Жозеф Фуше (1759—1820)
21 мая — день рождения этого милейшего человека. Я ещё в детстве любовался на этот его портрет, который был в чёрно-белом исполнении помещён в качестве иллюстрации в книжке академика Е. Тарле "Талейран", и думал: так, наверное, должен был выглядеть портрет Дориана Грея. Его можно назвать самым презираемым деятелем Французской революции, которого ненавидели буквально все: республиканцы, бонапартисты, роялисты...
Ещё бы, ведь он голосовал за казнь Людовика XVI в Конвенте, был в числе "цареубийц", а потом преспокойно служил родному брату казнённого, Людовику XVIII. Был якобинцем, притом левым, а потом ловил и казнил своих вчерашних единомышленников, будучи министром полиции Наполеона. Со службы Наполеону перешёл на службу королю, и снова на службу Наполеону, и снова королю... В общем, какой-то гений предательства, по сравнению с которым даже виртуоз этого дела Талейран выглядит почти что образцом верности и постоянства.
Один из немногих, Оноре де Бальзак восхищался им, называя его singulier genie (единственным в своём роде гением), единственным настоящим министром Наполеона и "самым умным человеком, которого я знаю". А ещё – "одной из тех личностей, у которых под поверхностью скрыта такая глубина, что они остаются непроницаемыми, пока действуют сами, и могут быть поняты только впоследствии".
Фуше в молодости
Монархист Шатобриан оставил знаменитую зарисовку, как однажды увидел при дворе Людовика XVIII его министра полиции Фуше. Он безмолвно прошествовал мимо, поддерживая под руку хромого Талейрана. "Вдруг дверь открывается: молча входит Порок, опирающийся на Преступление, — господин Талейран, поддерживаемый господином Фуше; адское видение медленно проходит предо мною, проникает в кабинет Короля и исчезает там".
...А всё-таки, надо заметить, что отечественная, советская революция и контрреволюция таких ярких типажей не оставила. Ведь даже те, кто успели послужить и той, и другой — например, покойный гимнописец Сергей Михалков или художники Борис Ефимов, Виктор Дени, Борис Иогансон — выглядят прямо-таки благообразными старцами рядом с покойным королевским министром-цареубийцей. Может быть, дело в том, что те изменения, которые во Франции произошли за четверть века — от казни монарха до Реставрации — у нас растянулись на добрых 75 лет? А стремительность превращений и переходов из одного лагеря в другой неизбежно накладывает на людей свой отпечаток...