Я редко пишу городское фэнтези, но тут захотелось.
Мама, помешанная на искусстве и скульптуре, назвала его Давидом, и шутка вышла саркастичная. К такому имени полагался античный профиль и губы «луком Амура». Ну, или, что чаще — жгуче-черные кудри, орлиный нос и обаяние. Ни первого набора, ни второго у Давида не было.
Он не был откровенно некрасивым, это еще можно как-то обыграть. Он был никаким. Невнятного цвета глаза, кругловатые щеки, чуть унылый нос, ранние залысины. Всё какое-то «слегка» и «немного», ничего заметного. Его лицо забывалось моментально.
Заодно с именем мама подарила Давиду любовь к красоте, умение ее видеть и получать от этого удовольствие. Детство он провел в музеях, на выставках и в мастерских. Ну, а творить красоту он научился сам.
Давид был магом.
Сразу два таланта — изменять форму живого и создавать артефакты. Давид мог выбрать любое занятие, и его везде носили бы на руках. Но больше всего ему нравилось делать людей настоящими.
Давид был стилистом. Запись к нему тянулась на полгода вперед.
Как и его коллеги, он оценивал цветотип человека, использовал классификации, советовал, что лучше подчеркнуть, а что «приглушить». Но это была только часть работы. В первую встречу Давид узнавал человека. Просил его рассказать о своей жизни, о детстве, о мечтах. О вкусах в музыке, книгах и пище. Смотрел, как гость двигается, внимательно наблюдал за ним.
Он ловил момент, когда человек о чем-то восторженно рассказывал и становился красивым. Вот оно, пересечение характера и внешности, то, что будет основой нового образа. К этому Давид добавлял художественные ассоциации, которые усиливали впечатление. Он не всегда говорил о них клиентам. Причудливые сложные образы редко поддаются описанию. Давид просто предлагал довериться ему и рискнуть.
— Понимаете, — говорил он, — люди, видя вас, всегда испытывают некие эмоции, даже если не замечают их. И исходя от этих чувств, к вам либо будут тянуться, либо нет. А нравится людям всегда тот, кто «в себе». Чей вид адекватен характеру. А если добавить в образ правильных ассоциаций, то вами будут любоваться. Всегда.
Недавно к Давиду пришла девушка, хрупкая и неяркая, с застенчивой улыбкой, глазами чуть навыкате и носом с горбинкой. Северная Суламифь, подумал Давид через два часа встречи.
Ускользающая красота, бегущая по мхам и виноградникам к своему возлюбленному.
К ее следующему визиту Давид заказал широкие светлые джинсы, холодно-зеленый топ и серый джемпер-паутинку, прозрачный, мягкий и невесомый, как облако на плече горы. Подчеркнул глаза девушки сиреневым, помощница уложила волнами короткие волосы.
В последнюю очередь Давид подал ей серьги ручной работы. Артефакты он всегда делал сам. Для женщин обычно серьги, для мужчин – браслеты или перстни.
Внутри крупных серебристых колец висели на цепочках осколки сиреневого стекла. Свет играл на гранях, бросал лиловые блики на кожу. Серьги завершили образ. Идеально. Он отдернул перед девушкой занавес с большого зеркала. Его любимый момент — видеть, как на лице человека вспыхивают восхищение и восторг узнавания. «Это я!» Артефакты усиливали чувство себя, придавали уверенности. Ведь бывает так, что мы очень хотим чего-то — и боимся. Хотим стать настоящим собой, а для этого нужна определенная смелость, и не у всех она есть.
— Носите их первое время, недели две, — сказал Давид. — За это время эффект закрепится. Вы окончательно подружитесь с собой, и вас уже не так-то просто будет сбить с толку.
Она улыбнулась, и в первый раз в улыбке проявилась нежная, но ощутимая сила. Стало видно, какой редкий изумрудный оттенок у ее серых глаз.
Давид слегка поправил на девушке воротник джемпера, сняв заодно слепок с этой холодной зелени под ресницами. Так, теперь инфо-маны достаточно, чтобы изменить цвет собственных глаз.
Он может начать собственную трансформацию. От этой мысли Давид рассмеялся, свободно и радостно. Девушка удивленно посмотрела на него.
— Извините, Лилли. Просто вы так прекрасны, а я доволен своей работой.
Продолжение следует...