Жуткое дело. Продолжение Таньки
Никогда раньше Танька не была в таком огромном городе, как Саратов. Никогда не видела ни троллейбусов, ни трамваев (и уж тем более – не ездила в них). Никогда не встречались ей такие высокие дома, так много людей и жутко широкая река (а Волга – река не малая, прямо скажем). Но всё это – и она прекрасно знала, поскольку готовилась долго и всерьёз – сегодня есть, а завтра нет, ежели завалит вступительные экзамены. Посему как только с горем пополам нашла общежитие, сразу же отправилась в институт подавать документы в приёмную комиссию и наконец начать уже читать, читать и читать…
С учётом особо важного момента в жизни любого будущего специалиста не будем тянуть с неопределённостью и сразу скажем: студенткой зоотехнического факультета Саратовского государственного сельскохозяйственного института Татьяна Ивановна Ведеева стала.
Это, кстати, не так уж сильно обрадовало юную особу из далёкой провинции. Ну, да! И странного – ни-че-го! Дело в том, что выбор и вуза, и факультета этого осуществлялся не ею, а исключительно матерью и отцом (при руководящей и направляющей роли последнего, как всегда). Таньку даже не спрашивали. А т.к. за столько лет проживания в семье, где всё всегда было так, т.е. она иного себе даже не представляла, то и никаких модных в наши дни дискуссий на тему профессии, ясное дело, не было. И быть не могло. Сказано, зоотехником – значит, зоотехником.
Ну, а не станешь, т.е. экзамены, скажем, завалишь если, – лучше даже не думай, что тут тебе опять сладко, как раньше, будет. «И без тебя вон сколько их тут, ртов этих. Так-то!» – сказал, как отрезал, Иван Егорович, а Анна Андреевна в знак согласия многозначительно кивнула, не проронив ни слова в тот самый вечер, когда ещё полгода назад семья собралась решать Танькину судьбу.
Что оставалось? Только вперёд. Что, собственно, Танькой (Татьяной Ивановной Ве-деевой, разумеется) позже и было сделано.
«Ох, знать бы раньше, что тут не только книжки листать придётся да лекции стро-чить!» – в холодном поту сидела на общежитской койке и думала Танька по окончании пары сессий. «Бедная я, несчастная… А эти лягушки, бедные-невинные? Ну? Их-то – за что? Ни за какие баранки не буду им ничего плохого делать. Ни за что! Отчислят – и пусть. А всё равно не буду. Вернусь домой – хоть самую чёрную работу пусть дадут – ни за что не буду так издеваться ради каких-то там наблюдений за инстинктами земноводных. Да так и скажу завтра профессору: ни за что!» – и Танька уткнулась всей головой в подушку, чтобы никто не слышал, как почти отличница во всю готовится к отчислению за неуспеваемость по специальным предметам.
Лягушки, кстати, были только началом. Профессор, как ни старался, не смог заставить Таньку думать «научно», «по-философски» (тем более, что эту самую философию Танька принципиально не поняла и ненавидела, пожалуй, почти как в школе немецкий). Когда ж у будущих зоотехников дошло до производственной практики, а та, как известно, шла в условиях, приближённых к боям, т.е. на ферме (где в стойле куча коров невозмутимо нажёвывала то, что на коровьем жаргоне звалось, скорей всего, не то трава с отравой, не то отрава с травой), Таньке стало, можно сказать, «ой» по-большому. Один прокол бурёнке, чтоб газы лишние выпустить, чего стоил! А уж давление внутреннее определить, в норме ли (и без тонометра, ясное дело: рукой, которую для этого нужно сунуть в… в общем, под хвост, причём достаточно глубоко), – без комментариев. Поскольку Таньке, с её врождённой брезгливостью и сверхэмпатией к братьям меньшим, – и так понятно, чего то стоило. Жуткое дело.
К чести Татьяны Ивановны, она-таки смогла перешагнуть через себя. И не раз. Так что заветный диплом и расставание со всеми выше описанными ужасами непреодолимо к ней приближалось, вселяя веру в то, что ещё чуть-чуть – и кончится вовсе, поскольку Танька совершенно твёрдо решила по специальности после окончания и отработки (в связи с распределением) ни за что не работать. Ни за какие баранки! А там – будь что будет. В конце концов, это ведь её жизнь, а она – человек взрослый, самостоятельный.
(продолжение следует)