Уже через несколько недель Лузий впервые вышел на арену. Опасной для жизни сценой для него стал цирк Флавиев, который только что отстроили (это был нынешний Колизей). Этот крупнейший в империи цирк заложили при Тите и окончательно достроили уже при Домициане. Располагался он у подножия холма Малый Целий.
Вообще-то, если быть поточнее, это грандиозное сооружение находилось у подножия сразу трёх холмов: Палатинского, Эсквилинского и Целия, и построили его Флавии после успешного подавления восстания в Иудеи и сожжении Иерусалимского храма.
Полтора года Лузий на празднествах и просто в выходные дни развлекал римский плебс и римскую аристократию, проливал и свою, и чужую кровь.
Лузий уже не помнил сколько раз смерть подбиралась к нему, была с ним рядом, заглядывала призывно ему в глаза, и казалось вот-вот должна была завладеть его телом.
***
В тот раз огласили очередное распоряжение магистрата Рима: «в честь праздника Цериалия, посвящённого богине плодородия и земледелия Либере, гладиаторы заменят охотников-бестиариев и должны выступить в представлении с дикими зверями. Но прежде, зверям дозволялось «казнить» бунтовщиков, пригнанных из Киликии и Сирии.»
А эти самые бунтовщики оказались необычными.
Как выяснилось, взбунтовались они не из-за каких-либо притеснений, не из-за наместников Тарса и Антиохии, которые могли в чём-то ущемить их права, или из-за значительно поднятых в прошлом году налогов, а всё свелось лишь к тому, что они в открытую отказались почитать божественную сущность принцепса и не стали признавать могущества многочисленных Олимпийских небожителей.
Смутьяны провозглашали, что миром правят не Юпитер Капитолийский и не прочие его дружки Олимпийцы, окружившие престол Громовержца, а какой-то странный и непонятный бог, который несколько десятилетий назад, в правление принцепса Тиберия, как разбойник или раб был распят на кресте в Иудеи.
Все римские граждане этих бунтовщиков ненавидели и обзывали по всякому, но чаще - проклятыми «единобожниками»… Или же ещё чаще - «христианами».
Однако Лузий с ними ещё ни разу не сталкивался.
Он их впервые сейчас в цирке Флавиев и увидел.
***
«Единобожников» выводили на арену цирка гуськом. Вид у них был жалок. Уже на арене цирка их освободили от пут. Со звоном на землю упали цепи, сковывавшие так называемых «христиан». Затем с глухим стуком упали колодки, стягивавшие у некоторых из них шеи.
Заскрежетали проржавевшие запоры железных клетей, расположенных под Южной трибуной. И вот, наконец-то, клети открылись…
Стараясь держаться на безопасном отдалении, гортанно и тревожно крича на непонятном наречии, покалывая крюками, концы которых раскалили на огне, полуголые рабы-эфиопы выгнали на арену… Это были гривастые, с шерстью от буровато-коричневого до рыжевато-ржавого оттенка, огромные ливийские львы. Лузий их уже видел у себя на далёкой родине. Такие звери водились по берегам Ленивой реки, а также они встречались и к северу от неё, в саванне.
Этих львов, по высочайшему указанию Домициана, который день не докармливали, и в последние два дня их даже морили голодом- лишь три раза на дню им давали только утолять жажду. И вот сейчас, раненные (касание раскалённых концов крюков, которыми в них тыкали, малоприятно и оставляло следы), и, к тому же, ещё и голодные, они в бешенстве озирались по сторонам. Рык львов поначалу был приглушённым. Потому что в первые мгновения живое пёстрое море, рёв трибун, и тысячи и тысячи римлян, не могли не напугать царей ливийской саванны. Львы даже поначалу и не обратили внимание на толпу приговорённых. Серую, безликую и недвижимую.
Ну а что же в это время делали приговорённые?
Как они реагировали на всё происходящее на арене и вокруг неё?
Приговорённые к смерти христиане были из разных мест: из Сол, Элаевсы, Малл и Тарса, из Исс, Антиохии и Апамеи-Эпифании. В рванных, грязных лохмотьях, больше обнажавших, чем прикрывавших тела, испещрённые ссадинами и синяками (от ушибов и побоев), крайне измождённые, увидев львов, некоторые из них с ужасом, дрожа, а другие, казалось, равнодушно-спокойно, стали ожидать приближение своей смерти. Смерти неотвратимой.
