– Селена Лусеро и Ноэль Руже!
Аплодисменты стали громче. Он привычным движением подхватил свою партнершу под руку и шагнул к краю сцены, прямо под скрещенные лучи софитов – на поклон. Зал хлопал уверенно и равномерно. «Сейчас будет двойное «браво», – подумал Ноэль и не ошибся. Всё как всегда. На любой постановке, хоть «Гамлет», хоть «Веселая вдова».
Два шага назад, один вперед, и еще один общий поклон. Актеры выпрямились, разомкнули руки и помахали зрителям, которые уже тянулись к выходу. «Зачем? Зачем они ходят сюда?» – в который раз спрашивал себя Ноэль, глядя, как одна за другой гаснут лампы. – «Они же понятия не имеют, что это и как работает». Ответ он знал и так. Привычка чувствовать себя нормальными гнала людей в театр. В самое, в общем-то, бессмысленное место после эпидемии 2032 года.
Любой спектакль всегда был игрой для актера и зрителя. Первый создавал эмоцию, второй поддерживал ее своей фантазией и вниманием. И вместе с хорошим актером зритель сам становился героем пьесы и ненадолго мог попасть в чужую жизнь. Никакая виртуальная реальность с этим не сравнится.
Сейчас зрители по-прежнему приходят в театр, но не могут воспринять чувства актера, да и сами не могут понять, что ощущают. Страсть, или, может быть, страх? Радостный подъем или нервозность? Мозг, запутавшись, просто отключает большую часть эмоций, а заодно и перестает их распознавать.
По странному генетическому капризу Ноэль родился крайне восприимчивым к чувствам – своим и чужим. Это испортило ему детство, зато при выборе профессии он не колебался ни минуты. Игра на сцене – единственное, чем он мог заниматься с удовольствием, даже понимая, что там, на другом берегу, его почти не слышат.
Ноэль был очень хорошим актером – на сцене он проживал каждую минуту пьесы, каждый раз заново становясь ее героем. Сто раз он мог сыграть Ромео или князя Мышкина, и всегда был настоящим. Искренним. Неповторимым.
Он научился справляться и с «глухотой» зрителей, и с рассудочной игрой партнеров. На сцене он был и бриллиантом, от которого разлетаются разноцветные сполохи, и лучом прожектора, и зрителем, который любуется игрой света.
Изредка, когда горло перехватывало от счастья быть на сцене, Ноэль спрашивал себя, чем он заслужил этот дар. Но чаще он чувствовал себя уродом, невидимкой, чужаком. В последнее время – особенно часто. Он устал.
Сегодня, глядя, как зрительный зал погружается во тьму, он понял, что его силы кончились. Теперь, наверное, навсегда. Он много лет обращался к пустоте, и наконец, осознал, что в этом нет смысла.
Ноэль вышел из театра, погруженный в грустные мысли, и неторопливо побрел через сквер к терминалу маглева. Дожидаясь поезда, стояли небольшими компаниями люди, наверное, зрители с вечернего представления. Они почти не разговаривали, уткнувшись в гаджеты.
– Мама, а можно мы придем в театр еще раз? Я хочу написать письмо для Ромео! Он ведь не знает, что Джульетта просто спит, а я бы его предупредила! – прозвучал рядом детский голос. Ноэль от неожиданности вздрогнул и весь превратился в слух. С большим трудом он заставил себя не оборачиваться. Неужели?..
– Хорошо, только обещай мне, что не будешь плакать, – ответила молодая женщина.
Подъехал маглев, бесшумно раздвинулись двери, и мать с девочкой вошли внутрь. Ноэль не отводил от них взгляда, пока вагон не тронулся. И только тогда смог выдохнуть.
Он будет выходить на сцену снова и снова. Он будет ждать ее письма.