Часть 1.
Вера хлюпала сапогами на босу ногу к лесу, сапоги большие, мамкины болтались вокруг ноги, в одной руке старый кузовок бился о худенькие ножки девчонки, в другой ветка - комаров отгонять. Зачем она взяла кузовок? Ягод всё равно не соберёт. За ягодой надо идти дальше в лес, Вере не хотелось. Тонкие косички завязанными яркими ситцевыми тряпицами, как попало, самостоятельно, болтались на тоненьких плечах. Она с утра не расчёсывалась, просто переплела свои хлипкие волосёнки, чтобы не мешали в доме прибраться, воды с колонки натаскать.
Она красивая, правда красивая! Мама так раньше говорила, когда она была маленькая, гладила её по голове и говорила: «какая ты у меня красивая!». Носик уточкой, подбородок востренький, глазки голубые, а ресницы будто обожжённые. Летом кожа темнела от солнца, а зимой становилась снова прозрачной, бледной. Уши немного торчали, ну так это Вера сама напридумывала, разглядывая себя перед зеркалом. Сейчас она редко себя рассматривала, мама не говорила больше, что она красивая. Всё больше ругала и вздыхала, разочарованно глядя на дочь
Комары проклятые, кусались даже днём, знали, сегодня пойдёт дождь. Душно около леса, вчера был ливень, но солнце припекало голову белобрысой девочке. Вере уже одиннадцать, она большая, пятый класс окончила, хорошо окончила. Учителя любят её, особенно классная, Верочка ведь самая первая прибегала в школу и последняя уходила. Так нравилось ей в маленькой сельской школе.
- Жаль, что сейчас лето, - подумала Вера и вздохнула, обернувшись на свою деревню, утопающую в зелени. Пахло клевером, полынью и ещё чем-то терпким, в носу щекотало.
Там, где-то мычал телок, лаял ленивый кобель деда Тихона, это он такой горластый, как в трубу лаял. Иногда слышались ребячьи крики и свист у реки. Вера не из них, она не бегала босиком по пыльной дороге к реке, она мамина помощница, некогда ей заниматься всякой ерундой.
Вот и сейчас мамка приехала со смены, с комбината, не одна, и выгнала дочку в лес.
- Пойди хоть ягоды собери! Чего болтаться без дела до вечера, может что-нибудь и сдадим в магазин, а не сдадим компот сварим. Иди… Иди… Давай... - выталкивала её мама из дома, оглядываясь на своего гостя в комнате.
Он сидел за круглым столом в их большой комнате в чистой комнате, Вера с утра вымела полы, помыла, всё, как сказала мама перед тем как уехать вчера. А ОН сидел, в пиджаке с широкими плечами, зачем? На улице жара. Кепка блином натянута на глаза, не разглядеть угрюмое лицо. И в сапогах, в здоровенных, грязных керзачах размера 45-го, нога на ногу по-хозяйски, постукивал пачкой Примы по столу. Мамка перед ним кружила пчёлкой, а тут Вера путалась под ногами.
Вера вскарабкалась на старый, толстый ствол дерева, кажется, дуба, всё что могли люди срубили с него на дрова, а здоровенный ствол кому он нужен? Волокиты с ним больше. Вера вглядывалась в деревню, пытаясь в шапках деревьев разглядеть свой дом, смотрела на тропинку к лесу, может, кто-то пойдёт в лес, как она по ягоды. Но кто додумается идти в такую духоту, к тому же облака на небе такие вихрастые, большие, быстро проплывали над лесом и собирались где-то там, у горизонта, откуда текла река. Значит, сегодня опять будет дождь.
Пахнул приятный свежий ветер, Веркин кузовок слетел с пня, Вера качнулась вслед за ним на большом стволе дерева и чуть не упала следом в своих огромных сапогах. Старенькое платье в горох зацепилось за сук, послышался треск. Верка надула и без того пухлые губы, опять от мамы влетит, всё равно влетит, за то, что рано придёт, что сидит сиднями в доме и с другими детьми не играет на улице. Когда ей играть, она мамина помощница. Ну а за платье мать может подзатыльника отвесить.
Вера с тоской смотрела в сторону дома, к лесу даже приближаться не хотелось. Она скользнула вниз и поплелась домой, медленно, собирая полевые цветы, божьих коровок в траве, она всегда на что-то отвлекалась, ей всё интересно.
