Найти в Дзене
Язва в кедах

Мы герои: спектакль театра имени Пушкина Красноярск

Спектакль до сих пор идет, поэтому поделюсь своими премьерными впечатлениями. Через пару лет пересмотрела спектакль, уже целиком. Впечатления не изменились. «Мы, герои» Жан-Люк Лагарс. Трагикомедия. По дневникам Кафки (ага, нам бы еще тогда насторожиться, но нет). Режиссера Олега Рыбкина я очень люблю. За тонкость, за смыслы, за эстетику. Почившая в бозе «Чайка» была моим самым любимым спектаклем, я смотрела её раз пятнадцать. Да и «Розенкранц и Гильденстерн» произвели впечатление (я помню, именно так – «произвели впечатление» - пишут блогеры, искренне считающие себя театральными критиками, примкну и я). В новом спектакле всего этого навалом – и смыслов, и эстетики. Вишенкой на торте настоящий оркестр и совершенно роскошные вокальные номера. Но при этом очень мало места и воздуха. Как на сцене, так и в зале. Потому что зрителей снова усадили на сцене непонятно зачем. В «Розенкранце…» смена зрительской дислокации в антрактах хотя бы как-то объяснялась, здесь нет. Видимо, чтобы закрепить
Фото с официального сайта театра
Фото с официального сайта театра

Спектакль до сих пор идет, поэтому поделюсь своими премьерными впечатлениями. Через пару лет пересмотрела спектакль, уже целиком. Впечатления не изменились.

«Мы, герои» Жан-Люк Лагарс. Трагикомедия. По дневникам Кафки (ага, нам бы еще тогда насторожиться, но нет).

Режиссера Олега Рыбкина я очень люблю. За тонкость, за смыслы, за эстетику. Почившая в бозе «Чайка» была моим самым любимым спектаклем, я смотрела её раз пятнадцать. Да и «Розенкранц и Гильденстерн» произвели впечатление (я помню, именно так – «произвели впечатление» - пишут блогеры, искренне считающие себя театральными критиками, примкну и я).

В новом спектакле всего этого навалом – и смыслов, и эстетики. Вишенкой на торте настоящий оркестр и совершенно роскошные вокальные номера. Но при этом очень мало места и воздуха. Как на сцене, так и в зале. Потому что зрителей снова усадили на сцене непонятно зачем. В «Розенкранце…» смена зрительской дислокации в антрактах хотя бы как-то объяснялась, здесь нет. Видимо, чтобы закрепить успех. Или просто потому, что понравилось. Или, скорее всего, чтобы зрители смотрели на всё происходящее сверху. Чтобы превратить сцену в предметное стекло. Больше всего в этой ситуации не повезло музыкантам. Которые хоть и сидят в оркестровой яме, видны зрителям во всех подробностях, а значит, ничем посторонним не могут заняться в перерывах между музыкальными номерами. Ни книжку почитать, ни в карты поиграть, ни в носу поковырять. Сиди, держи лицо.

Актерам, впрочем, тоже не позавидуешь. Зажатые в очень тесном пространстве сцены (в гримерке, одной на всех, где невозможно ни от кого укрыться, негде спрятаться, кроме как за шкафом или за маской обезьяны, поэтому приходиться переодеваться, жить, любить и страдать бок о бок с такими же, полуодетыми бесприютными страдальцами) актеры лишены очень важного для меня, как зрителя – возможности жеста. Режиссер очень красиво расставил фигурки на полотне, но связал им руки. Для чтения дневниковых записей это неплохо. Для спектакля это смерть. «В ваших пьесах мало действия, одна только читка» (С). Картинка при этом очень красивая, у Рыбкина иначе и быть не может. Но через несколько минут, глазам хочется и «иных удовольствий». И глаз начинает искать, за что бы зацепиться, кроме этой мертвой красоты. Например, за актера Линецкого, поедающего яблоко. Актер Линецкий с яблоком исполнил роль той самой кошки, которая, выйдя внезапно на сцену, обязательно переиграет всех актеров. Поэтому, если у создателей спектакля стояла задача именно убить всё живое, запретите ему! Отберите у актера Линецкого яблоко и нож. Лучше даже сначала нож, вдруг он начнет защищать последнее, что у него осталось, пусть тогда это будет яблоко.

В спектакле много режиссерских самоповторов. Все это, красивое и гениальное, уже было когда-то, было в других спектаклях, нравилось в других спектаклях, потому что там это было приправой, оттеняющей вкус. В «Мы, герои» своего вкуса нет. Там все мертвое и неподвижное, щедро засыпанное сверху приправами, несъедобными сами по себе. Наверное, эта теснота и неподвижность, эта вялая, почти замершая жизнь и есть основной замысел. Хотелось написать про «жизнь, застывшую в янтаре», но янтарь – это все же солнце. А здесь солнца нет и в помине. Только слепящий свет ламп у гримировальных столиков и иногда праздничный свет рампы. Мертвые куклы, оживающие только когда включают свет. Театр Карабаса-Барабаса вместо жизни. Никого не жалко, они уже все давно мертвы. Никому не сочувствуешь, они и сами не хотят сочувствия, ничего не ждешь уже после первого получаса действия.

Ждешь только антракта.

В антракте мы малодушно и сбежали. Возможно, упустили самое главное, ради чего все и затевалось. Но тоже не жалко. Актер Линецкий уже съел свое яблоко, остальное умерло давно, переживать не о чем. Можно погасить лампы без сожаления.