Кто-то из первых рядов христиан запел гимн.
Вскоре этот гимн подхватили почти все приговорённые.
Пели они его поначалу негромко и неуверенно, но затем уже более дружно, и на арамейском.
Лузий не знал этого языка, но это скорее всего был религиозный гимн. И в нём они прославляли своего «Распятого на кресте». Они жаждали скоро с ним встретиться.
Среди христиан были не только мужчины. В толпе приговорённых находились и старики, и женщины, и даже подростки. Последователи «Распятого» начали опускаться на колени. Один за другим. Кое кто из них уже возносил к небу руки и усердно молился.
Рядом с Лузием стоял не менее могучего телосложения негр Кварт. Не глядя на Лузия он негромко произнёс:
- Про них чего только не говорят, но я вот смотрю на них сейчас и вижу… Они ведь такие же, как и мы. Они лишь заблуждаются. Верят в ослиную голову (первых христиан, в частности, обвиняли в том, что они якобы поклонялись ослиной голове, и другие небылицы про них сочинялись). Зачем же за эти их глупые заблуждения так наказывать? Отдавать на съедение хищникам…
- Не наше это дело, - сухо ответил Кварту Лузий и покрепче сжал рукоятку меча. После того, как львы расправятся с христианами, предстояло уже гладиаторам расправиться со львами.
***
Львы бездействовали долго и потому с трибун послышался свист и возмущённые крики. Надсмотрщики эфиопы отбросили свои длинные крюки и схватились по подсказке зрителей за бичи. Бичи эти у них были непростые. Они делались из полос кожи и прошиты были медными нитями.
Такие бичи назывались тогда «скорпионами».
Руки, играющие мускулами, тёмными крыльями взвились вверх. Щёлкнули бичи «скорпионы». Щёлкнули ещё раз.
Взвыв от боли, взъярившись, львы кинулись прочь от эфиопов и тут только обратили внимание на толпу приговорённых, находившуюся на противоположном краю арены. И тут уже львы метнулись к толпе. Они стремительно приближались.
С трибун послышались крики:
- Хватайте!
- Хватайте христиан!
- За подол их!
- Душите!
- Рвите их на части!
- Эй-ял-ла!!!
(«Эйялла», - это был один из торжествующих криков римских легионеров, шедших во время битвы в атаку, - прим. Авт.)
Лузий невольно покосился влево. Туда, где над Парадными воротами, в особом ложе под роскошным балдахином, в окружении сенаторов и весталок (жриц-прорицательниц), сидел принцепс Домициан Флавий.
Высокого роста, с заметной плешиной, изрядно уже обрюзгший, он щурил свои близорукие глаза и надменно смотрел вниз на арену. Облачён он был в тунику из серики (китайского шёлка, стоившего тогда в Риме баснословные деньги), которая едва не рвалась от его внушительного брюха. Поверх туники на нём был пурпурный плащ. Все пальцы у него были украшены ослепительными перстнями, а на голове красовался лавровый венок. Словно бы он был триумфатором. Он этот венок никогда не снимал.
Домициан Флавий иногда поворачивался к своей супруге, сидевшей с ним рядом, наклонялся к её уху и что-то ей весело говорил. По всей видимости, он расхваливал ей предстоящее зрелище, публичную казнь христиан. Именно он изобрёл для них такую казнь, и этим он сейчас хвастался.
Домиция Лонгина слыла одной из первых красавиц Рима. Но насколько она была безупречно красива, настолько же была и порочна. По всему Риму ходили слухи о её бесчисленных интрижках, однако Домициан Флавий упорно не хотел в эти слухи верить.
Львы уже были совсем рядом с христианами. Вот один из львов, самец, и для ливийской породы очень крупных размеров, с удивительно длинной, всклокоченной гривой, вырвался вперёд. Сделав протяжный, отвлекающий круг, он подскочил к толпе… Спина у него изогнулась. Прыжок. И из толпы христиан была вырвана женщина.
Первая жертва дико закричала. Крик её уже через несколько мгновений перешёл в какой-то нечеловеческий, прерывистый визг. И затем она затихла. Так и не помог ей её «единственный бог», её «Распятый на кресте в Иудеи».