Навстречу бежали эти оторвы с конца села Стёпка и Гришка, они как из-под земли выросли. Постоянно её передразнивали, дёргали за косички, а тут она одна, совсем одна. И эти двое - страшно, и сапоги дурацкие, большие не убежишь, а так хотелось.
- Ну что мелкая, - остановились они около неё запыхавшись, майки на них мокрые от пота.
Вера шагнула в высокую траву с дороги, непроизвольно, сейчас опять шпынять начнут.
- Ну что Верка — грелка есть в лесу ягоды?
Вера покачала отрицательно головой, молча и ещё сильнее попятилась, выпучив на них свои голубые глаза на загорелом лице.
- Я же тебе говорил, - влепил оплеуху Гришка Степану. – А ты чё тут болтаешься? Опять мать выперла? - оба заржали громко, хватаясь за животы, - очередного папку тебе привезла тёть Зина? Ты хоть имена их запоминаешь, мелкая? – хохотали пацаны.
Вера чуть подалась вперёд, ей хотелось расцарапать Гришке лицо, вырвать волосы, но потом попятилась - испугалась.
- Побежали на пристань, - предложил один другому, - пока дождь не начался, карасей наловим руками?
Они оживлённо переглянулись и умчались так же быстро, как появились. Сегодня обошлось, сегодня они её не дразнили, видимо, неинтересно, зрителей нет. О любвеобильности её мамы все знали в селе и взрослые, и дети. С местными её мама не связывалась, бывало, стучались по пьяни мужики, она ведь одинокая, того же Гришки отец. Тётя Зина их поленом, поленом, а то и кочергой. Но местным женщинам она всё равно не угодила.
Хозяйство не держала, на работу в город ездила, одевалась по городскому, губы красила даже в магазин сходить, и мужиков посторонних возила из города. Она не местная. Вера с мамой приехали сюда лет шесть назад, бабушка умерла, дом оставила в этой глуши. Мать продать его хотела вначале, а потом как-то привыкла после съёмных комнатушек в городе здесь прямо рай, втянулась.
Дом большой с высоким деревянным крыльцом, и дровяной печкой, светлый, в каждой комнате по два окна. У них с мамой разные комнаты комнаты, у мамы закрывалась занавесками. Вода на колонке за двором, есть колодец во дворе, Вере не разрешалось туда даже заглядывать. Красиво здесь, речка рядом, лес, ягод по лету видимо-невидимо с июня по конец сентября, осенью грибы сами в вёдра прыгали. Местные только так и зарабатывали, точнее, выживали. Работать в город мужей жёны не отпускали, сами хозяйство держали, коз десятками. Так что натуральное молоко, творог и яйца не переводились в холодильнике Зины. Вера и готовить научилась, такие сырники для мамы делала, пальчики оближешь. С соседкой бабой Дуней подружилась Зинаида она и приглядывала за Верочкой, пока та была меньшей. Теперь Верка большая, сама справлялась, ещё и бабе Дуне помогала. Ворчливая старуха, всегда всем недовольная.
- Вот уж наградил Бог соседями, мамка твоя – "прости господи", ленивая, таскает не пойми кого из города. Ох, дурная баба! Ох, и вертихвостка! - ворчала баба Дуня.
Раньше она так не говорила, раньше она только ворчала, что у неё иногда ночует Верка, ну так мать ей за это лекарства в городе покупала, что просила, то и покупала Зинаида. А теперь и она как все говорила про маму, а в глаза улыбалась, ластилась, а Вере потом выговаривала.
Кто такая "прости господи" Вера не знала, но по интонации понимала слово отвратительное.
Папки у Веры не было, она не знала кто её папа, настоящий папа, родной. Маленькая была, ещё в городе жили, был папа, а потом пропал. И мама сказала, он не настоящий, он ей никто. Потом были дядя Витя, дядя Валера, дядя Слава, это которые жили с ними, хотя бы недолго. Мама так старалась им угодить, просила дочку "папами" их называть, а потом не настаивала, слишком много дядей было.
- Это из-за тебя бегут от меня мужики как чёрт от ладана! – злилась мама после очередного скандала, с каким-нибудь дядей. А что она? Что Вера им сделала этим дядям? - Жаль, бабка померла, жила бы здесь с ней, - вздыхала Зина, морща лоб, - я бы хоть пожила чуток по-человечески в городе, может, и жизнь бы устроила. А с тобой, - махала она рукой на дочь.
