оглавление канала
Я заволновалась.
- Погоди, Егорыч… Чего-то я не пойму. А ты-то тут при чем? Его человек не опознал Бо… - Я чуть не ляпнула «Божедара», но вовремя опомнилась, и поспешно проговорила. – … Найдена. А твоя вина в этом какая? Пусть со своими людьми сами и разбираются!
Я была искренне возмущена. Участковый посмотрел на меня тоскливым взглядом.
- Да разве ж кто будет разбираться? Ушлют на пенсию, как пить дать. Да и пусть усылают! Не хочу больше об этом. Ты лучше скажи, как там твой постоялец? Может чего вспомнил?
В его вопросах явно звучали интерес и надежда вместе, а еще некоторое скрытое лукавство. Я его прекрасно понимала. Присутствие, пусть даже не в поселке, а на моем кордоне непонятного человека вносило в жизнь участкового постоянную тревогу и ожидание очередных неприятностей. Кому ж такое придется по нраву? А тут еще «орнитолог» крутится. Хоть Василию Егоровичу не было доподлинно неизвестно, с какой целью этот «ученый» появился в поселке, но интуиция человека, всю жизнь прожившего простой жизнью на земле, его не подводила. Он ощущал своим нутром, что непростой это человек, «казачок засланный». Правда, на какой предмет его заслали, он пока еще не понял, но, думаю, кое-какие свои мысли у него были на этот счет. Только, он пока ни с кем ими не делился, памятуя народную мудрость, что молчание – золото. И все это тоже вводило его в некоторое тревожное состояние. Я пожала плечами, и проговорила с наигранной грустью.
- Вспомнил кое-что из прошлой жизни. Но все его воспоминания относятся к его детству. – Я добавила в голос оптимизма. – Но мы не теряем надежды. По крайней мере, он не утратил свои человеческие навыки, и его не надо по новой учить есть ложкой, и колоть дрова.
Егорыч глянул на меня с хитрым прищуром и заговорил таинственным шепотом:
- А ведь не простой он, этот твой найденыш, ох не простой. Как он вчера-то этих…ну ты меня поняла, уделал-то, а? Любо дорого было посмотреть. И как это у него все так получилось-то?
И он уставился на меня, словно не Найден, а это именно я всех вчера «уделала». Да… Не просто было обмануть нашего участкового. Я пожала плечами, всем своим видом выражая полное неведенье в данном вопросе, и задала свой встречный вопрос, стараясь перевести тему в несколько другую плоскость.
- А скажи-ка мне, дорогой Василий Егорович, чего это в поселке нашем такая тишина, словно повымерли все?
Участковый пожал плечами.
- Да, Чур их разберет. Как вчера гости-то эти приехали, так все куда-то и поразбежались, словно их кипятком всех ошпарили. Не нравится нашему народу, когда непонятное начальство приезжает. Народ – он все чует… - Загадочно закончил он и посмотрел на меня со значением.
Мне его намеки совсем как-то не понравились, и сославшись на дела, я быстренько покинула Егоровича, напоследок выразив надежду, что в отставку его никто не отправит, и служить ему на радость нам еще, как медному котелку. Попрощавшись с ним, я отправилась в магазин. Отъезжая от сельсовета, краем глаза заметила, как колыхнулась шторка на окне фельдшерского пункта. Хоть народ и разбежался по углам, но бдительности своей не утратил. Я усмехнулась своим мыслям, и порулила в сторону магазина.
Степанида меня встретила заинтересованным взглядом, но спрашивать ни о чем не стала. Просто со значением, понятным только ей одной, поинтересовалась моими делами. Я недоуменно пожала плечами. Какие такие у меня могут быть дела интересно? Но, чтобы не затевать разговоры, которые могли бы затянуться на неопределенное время, я, поспешила уведомить ее, что мои дела «нормально». Но так просто отделаться от Степаниды не удалось. Не скрывая любопытств и даже не пытаясь его замаскировать обычной вежливостью, направленной на небезразличие к ближнему своему, она прямо в лоб меня спросила:
- А правда, что твоего найденыша вчера какой-то родственник приехал опознавать?
Притворяться, что я, якобы, даже не догадываюсь, что новости в нашем поселке разносятся словно лесной пожар, я коротко ответила:
- Правда…
И уставилась на продавщицу с ласковой улыбкой. Обычно, такой моей улыбки всегда хватало, чтобы прекратить дальнейшие расспросы, но не в этот раз. Уж больно тема была животрепещущей. Наверняка, скоро все местные кумушки вспомнят, что у них позаканчивалась в хозяйстве соль или, скажем, сахар, а то и еще чего шибко нужное в хозяйстве, и Степанида просто не имела права вот просто так отпустить меня с односложным ответом. Не мудрствуя лукаво, она опять спросила:
- Так говорят, что вроде как обознался этот мужик, никакой он вовсе не родственник? – И уставилась на меня как дворовый пес на хозяина, в руке которого была зажата кость.