Подмяв под себя жертву, придавив её телом, лев, раскрыв пасть, обнажил свои кинжалы-клыки. Затем издал победный рык. Удар лапы. Второй… И визг жертвы окончательно оборвался. Львиная грива накрыло лицо жертвы с распущенными волосами. Тонкие, нервные пальцы, хватавшие судорожно гриву, разжались. Рука упала. В наступившей тишине явственно послышался хруст. Это были переломаны позвонки женской шеи. И лев начал разрывать свою жертву на куски.
От увиденного кровавого действа трибуны громче взревели:
- Наддайте христианам!
- Ра-а-асправьтесь с ними!!
- Не жа-а-алейте христиан!!!
- Дави-и-ите их!!!
- Рви-и-ите их на куски!!!
- Эй-ял-ла!!!
Уже не кружась, не пытаясь скрывать свои намерения, поняв, что это уже излишне, львы кидались на приговорённых. Лапы львов напрягались, от утоптанного песка арены пружинили. Пружинили уже легко…
Полёт. Рык. И… когти выпущены.
И новая жертва вырывалась из толпы христиан.
Всё более и более свирепея, львы крушили несчастных. Валили их. Сбивали на землю, перегрызали им горла, разбивали головы, отрывали руки и ноги, на части разрывали тела. И толпа христиан превращалась постепенно в кровавое безжизненное месиво.
Лузию от происходящего стало не по себе. Но он постарался себя взять в руки.
Нельзя было показывать свою слабость.
И он ещё крепче сжал рукоятку меча.
***
Несколько приговорённых христиан попытались отбиться от нападавших львов, но было уже поздно. От крови, львы совсем рассвирепели. Их уже ничто не могло остановить.
Уже всё меньше и меньше христиан оставалось на арене…
Сто…
Семьдесят…
Пятьдесят…
Уже их вскоре осталось двадцать…
И они жались к друг другу.
Наконец, почти все христиане были рассвирепевшими хищниками умерщвлены. Последние вопли и стоны умолкли.
И ту-ут…
Раздался плачь.
Да-да! Лузий не ослышался. Раздался плач. И не на трибуне, а на окровавленной арене. Поразительно! Лузий не мог поверить своим глазам. Закрыл их. Открыл вновь.
Видение не исчезало…
То ли насытившись, что ярость у них была уже позабыта, то ли боги Олимпийцы сжалились над несчастными и внушили это, а может и «Распятый на кресте в Иудее» помог, но львы попятились и как будто по чьей-то команде свыше отступили.
Из кровавого крошева тел с колен поднялись девочка и мальчик. Им было примерно лет по семь. Они плакали навзрыд и обнимали друг друга. И дрожь у них была видна во всех членах. Их лица были искажены от безмерного страха. И ещё их лица были перепачканы слезами и кровью. А рядом…
Рядом уже тихо, удовлетворённо урча, расхаживали присмиревшие ливийские львы. Некоторые из них, позёвывая сытно, опускались на красный от крови песок и закрывали глаза. Окровавленные львиные морды опускались на лапы. Звери даже переставали бить хвостами по песку. Хвосты, переходившие в кисточки на конце, лениво распрямлялись и замирали. Некоторые львы впадали в дремоту.
Они насытились уже христианами.
***
Всеобщее удивление на трибунах прошло. Лузий знал, что последует дальше. Ему ли не предвидеть, как поступят жестокосердные и безжалостные квириты (римские граждане)? Трибуны вновь засвистят, зрители начнут кричать и топать ногами, и эфиопы заставят подняться львов, и уже тогда…
Лузий быстро принял решение.
Он выхватил из ножен меч, и, не дожидаясь приказа десигнатора-распорядителя, который должен был вести это жестокое представление, выбежал на арену. Не поняв ничего, за ним последовали и остальные гладиаторы.
Гладиаторы, как и полагалось им по сценарию, только чуть раньше напали на вроде бы уже успокоившихся и насытившихся человеческой плотью львов.
Львов вскоре перебили.
Мальчик и девочка, которые чудом остались в живых, были братом и сестрой. Девочку звали Дарой, а мальчика Масиниссой. Они были дочерью и сыном Захии, рабыни нумидийки, принявшей совсем недавно христианство в киликийском городе Элаевсе, и которую первой загрызли на арене цирка Флавиев рассвирепевшие и голодные львы.
Продолжение следует.
Сайт автора: https://vbartash.kz/
Одноклассники автора: ok.ru/...443
