(быль)
- Я водочки выпью, - полувопросительно процитировал Николай, подвигая к себе поллитру. И, переждав предсказуемые «А не будет вам?», «Шарикову больше не наливать!», а так же «Зинуша! прими, детка, водку», обстоятельно продолжил, - Я водку не только люблю, но и уважаю. Она, голуба, мне жизнь спасла! Я имею полное право называть ее Аква Витэ,- Николай налил себе водки и спросил, - Хотите, расскажу? – Он обвел всю компанию глазами, - правда, эта история не предназначена для женских ушей, но очень хочется рассказать. В общем, слушайте.
Я, в отличие от вас, поступил в Универ с первого раза, сразу после школы…
- Вранье! – перебила его Анна, - Ты же в армии служил! Какого тебя туда занесло, если ты – поступил?
- Тем не менее, после школы я поступил самым распрекрасным образом, и там мне сразу понравилась одна девушка из нашей группы. Да что там «понравилась», я влюбился! Она была приезжая и жила в университетской общаге в Петергофе. Я ходил-ходил, присматривался – присматривался, и решил, что - пора. Нелегко было с ней поговорить, потому что ее всегда окружали какие-то идиотские хохочущие подружки, и я не знал, как к ней подступиться. Я мучился, страдал, пока в октябре случайно не узнал, что обе ее соседки на выходные уезжают домой, и она остается в комнате одна.
Натурально, теперь я догадываюсь, что она спецом при мне об этом громко рассказывала, чтобы я хоть как-то инициативу проявил. В общем, я, смущаясь, пролепетал ей что-то про «конспекты переписать», и то, что приеду за ними в общагу. Господи, Боже мой, какие конспекты?! Мы ведь и двух месяцев не отучились. Но моя избранница нашла предлог вполне уместным и сказала, что будет меня ждать.
Я очень волновался, и выпил для храбрости. Водки. Много. И пока доехал до Петергофа, меня совсем развезло. Приняла она меня очень ласково. Налила горячего борща. Сейчас я понимаю, что у нее, скорее всего, был опыт в обращении с пьяными. Может отец с проблемами, да и вообще она была из какого-то маленького городка, а там – сами понимаете…
Я был, ну, вы в курсе, автохтонный мальчик и про общежития знал только лишь из художественной литературы, и как-то утерял из виду, что должен быть – обход. То есть, проверочка на предмет гостей. Катька пожалела меня. Видимо, ей не хотелось выставлять меня пьяным на улицу, до Питера добираться далеко, и две свободные кровати имелись в наличии… Только она сказала:
- Я сейчас выключу свет, тебя закрою на ключ и уйду к соседям чай пить. А ты тихонечко посиди – обход закончится, и я вернусь.
Я сижу, сижу, а обхода все нет. Сижу, сижу, а обхода снова нет. И вдруг я почувствовал, что мои естественные потребности требуют немедленного отправления…
- Писать, что ли захотел?! – в комическом ужасе хмыкнул Юрка.
- Нет, ребята, хуже. Хуже. Гораздо хуже. И раз уж мне предлагают перейти на детсадовский сленг, я скажу прямо: я до чрезвычайности захотел какать!
Николай сделал при этом такую страдальческую гримасу, что все засмеялись.
- В общем, терпел-терпел сколько мог, потом думаю: «Если сейчас не придумаю чего, натурально обделаюсь в штаны! вот и будет первое свидание!» Мой мозг заработал лихорадочно в поисках выхода – и выход нашелся! Я нашарил на полке толстую газету, типа «Аргументы и факты», разложил ее на полу и накакал на нее.
- И тут заходит дама сердца! – предположил Юрка, - Красочно!
Видимо, все представили картину, потому что хихиканья стали громче.
- Не перебивайте, слушайте дальше. Все было хуже, хуже, ребята! Гораздо хуже! Я быстро завернул в газетку все это дело, открыл форточку и выкинул в окно.
Смех стал совсем громким, а кое-кто даже повизгивал от удовольствия.
- Коля, а какой этаж-то был?
- А внизу что, тротуар или дворик?
- Представляю! Наверно, кому-нибудь на башку прилетело?!
- Нет, нижним соседям на балкон!
Но Николай, грустно обведя нас глазами, сказал:
- Дети вы! Все было гораздо хуже, ГО-РАЗ-ДО, гораздо хуже. Как по закону Мэрфи, если что-то ужасное может случиться – оно обязательно случается. В общем, я избавился от следов преступления, но запах остался. Ужасный, сильный запах! Я, как мог, присмотрелся к полу, но даже впотьмах было видно, что ничего на пол не протекло. Что такое?! Может, я сам случайно запачкался? Она придет – а я экскрементами пахну. Нехорошо, как-то.
Короче, думаю, если здесь девчонки живут, то у них должны быть духи. Идея показалась мне достойной дальнейшей разработки. В полной тьме, напоминаю об этом, в кромешной, совершеннейшей тьме, я начинаю лазить по полкам и тумбочкам. Наконец, нахожу маленькую бутылочку, открываю ее. И лихорадочно разбрызгиваю содержимое на стены…
И Николай показал жестами, как он это делал.
- Хватит ржать! Это еще не всё. Разбрызгал я жидкость на стены, на их кровати, на пол немножко сбрызнул. Себе на лицо тоже…И вот как раз в этот момент открывается дверь – зажигается свет – входит девушка. Для меня настает момент истины.
Дело в том, что окно было двойное, а между рамами – большое расстояние. И мое, извините за выражение, говно в газетке с размаху – я же с силой выкидывал! – ударилось о вторую закрытую раму, газета, натурально, лопнула, и оно, это дело, стекло по окну вниз в проем. А вся комната забрызгана зеленкой! Зеленкой!!! Их кровати, одежда, пол. У меня вся рожа в зеленке…
Немая сцена. Я бочком, бочком – и шмыг в дверь.
Николай заканчивал свой рассказ под тихий стон, потому что смеяться уже сил ни у кого не было. Когда все утерли слезы, и даже у самых смешливых прекратились припадки возвратного хохота, он сказал:
- Путь в университет мне был, ясное дело, закрыт. Я больше не появился ни на одном занятии, и в осенний призыв ушел в армию… До сих пор не могу даже думать о том, как она все это убирала. И если кто-то считает, что он попадал в неловкое положение или что у него как-то не увязалась первая любовь, пусть он вспомнит меня – ему сразу полегчает. А мораль такая: если бы я не был тогда пьяным – я бы точно повесился.
Николай выпил еще водки и пошел на балкон покурить.