Я, не переставая улыбаться, ответила:
- Правильно говорят. Обознался. С кем не бывает…
Терпение у Степаниды было не резиновое, но и пытать меня пытом она не рискнула, понимая, что все равно больше из меня ничего не вытянет. Поджала недовольно губы и пробурчала с легким раздражением:
- И охота тебе возиться с каждым встречным-поперечным. От чужаков одни только неприятности…
Моя улыбка стала не просто ласковой, она практически грозила перейти в стадию бесконечного счастья, когда я поинтересовалась:
- Какие же у тебя могут быть неприятности от чужаков? Или корову кто сглазил, и она молоко поджала, не отдает, а может куры начали дохнуть или огурцы в кадке скисли? – В глазах Степаниды замельтешил испуг, переходящий почти в страх.
Она отшатнулась от прилавка, прижав руки к груди и быстро затараторила:
- Господь с тобой Вера Константиновна!! И куры целы, и корова хорошо дает молока. Я ж так, просто спросила…
А я, перестав улыбаться, глянула на нее с грустью.
- Что-то я не припомню, чтобы ты мне такие вопросы задавала, когда я с твоей матерью так же вот «возилась». А ведь ее тогда даже из больницы домой умирать отправили, отказавшись от леченья. А старушка жива-здорова, и по сей день тебе с ребятней вон еще даже помогает.
Мне стало как-то муторно на душе и грустно одновременно. Эх, люди, люди… И ведь не скажешь, что какие-то злые или завистливые. Но какая-то гнилинка-червоточенка грызет их. Вроде бы, стесняются они своих добрых чувств, стараясь подстроиться под чье-то недоброе мнение. И сейчас я точно знала откуда дул ветер. Чтобы больше не скорбеть о душах своих односельчан, я быстро сложила все свои покупки в рюкзак, и пошла прочь из магазина. Во рту остался неприятный кислый привкус, словно я съела тот самый огурец из кадки, который закис совсем. А вслед Степанида, выскочив из-за прилавка кричала мне:
- Прости меня, Верка… Слышь, ну прости дуру…
Не оборачиваясь, я ей крикнула в ответ:
- Бог простит…
Села на велосипед и покатила к дому Авдея. Настроение и так было не сказать, чтобы уж очень радужным, а тут еще и эти разговоры. А больше всего я, конечно, злилась на себя. Не в моих правилах было напоминать людям о сделанном добре. Но тут не удержалась. И не потому, что хотела показать Степаниде, какая я хорошая. Хотелось, чтобы она сама увидела себя немного со стороны. И, кажется, мне это немного удалось. Глядишь, в следующий раз и подумает, прежде чем брякать языком чего ни попадя. До самого дома деда Авдея я продолжала сокрушаться о том, как легко зло проникает в людские сердца, умело играя на мелких людских слабостях. Заползает таким бедным ужиком в маленькие щелочки нашей души, типа, погреться. А там, оглядится, осмотрится, и становиться уже гадюкой болотной, ядом капающей, душу человека разъедающей. И вот уже все доброе, превращает в злое, белое в черное, а красивое в уродливое. И человек уже начинает сам стыдиться своей доброты, стыдиться проявлять свои лучшие качества, стыдиться сопереживать боли или счастливо смеяться радости другого.
Увлекшись этакой жизненной философией, я незаметно докатила до дома Авдея. Дед ковырялся во дворе, перебирая какие-то старые железяки. Увидев меня, обрадованно кинулся встречать.
- Вереюшка…! А я уж было к вам собрался. Тут у нас чего только не болтают по поселку. Но я понял одно: все вроде бы обошлось и Найдена не забрали эти ироды?
Он с тревогой смотрел на меня, ожидая ответа. Я улыбнулась, скидывая тяжелые лямки рюкзака с продуктами с плеча и прислоняя велосипед к ограде.
- Обошлось, дед, обошлось. А чего это ты казенных людей «иродами» назвал?
Авдей поскреб затылок, сдвигаю свою полинявшую кепчонку на лоб, видимо, обдумывая, как половчее выразить свою мысль, а потом ответил:
- Так как же их еще-то назвать? Ироды и есть… Все обманом норовят, да хитростью. А еще злобой своей лютой. А нечто народ так вот легко обманешь? Ни в жисть! Народ, он что? – Поднял он вверх указательный палец. И сам себе ответил. – Народ – он завсегда правду от кривды отличить сможет. – И посмотрел на меня со смыслом: оценила ли я его выступление?
Я оценила. Широко улыбнулась, и ответила:
- Все правильно говоришь, наш народ в корень зрит…
- Во, во… - Радостно подхватил он. – Так и я о том же!! – Потом вопросительно глянул на меня с прищуром. – А ты чего, по делу или так, попроведовать?
Я засмеялась:
- Попроведовать, дед, попроведовать… Да спасибо тебе сказать, что Алексю своего отправил предупредить о «гостях».