Сегодня сорок дней со дня ухода из жизни Вадима Валентиновича Кешнера. В память о любимом актере нескольких поколений казанцев «Вечерняя Казань» предлагает читателям ранее неопубликованную беседу с Мастером. Единственная правка ее заключается в том, что мы купировали вопросы, оставив лишь прямую речь Мастера.
Народный артист России и Татарской АССР В.В. Кешнер родился 22 марта 1937 года в Казани. В 1957-м поступил на филологический факультет КГУ им. Ленина, а с 1958 по 1961 год учился в театральной студии при КАБДТ имени В.И. Качалова. В 1961 году Кешнера зачислили в штат театра, родной сцене он верой и правдой служил почти 60 лет. Каждая роль Кешнера становилась значимым событием, «на Кешнера» ходила вся Казань, его осаждали толпы поклонников. Вадим Валентинович при жизни стал легендой и останется ей навсегда.
Нам, поколению актеров-шестидесятников, невероятно повезло. Мы оказались в театре в то время, когда впервые в СССР молодые стали играть молодых. В 1958 году в русскую группу набрали 20 человек, закончили учебу 12. В труппе оставили Люсю Маклакову, Веру Знаменскую, Женю Кузина, Юру Федотова, Иру Чернавину и меня. В моей трудовой книжке после записи «принят в театр им. Качалова 1 сентября 1958 года» - пустые страницы. Кстати, в трудовой учтены и полгода, когда я, не поступив в Ленинградский театральный институт, устроился монтером-электриком в ЖЭК, счетчики проверял в квартирах. За 6 месяцев повидал, как люди живут, интересные были типажи и характеры, с непростыми судьбами. Ну а после выпуска из студии мы с жадностью бросились играть. Началось с «Коллег» Василия Аксенова, потом «Разведчицы», «До свиданья, мальчики», «Вам 22, старики!» и все-все-все. Потом был мюзикл «Женский монастырь» с Ириной Чернавиной. Мне кажется, наше поколение в сравнении с нынешним более сентиментально и менее практично. Я сыграл больше 100 ролей, но артиста Кешнера из меня сделали Александр Адуев в «Обыкновенной истории», Уил в спектакле «Быть или не быть», где я молодого Шекспира играл, а еще Пушкин, Чайковский и профессор Преображенский…
***
До 37 лет в моей жизни не было ни одного плохого человека. Совершенно не видел по отношению к себе даже недоброжелательства. Но дальше идиллия начала рушиться. Наверное, есть в цифре 37 какая-то предопределенность? Но если одним словом сказать, то я счастливый человек. Несмотря на сложные последние годы, а с этим ничего не поделаешь - я взрослею, старею, появляются определенные трудности. Второе дыхание открылось, когда начал преподавать в театральном училище. Мои дети, мои 10 выпусков – самое главное! А третье дыхание подарил мне Гена Прытков (Геннадий Прытков – народный артист РФ и Татарской АССР. – «ВК»), когда пригласил поработать в «Театре 99» и где я сыграл Гумберта в поставленной им «Лолите». Я отбрыкивался, а в результате, говорят, получилась хорошая работа. Появилась у меня даже другая манера проживания, восприятия и прочее.
***
До последнего дня моим родным домом будет Качаловский театр. Я верен ему всю жизнь. Хотя и были приглашения из других театров, но я никогда бы не смог этого сделать. Потому что есть непреложные вещи для меня, которые нельзя предавать: родные могилы, родные дома, родной театр. Возможно, это в какой-то степени сентиментальное отношение спасало и сохраняло меня человечески. До тех пор, пока я не столкнулся с колоссальными противостояниями, трудностями и шпильками судьбы как в театре, так и в жизни. Но эти сложности закалили меня.
Меня глубоко травмировал уход моих самых близких людей. Я сейчас не про кровных родственников, это само собой. Но рана в сердце из-за ухода сначала Сережи Говорухина, а потом Юноны Каревой не затянется никогда, до конца моей жизни. И это не красивые актерские слова. Та духовная и человеческая связь, которая была между нами тремя, уникальна. Их портреты всегда передо мной.
***
Я никогда не проституировал и ни одному человеку сознательно не сделал зла за всю жизнь. Этим я могу гордиться. И поэтому я ухожу из театра, а когда-то уйду и из жизни, с чистой, совершенно чистой совестью, душой и правом на хорошее поминание.
***
Театр - сложнейшее образование, в нем нельзя быть постоянно на пьедестале. Как-то раз один человек язвительно сказал мне: сколько в вас апломба. А я ответил: вы путаете понятия, есть апломб и есть чувство собственного достоинства. А еще у меня обостренное чувство справедливости, оно на первом месте. От этого все мои сложности в театре возникали. Если бы я умел подстраиваться, поддакивать, льстить, тогда все было бы совершенно замечательно. То есть это к вопросу о выборе: ты можешь смолчать, а можешь сказать как есть. И чаще всего я за свой язык и страдал.
Как человек проживает несколько периодов своей судьбы, так и театр. На моей жизни Качаловский сменил 13 главных режиссеров. Был период потрясающего творчества, когда пришел Портнов, а потом главрежи менялись бесконечно. В 1990-е пришел Александр Яковлевич (Славутский. - «ВК»). Поначалу у нас были совершенно замечательные отношения, я играл у него замечательные роли. А потом произошел небольшой инцидент, о котором я говорить не буду, но он кардинально сменил настроение и состояние моего пребывания в театре.
***
И все равно я считаю, что моя жизнь удалась. Потому что, еще раз повторю, я честно прожил в театре, сыграл довольно интересные роли. Дорого мне сейчас, когда в транспорте, на улице, в магазине подходят люди и говорят: «Спасибо вам», я удивляюсь: «За что?» - «А за то, что вы были, за то, что играли, мы семьями ходили на ваши спектакли». Понимаешь? Важнее человеческого тепла ничего нет. Не звания, не статус. А осознание того, что люди помнят и благодарят.