В солнечную погоду полет на планере в небе Южного побережья дает возможность увидеть не только удивительные и неповторимые пейзажи, но и картину православного Крыма.
Златоглавые маяки, как солнечные зерна молитвенных четок Таврической епархии, переливаясь золотом своих куполов, посылают световые сигналы азбукой Морзе в безбрежное пространство. Невидимая молитвенная цепочка каймой веры древних христиан обрамляет весь полуостров. Но есть храмы незримые и малоизвестные, как бы потаенные.
Мало кто знает, что в Верхнем Кастрополе, под спудом белокаменного храма в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы находится еще один храм во имя великомученика Георгия Победоносца.
С наступлением зимы, а то и сразу после престольного Богородичного праздника, отмечаемого 4 ноября, в зависимости от климатических условий, когда верхний храм остывает, богослужения переносят в нижний ярус – Георгиевскую церковь, где службы проходят по 6 мая включительно.
Небольшой, но уютный храм напоминает теплую пещеру. В полумраке, при свете редких светильников и свечей, на стенах оживают сюжеты райского мира: диковинные птицы и растения – символы орнамента церковной росписи. Едва уловимое благоухание ладана не только успокаивает, но и во время служения дает ощущение присутствия хвои кипариса и морской свежести. В этой церквушке поразительная сила акустики и слышен даже шепот…
В одну из первых моих служб в этом храме, Господь сподобил петь дуэтом с молоденькой, но уже многодетной матушкой Марией. Супруг ее служил в сане священника в одной из российских епархий, а она с чадами в это время гостила у матери. Матушка много паломничала по монастырям. Ее музыкальная память была кладезем вариаций древних знаменных распевов. Миниатюрная и хрупкая, как девочка, Машенька пленяла блеском своих карих больших глаз и волнами вьющихся темных волос. Это было очаровательное создание и, как впоследствии оказалось, еще и с большим воображением. В дополнение к ее внешним достоинствам – блестяще читала с листа.
Этим вечером мы служили воскресное всенощное бдение. Одежды наши соответствовали церковным правилам: длинные темные юбки, на матушке был белый свитер, а ее прелестную головку покрывал платочек цвета утренней зари. Мой наряд был менее броским: свитер спокойного, сизого цвета и васильковый платок. Служба шла своим чередом, тихо и мирно, без напряжения.
В перерывах между песнопениями я переходила на чтение служебного текста, но, несмотря на занятость, боковым зрением все-таки улавливала непонятные для меня действия Маши. Одновременно в период ее отдыха и моего чтения она смотрела на противоположную от клироса стену и как бы с кем-то общалась знаками. Несколько раз загадочно и с улыбкой посматривала на меня, а затем снова на стену. Но на службе клиросным отвлекаться не должно, да и не в моих правилах.
По окончании службы, получив общее благословение священнослужителя, я начала складывать партитуры и убирать богослужебные книги, а Мария собираться в дорогу. Мне еще надо было выяснить, успеет ли матушка ранним утром к началу Божественной Литургии.
На прощание она тепло улыбнулась, а затем вновь перевела взгляд на... что-то.
«Маша, – не удержалась я от вопроса, – раскрой секрет, с кем неведомым общалась ты на службе?»
Матушка по-детски, снова доверчиво подарила лучезарную улыбку и мягким жестом руки указала в сторону, куда ранее украдкой бросала свой взгляд и произнесла: «Я разговаривала с ней. Ты – это она, она – это ты. Вы очень похожи...»
Недоумевая, я перевела свой взор в указанном направлении и мне стало все понятно. Со стены на меня смотрела дивная синяя птица – один из элементов росписи храма.
«Ох уж эта Маша, ну и фантазерка!» Мы тихонечко рассмеялись, на что из алтаря услышали недовольный выдох иеромонаха, который справедливо напомнил нам, что пустые разговоры не подобает вести в храме, даже если служба закончилась.
Вот так неожиданно я увидела свой портрет – певчая синяя птица.