К тому же вдруг начало трясти крупной дрожью. Одеял в реанимации не полагалось, но замечательная девушка-медсестра (не знаю ее имени, но дай Бог ей здоровья и всех благ) откуда-то принесла одеяло. А через час еще одно, так как озноб не унимался.
Оказалось, что у меня подскочила температура, вызвали врача, что-то вкололи в бедро, что-то подкололи в капельницу,. Дрожь то уходила, то принималась бить с новой силой. Я то проваливалась в сон, то просыпалась, пытаясь отвлечься от своего состояния осознанием того, что у меня теперь есть дочь. И завтра я ее увижу.
Утром мой добрый ангел улетел отдыхать после дежурства, а на смену ему пришла обычная для этой больнички медсестра, грубоватая и без капли сочувствия к бедным потрошенным людям. Кстати, оказалось, что я в палате не одна. На соседней кровати тоже кто-то лежал, не шевелясь. Наверное, когда я заснула под утро, привезли из операционной после экстренного КС мне привезли соседку.
Утро началось с того, что пригнали передвижной аппарат, вроде бы снимали расширенную кардиограмму, но я не уверена в этом. Зато спустя пару часов сняли все датчики. Потом пришел ЕН (мой врач), помял мой разрезанный живот, от расспросов о том, что случилось, ловко уклонился. Мол, медсестры всякую чушь собирают, и ловко перевел разговор на дочь. Хочу ли я ее увидеть?
Еще спрашивает, конечно, хочу! А еще верните мне мои гляделки! С линзами я еще не управлюсь, но очки-то можно? ЕН распорядился принести найти мои очки и принести дочь. Дочь принесли, а вот очки - нет. Поэтому в нашу первую встречу я толком ничего и не рассмотрела. Кулечек такой спящий, маленький, спеленутый в маленькое полешко. Углядела только прядку очень темных волос, выбившихся из-под чепчика. В руки мне мою девочку не дали, та как одна рука у меня постоянно была занята капельницей, показали на минутку и унесли. А очки так не и принесли, хотя я просила несколько раз.
Зато принесли стакан воды. Я жадно выпила его, но это была ошибка. Но кто бы мне сказал, что пить надо крохотными глотками? Никто. А я выхлебала все за раз, ощущая, как орошается пустыня Сахара во рту, но буквально через минуту накатила тошнота. Медсестра как раз куда-то убежала, и я отчаянно боролась с приступом тошноты, понимая, что если эта неприятность случится со мной, то на меня наорут обязательно, а вот мыть вряд ли станут. Я глубоко дышала, и в итоге справилась со спазмами. Кстати, дышать глубоко было больновато, ребра ныли, как после сильного ушиба.
Потом опять накатила боль от разреза, я просила что-нибудь обезболивающее, что-то вкололи, я заснула. Проснулась от жгучей боли в руке. Оказалось, что во сне я пошевелилась, игла вышла из вены, а раствор продолжал капать под кожу.
Вторая медсестра была совершенно не похожа на моего ночного ангела милосердия. Мало того, что она наорала на меня, так еще и оказалась из семейства плеченогих. Она переставила капельницу на другую руку, при этом вену проткнула раза три, на четвертый ухитрилась опять пустить раствор под кожу! Заметьте, теперь я я лежала тихо, как мышь!
Остаток дня прошел под знаком "все болит". На соседней кровати проснулась коллега на несчастью, но наших сил хватило только на то, чтобы поздороваться и назвать себя. Девушку звали Света. Позже мы оказалась с ней в одной послеродовой палате и много общались, но в первый день обе лежали без особой потребности в общении.
Вторая медсестра забрала у меня одеяло, типа "не положено", а я опять тряслась в ознобе. Ко всем болям (живот, ребра, обе руки), присоединилась боль в бедре, куда каждые четыре часа тоже что-то вводили. Обезболивающего я допросилась лишь под утро. Света тоже маялась от боли и время от времени тихо постанывала. На рассвете я все-таки заснула. Меня обнадеживала мысль, что утром все же вернут очки, я попрошу ЕН принести дочку и как следует ее рассмотрю. А если повезет, то даже подержу на руках...
Продолжение следует...
Вся история тут: