На конце серебристой палочки, вспух пузырь – вспух, разросся до двух метров в диаметре и начал медленно вращаться. С расстояния в пятьдесят метров, отделяющего «Краб» от астрофизика с его зондом, Дима видел, что на полупрозрачных боках пузыря, подобно полоскам на астраханском арбузе, отсвечивают полосы из металлизированной плёнки. Они выполняют даже не двоякую, а троякую задачу: с одной стороны, являются своего рода силовым каркасом пузыря, удерживающего тонкую плёнку, готовую лопнуть под внутренним, пусть и небольшим давлением, с другой – играют роль отражателей радиолокационных импульсов, благодаря чему зонд можно обнаруживать на довольно приличной дистанции. С третьей же – это часть антенны, позволяющей как раз улавливать следы электромагнитных всплесков в пустоте, за которыми и охотится с таким старанием астрофизик Леднёв. Вон он, висит на конце длинной, усаженной пластинками катафотов страховочной стропы – поднял руку, давая знать, что всё в порядке. Потом потянулся к другому концу палочки, на которой, словно гигантский леденец, висел шар-зонд, и принялся что-то делать. «Проверяет работу передатчика» - понял Дима и скосил глаз на приборную панель. Так и есть: одна из четырёх лампочек загорелась зелёным светом. Порядок, действует, можно переходить к следующему…
В наушниках зашипело:
- Я Второй, готово.
- Я Первый, принял. – отозвался Дима. – Сигнал есть, можешь возвращаться. Третий, как слышно?
- Третий в канале. – ответил другой голос. Дима повернул голову внутри большого круглого шлема «Пустельги» - вон он, Вася Гонтарев на своём «крабе» - в ста метрах от него . Инструкции на этот счёт не допускают толкований: при удалении на малых буксировщиках более, чем на километр от станции, следует брать с собой сопровождающего. Вот Вася и болтается в пустоте, наблюдая за действиями «эскортируемых» да связываясь время от времени с диспетчерской «Лагранжа» - просто так, от нечего делать, чтобы не оставаться один на один с заполненной звёздами пропастью, окружающей их со всех сторон. Слышимость здесь отличная – до станции всего двенадцать километров, и даже всплески помех, исходящие от лохматого шарика солнца, не в состоянии этому помешать…
Леднёв выстрелил струйками газа – отсюда они видны были как крошечные белёсые чёрточки, возникающие по бокам «холодильника», к которому пристёгнута спиной его «Пустельга». Медленно отплыл от только что установленного зонда, перекувырнулся, ловко выровнял своё положение и дал тягу. «Девять… восемь… семь…» - привычно отсчитывал Дима. На счёт «три» подлетающий астрофизик плюнул тормозными струйками; фал автоматически сматывался на большой никелированный барабан, закреплённый на раме буксира. Лёгкий толчок, от которого звёздный купол вокруг Димы пришёл в движение – Леднёв встретился с «крабом», и теперь пытается подтянуться на руках, нашаривая ногами небольшую, полметра на полметра, площадку. Нашарил, поймал пристяжные ремни, закрепил их у себя на поясе, поднял руку – «готово!»
Дима заученными движениями прекратил вращение «краба» и развернул буксир в сторону «Лагранжа». С расстояния в пятнадцать километров станция выглядела как яркое тройное пятнышко. Одно рядом с другим, словно копеечная монетка возле пятака; и ещё одно, как бы размытое, больше первого но меньше второго, эдакая ослепительно сверкающая трёхкопеечная монета. Если навести на пятнышки закреплённый на выдвижной штанге монокуляр – специально приспособленный к тому, чтобы пользоваться им в гермошлеме скафандра, то первое превратится в незаконченный бублик станции «Лагранж»; во втором, «копеечном» легко различаются состыкованные «Тесла» и «Эндевор». Третье же, висящее немного в стороне и, вроде бы, никак с двумя другими не связанное – это огромная параболическая антенна. Её доставили сюда на Тесле, собрали, установили на конце пятидесятиметровой фермы, и теперь через огромную сетчатую чашу идёт вся связь с Землёй…
- Третий, приготовиться! Три… два… один – старт!
Мягкий, едва ощутимый сквозь панцирь «Пустельги» нечувствительный толчок в спину – «краб» дал тягу. Дима принялся орудовать джойстиками, удерживая буксир на курсе – с такой разбалансировкой нагрузки делать это не очень-то легко. Вообще-то, это было работой автопилота – теоретически несложное устройство на основе гироскопа должно было справляться с подобными мелочами. Но, видимо, французские инженеры что-то недоработали - автопилот работал с задержками, едва заметными, но крайне неприятными, когда приходится маневрировать вблизи массивных конструкций. Дима, следуя примеру других пилотов, попросту отключал его, доверяя исключительно своему умению управлять буксировщиком.
Он двинул левой рукой, и локоть упёрся в бок «пустельги» Леднёва. Он, как и было условлено, не стал отстёгиваться от громоздкого маневрового блока и закреплять его на раме «краба» , а стоял, повернувшись к ложементу лицом, держась обеими руками за трубы рамы – и теперь довольно заметно мешал, особенно, движениям левой руки, управляющей корректировкой по горизонтальной оси. Увы, приходится терпеть; этот зонд лишь первый из четырёх, которые предстоит установить, и возится каждый раз, отстыковывая блок движков от рамы буксира, потом пристёгиваясь к нему спиной, а по возвращении повторять весь этот процесс в обратном порядке – пустая трата сил, времени и воздуха из баллонов. А потому, такая уж судьба у астрофизика Леднёва: лететь в космической пустоте спиной вперёд. Уткнувшись стеклом скафандра в спинку своего ложемента.
Цифры на радиодальномере, отсчитывающие дистанцию до «Лагранжа» замедлились и замерли. Десять километров, тютелька в тютельку…
- Третий, тормози. Приехали.
- Принято, первый. Действуйте, я за вами наблюдаю.
Взгляд влево - Леднёв всё так же торчит на площадке, и «холодильник» на его спине закрывает изрядный кусок небесной сферы. Хотя – там и смотреть-то не на что – кажется, созвездие Девы… а может, Водолея? Дима был не особенно силён в астрономии.
- Второй!
- Слышу, первый.
- Станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт. Пассажирам покинуть вагон!
- Понял, начинаю работать.
Дима расслабил – только расслабил, не отпустил совсем! – ладони на джойстиках и принялся наблюдать, как астрофизик медленно отплывает прочь от «краба» - в руке у него шест с утолщениями на обеих концах, готовый к установке зонд. Вот он разворачивается к Диме спиной, плюётся чуть ли не в забрало шлема струйками газа и уплывает прочь, сматывая с барабана широкую, отсвечивающую катафотами ленту фала.
Дима поглядел на часы, закреплённые на правом запястье скафандра. Минут десять ещё можно не суетиться.
Аппетита не было. От слова совсем – по забавному выражению Лёшки Монахова, которое Дима подцепил у него ещё в Артеке и с тех пор нет-нет да употреблял к удивлению собеседников. Сейчас, правда, рядом никого не было, но есть не хотелось ни чуточки – несмотря на пять часов, проведённых в открытом космосе. На этот раз Дима не пилотировал «Краб», а ползал по внутреннему кольцу «Лагранжа» прихватывая сваркой только что установленную дугообразную секцию. Напротив него, через «дырку от бублика» монтажники уже начали крепить сверхпроводящие сегменты «батута» - строительство прилично отставало от графика, и все, включая и самого Диму, старались, как могли.
Из шлюза он выполз на полусогнутых, если, конечно, это можно сказать о том, кто болтается в невесомости - забрался в пластиковый мешок душевой кабины и не меньше десяти минут наслаждался чередованием горячих и холодных струй. Хоть с водой на станции нету недостатка – её присылают с земли, в грузовых контейнерах, в виде полутораметровых брусков льда. Извлечённые бруски помещают в специальный бункер с решётками-теплообменниками – инженеры, проектировавшие «Лагранж», решили таким образом избавляться хотя бы от части паразитного тепла, уходящего на растапливание льда. А «серые стоки» - вода из системы канализации – закачивались в здоровенные алюминиевые баки, куда тоже были подведены теплообменные решётки. Там вода превращалась в пар, который небольшими порциями рассеивался в пространстве. Недавно, как слышал Дима, инженеры-эксплуатационники потребовали отказаться от этой системы – попав наружу, водяной пар оседал тончайшим инеем на решетках антенна, линзах оптических приборов и чувствительных элементах датчиков, и его приходилось регулярно удалять. Это обязанностью дежурных по станции - одной из самых нелюбимых, от которой все старались отвертеться всеми правдами и неправдами.
Дима повертел в пальцах большой пластиковый тюбик с надписью «Борщ украинский», продублированной латинскими буквами. С того момента, как он покинул «Гагарин», приходится довольствоваться вот такой, с позволения сказать, кормёжкой – в тюбиках, банках, герметических упаковках, исключающих образование капель и крошек. Дима вспомнил деликатесы, которыми потчевала его молодая жена что на Земле, что н орбите, и едва не отшвырнул «борщ». И ведь никуда не денешься – пока не будет запущено вращение «Лагранжа» (а это случится никак не раньше, чем через два месяца, в лучшем случае) станционное меню изменений не претерпит. К тому времени Дима надеялся уже оказаться на земле – запуск «космического батута» должен состояться на месяц раньше, и его фамилия значилась в списке тех, кто отправляется на Землю в первую очередь.
А значит, всего через месяц, если, конечно, ничего не стрясётся он обнимет Нину, и не в сновидениях (весьма, далёких от того, чтобы назваться приличными), а вживую, вот этими самыми руками. И – никаких орбитальных отелей с видом на Землю! Спасибо, конечно, её руководству, но о такой перспективе даже думать не хочется. Не то, чтобы космос Диме надоел, но… отпуск есть отпуск, и его надо провести под голубым небом, ощущая под ногами, желательно, босыми, твёрдую, тёплую, слегка влажную после дождя землю. А космические виды… он ещё успеет на них наглядеться.
Дима наконец решился – открутил крышку тюбика, нажал, понюхал, а потом лизнул выползшую червяком густую, тёмно-красную пасту. А ничего, вкусно и борщом пахнет почти по-настоящему. Помнится, Нина рассказывала в одной из радиограмм, что специально заказала некоторое количество «борща украинского» для ресторана в своём «Джемини-Хилтон». Невесомости там нет, зато пасту можно выдавливать из тюбика на крошечный ломтик поджаренного чёрного хлеба, посыпать тёртым чесноком, зеленью и стружками мороженого сала, и подавать в таком виде как изысканную закуску-канапе к аперитиву или крепкому алкоголю. Новинка пользуется среди гостей орбитального отеля сумасшедшей популярностью, и некоторые земные рестораны уже связывались конфиденциально с Ниной, суля большие деньги за рецепт. Она не ответила – предпочитает подождать, догадаются ли они сами, в чём тут секрет?
На то, чтобы расправиться с двумя третями тюбика ушло минут десять. Добить – или отправить в мусорный бак? Дима в задумчивости покрутил на руке персональный браслет. Строго говоря, носить его здесь нет ни малейшей необходимости - диспетчерская «Лагранжа» ещё не заработала, и хитрое устройство пока не подключено к сети. Но – привычка есть привычка, к тому же эта штука заменяет сразу и наручные часы, и переговорное устройство.
Браслет пискнул и едва слышно зажужжал, щекоча кожу на запястье. Ну вот, скривился Дима, накаркал… не дадут человеку спокойно поесть! Но – покорно надавил клавишу.
- Ветров, ты где? Ищу тебя, ищу…
..Леднёв! Не было печали…
- Я в столовой, обедаю. А ты мне мешаешь. – сварливо ответил Дима. Он вдруг понял, что совершенно не хочет разговаривать сейчас с астрофизиком. Не то, чтобы он что-то против него имел – Валерка хороший парень, просто сил не было выслушивать очередную полную энтузиазма речь о поисках треклятого «обруча»,
- Потом доешь. – бодро отозвался астрофизик.- Бросай всё и сыпь в малую кают-компанию. У нас тут семинар, тебе будет интересно послушать.
«Вот ни чуточки!» – едва не огрызнулся Дима, но сдержался. В конце концов Леднёв не виноват, что сегодня он встал не с той ноги… вернее вылез из спального кокона, потому что – как, скажите на милость, вставать в невесомости?
… а видеть его хочется ещё меньше, чем слышать…
Он вздохнул, выдавил в рот остатки «Борща украинского», запил водой из пластиковой груши. Отправил пустую тару в мусоросборник, оттолкнулся от стула и поплыл к выходу. Хочешь-не хочешь, а надо идти. Люди ждут, неудобно…
Дима вплыл в кают-компанию и первое, что он там увидел – Валеру Леднёва, висящего возле закреплённой на стенке матовой стеклянной доске, исчерченной какими-то схемами. Астрофизик, поймав его взгляд, скорчил недовольную мину и показал глазами в угол – там отблёскивала в свете газосветной лампы знаменитая лысина начальника станции.
- Если вкратце, то физика процесса примерно такова…. – заговорил Валера. Дима огляделся; в помещении, кроме него, набилось ещё человек пятнадцать, в том числе и из других подразделений, послушать о поисках инопланетного артефакта хотелось многим. - Как всем здесь, конечно, известно, «тахионное зеркало», называемое иначе «горизонтом событий» присутствует не только в точке старта. Оно возникает и в финиш-точке, правда, на очень короткий промежуток времени, измеряемый микросекундами.
Дима, как и все присутствующие, закивал. Любому из них не раз доводилось видеть прибытие очередного грузового контейнера или пассажирского лихтера: в пустоте вспыхивает на неуловимое мгновение ртутно-серебряный диск, и – хлоп! - из него, словно пробка из бутылки, выскакивает «посылка».
- … я полагаю, что на гипотетический «звёздный обруч» воздействует именно этот микросекундный энергетический импульс. И чем ближе точка выхода, тем сильнее будет воздействие. Если вкратце, то зависимость от расстояния описывается функцией…
И он принялся черкать жировым карандашом по стеклянной доске – мел на «Лагранже» находился под запретом, из-за его неистребимой способности крошиться.
Математические выкладки Дима пропустил. Он и в институте не особенно дружил с высшей математикой (хотя, на экзаменах всегда получал пятёрки, в крайнем случае, четвёрки), а здесь были такие дебри, что он почти сразу потерял нить рассуждения и едва не задремал под убаюкивающее воркование докладчика. Из полусна его вырвало только предложение Леднёва задавать вопросы. Дима вскинулся, потёр рукавом глаза, воровато огляделся – не видел ли кто? – и сделал попытку сосредоточиться на происходящем.
- На каком расстоянии от «Лагранжа» вы оставили зонд-пеленгатор? – спросили из дальнего угла. Дима не разглядел спрашивающего, зато безошибочно опознал акцент - Жан-Лу Кретьен, французский астронавт из экипажа «Эндевора».
- Всего мы их поставили четыре. – с готовностью ответил Валера. - Самый дальний в пятнадцати километрах от станции. Все зонды настроены на регистрацию электромагнитного излучения определённой сигнатуры. Они сохранят нужное нам положение около двух недель.
- Две недели… за это время прибудет не меньше пяти «посылок» с «Гагарина», если я не ошибаюсь? – прозвучало из противоположного угла. Спрашивал астрофизик, коллега Леднёва - тощий рыжеволосый парень, известный своим пристрастием к экстравагантным причёскам, за что ему не раз влетало от Леонова.
- Да, и я надеюсь засечь вызванные их прибытием всплески излучения. И, конечно, примерное направление на источник.
- Ещё вопрос. – снова заговорил Кретьен. – Я не ошибся, вы сказали, что зонды сохранят положение в течение недели? А что с ними будет потом?
По-русски он говорил почти безупречно, ответил Дима. Не то, что француз Шарль из его подопечной группы «юниоров».
Леднёв поскрёб переносицу кончиком карандаша.
- Ну, у этих устройств нет маневровых двигателей. Полагаю, они попросту разбредутся по окружающему пространству, хотя ещё в течение какого-то времени будут действовать и передавать на «Лагранж» данные.
- И как долго? – продолжал допытываться француз.
- До двух недель. Потом исчерпается запас энергии в батареях, ведь солнечных панелей или иных источников энергии у зондов тоже нет.
- Позвольте… э-э-э… Валерий?
На этот голос обернулись все, без исключения.
- Просто Валерий, с вашего позволения. – торопливо отозвался Леднёв.
- Хорошо… просто Валерий. - кивнул начальник экспедиции. – Я полагаю, если «обруч» всё же удастся обнаружить, он будет от нас на весьма значительном удалении от «Лагранжа»?
- По моим расчётам, не менее двадцати тысяч километров. Но, возможно, гораздо больше.
- Насколько больше?
- Раз в десять, и это не предел.
- Двести тысяч километров… - Леонов задумался. – Немало, однако, не является непреодолимым препятствием. Должен отметить, что вы с Ветровым… где он, кстати?
Окружающие заозирались. Дима торопливо вздёрнул руку, обозначая своё присутствие.
- А-а-а, он здесь, как я вижу… Так вот, вы отлично справились с установкой зондов, но для ловли «звёздного обруча» «крабы» не годятся, как вы надеюсь, понимаете.
По кают-компании пролетели шепотки. Это понимали все.
- Скорее всего, не подойдёт и «попрошайка». – продолжал Леонов. – То есть в теории, с дополнительными запасами воздуха и провианта такой полёт возможен, но он представляется мне слишком рискованным. А потому, предлагаю вам, Ветров, проработать вариант использования «Эндевора». Жан, если вас не затруднит – помогите молодому человеку. Джанибекова я предупрежу.
- - Уи. – коротко ответил француз. – В смысле, да, конечно.
Дима, услыхав о том, что ему предстоит, напрягся. Уровень был явно не его - хотя, Архипычу, конечно, виднее. Недаром тот перед этой экспедицией занимал пост заместителя начальника Центра Подготовки и, уж конечно, в состоянии оценить способности подчинённых и их пригодность для той или иной задачи. На миг его охватила гордость – знала бы Нина, какие дела ему поручают!
- И подумайте о том, чтобы взять с собой один из «крабов». Его будет нетрудно пристыковать к «Эндевору» снаружи. – добавил Леонов. - Уверен, он вам пригодится. А сейчас… - он демонстративно посмотрел на запястье, где, как и у остальных, красовался персональный браслет, - не пора ли расходиться, товариши? Что-то мы заболтались, а ведь работа не ждёт!