Иногда мама была хорошей, ласковой, как в детстве. Вера тогда с ещё сильнее помогала маме. Стирали вместе во дворе: мам стирает, Вера полощет бельё в ванной. В палисаднике вместе грядки пололи: мама полола, Вера прорывала, чтобы маме не наклоняться. Платья дочери привозила из города, а она такая худая всегда, ушивать приходилось. Это Вера любила больше всего. Мама будто обнимала её, собирая булавками лишнее на боках, а когда поправляла готовое платьишко, любовалась дочерью, с любовью смотрела на неё. Вере так нравилось смотреть в мамины глаза, она и к зеркалу не торопилась бежать, в маминых глазах всё видно.
Но платья износились, выстирались, жизнь у Зины не менялась, в город с таким «хвостом» уже тяжеловато, пусть уж лучше здесь.
Вера в думках добрела до села, дождик начал срываться, она вовремя, она молодец, или не вовремя? Ягод она не собрала, кузовок так и забыла у большого дерева, платье порвала. Может, хоть дядька этот в сапожищах уехал? Вера засеменила по дорожке, как могла в своих сапогах, дождик припустил. Она добежала до дома и едва вскочила на крыльцо, дождь полил как из ведра, большими каплями падая во вчерашние, стуча по деревянному козырьку крылека. Всё замерло, слышно только пение птиц, шум дождя и гром. Раскатистый летний гром, совсем не страшный, после такого радуга бывает.
Вера дёрнула за ручку, потом толкнула дверь наверняка ей просто сил не хватает, но нет, закрыто. Значит, не уехал дядька, значит, натоптал в доме сапожищами. Больше она не дёргала за дверь, не шумела, тихо присела на вторую ступеньку деревянного крыльца, подперев рукой голову, и ждала. Ждала, когда закончится дождь, ждала радугу, она сегодня непременно будет, вчера ведь была. Ждала, когда ей откроют дверь и пустят домой. А зачем? Разве её кто-то ждёт? К бабе Дуне? Так, она не откроет в такую погоду или заругает, что грязи нанесла.
Вера аккуратно сняла сапоги, поставила их ближе к порогу, чтобы не промокли, и шагнула от крыльца правее в тёплую лужу, а потом, как маленькая давай прыгать по двору под дождём, по мокрой траве, по грязным лужам, подняв голову к небу. Тёплые струи летнего дождя текли по красивому детскому личику, это не слёзы. Это летний дождь, после него будет радуга.
- Ну и чего расскакалась как коза? – послышался недовольный голос матери с крыльца.
Она стояла под козырьком раскрасневшаяся, в своём байковом халате застёгнутым наспех, неправильно, собирая растрёпанные волосы на затылке. А этот… в больших сапогах, стоял опершись плечом о деревянную стену дома, к Вере спиной, но под козырьком. В белой нательной майке, в брюках, в сапогах и в своей кепке, пуская дым от вонючей Примы. Потом пульнул бычок в мокрую траву и пригнувшись в дверном проёме, шагнул в дом. Зина, не дождавшись ответа дочери, молоденькой козочкой, улыбаясь, поторопилась за ним.
Вера так и стояла в луже босыми ногами, вся мокрая, платьице прилипло к детскому тельцу. Вот и дождь закончился, сразу солнце из-за туч. Вот она радуга, Вера смотри!
Но Вера смотрела в тёмный квадрат дверного проёма, гроза ещё впереди, как бы ей сегодня ни пришлось ночевать в бабы Дуни.
- Верка, что замерла? Иди обсушись, переоденься и в магазин сбегай, - послышался звонкий голос Зинаиды из темноты дома, - купи там консервы, колбаски, если будет, и Портвейн купи, который всегда беру, две бутылки. Давай... Давай... пошевеливайся.
Продолжение _______________
Итак мы начинаем новую историю о сестрах, младшая ещё даже не родилась. Жизнь закружит нас в новом калейдоскопе образов, характеров и событий. По разному будет, как в жизни, но конец будет счастливым.
Важная информация! Теперь публикации будут выходить через день в 22-00 по Москве. Я ещё не закончила обучение новой профессии по федеральной программе, завтра у меня защита Дипломной работы. Но уже больше недели работаю над новым проектом, никак не связанным с моей писательской деятельностью, плюс работа над книгой. Я просто не успеваю всё и сразу. Настало это время, так что надо искать компромисс.
Заранее благодарю за понимание и ваши реакции. Не теряйте меня 🐝
Ваша Наталья Кор©
Копирование материалов без разрешения автора, запрещены.