Уже как никогда не светило на нашу Уай-Тей, и вот, ровно как пол года тому назад, снизошла милость божья и осветила реку. Покоившиеся на дне водном волшебные создания проснулись, почувствовали себя людьми и вышли на сушу. Бежали существа куда хотели, но друг от друга не отделялись. И вот уже как забежали на рынок, разбили лавку с медом, мёд благополучно оказался съеден ( между прочим пропала бутылка рома, но ни бутылки, ни иных следов не оказалось ). Их наивные гулянья не могли не вызвать интереса местной полиции. По наводке, отрядом полицеймейстер и трое юнкеров начали исследовать следы младенческого погрома; положить взгляд на след, и найти неизвестных преступников городского масштаба не оказалось сложным, от одной лавки до другой падал след от струи неизвестной жидкости ( вероятнее всего рома ), говорило это о том, что ни одна лавка не была упущена, и, конечно же, оставалось только идти по «горячим» следам.
Стражам порядка удалось заметить одного «янгёнка». С первого внешнего виду это был обыватель лет семнадцати-двадцати, с румяными щеками, курносый, одетый не по погоде, и не по моде, а в идеально сидящем на нем классическом костюме из белой, дорогой ткани, что называется «от бога» — не с мира сего, дьявольски загадочный и с манерой наивного студента. Такая картина не могла не впечатлить законников, более того, наличие молодого волшебного существа в грязном промышленном городе оказало сильнейшее, в понимании политиков, влияние, сравнимое разве что с тем ощущением приближающейся весны, прекрасной и пробивающей, но опасной как женщина. На пафосе ценителей уже, видимо, не ощущающие себя представителями власти люди, решились подойти к потерявшемуся существу, совершивши такой поступок. Они были готовы ждать чего угодно, а ждать приходилось многое... Чародей начал плакать, танцевать, снова плакать, бежать, спрашивать у прохожих — где же находятся ваши земные яблоки, нектар божий, почему я, зашедши на так называемый рынок «всего и вся» глотаю запах протухшей речной рыбы, желавши взять от богатой земли вкус, порчу его – не просветлённые, как это модно и мне лично неприятно говорить, но озадаченные, настроенные, но непонятно на что, уже выбившиеся из привычного положения полицейские сделав вид сурового человека, поставленного перед общечеловеческой целью, были, на самом деле, ни озадаченными, ни счастливыми, а обиженными на жизнь, на самих себя, на окружающие повседневные чудеса — наше счастье, у кого оно есть, и чего оно стоит, яблока этого странника не стоит! — возможно, за обидой стояло то положение «ягнёнка», который виновато не знает, что такое счастье, любовь, а между прочим танцует, и в танце «жизни» скрыта красота, которой он в себе не видит... Но ему и не надо, он красив... Но понятие красоты ему неизвестны, он талантлив... Но что значит талант, если не умеешь ослеплять даже самые угрюмые лица, и если ослеплять не до улыбки, то потому, что так можешь.
Проглотив ниоткуда взявшееся слова «я жив», заменив его на «долг, работа, семья», полицеймейстер и остальные полицейские надели наручники на потерявшегося, отбившегося от не щадящей глаза обывателей группы магических существ, завели в полицейский фургон, провели допрос. После чего наше чудесное существо оказалось в полицейском участке, середины силы города, что называется в «лапах закона», что не могло сказаться на ощущениях при виде вывески с розыскиваемыми лицами, опасными преступниками, клетками для абсолютно таких же как и эти полицейские созданий, места допросной, оружия пыток, а также непонятно откуда взявшееся платье девушки, лежавшее на столе у кабинета «вещ. док-ва» — в нем была сокрыта философия, появилась впервые в его недолгом человеческом существовании мысль — но быстрым движением он прервал этот уничтожающий его место в мире, ремесленника невинности наличия процесс, «яблоко» вышло из его уст, на лице изобразилось впервые лицо страдания, гримаса «Христа», он почувствовал боль, сострадание к окружающим и виновность уже не перед собой, а перед земными обывателями. Здесь произошел непредвиденный инцидент, как для обывателей со значком полицейского, так для и нашего уже проглотившего дым боли ягнёнка. Ни откуда не возьмись появился ангел, какой в описании не нуждается, всё уже сказано нашими земными «посланниками божьими», священниками ( благо их там не было, иначе бы остались без глаз, ни тверды как полицейские чтобы перенести такое ).
По всей видимости, ангел перед посадкой упал, задев три фикуса и уронив их с подоконника, в окно которого влетал неосторожными движениями, пытаясь не испугать публику. Всё это было больше похоже на ребячество, но, как по мне, истинное оправдание такой неуклюжести была непривычная обстановка полицейского участка, и решетки на окнах, которые, видимо, наше крылатое существо и вовсе не заметил, влетел в них прямым направлением и сжёг до пепла прикосновением белоснежных, твердых крыльев. Под его ногами были непонятные «сферы», будто бы солнечная система в размерах один на полтора метра, а длинные волосы упали назад, скорее всего из-за огромной скорости. Конечно же, такая картина должна вызвать страх, опасение, но обыватели странным образом засмеялись, возможно, из-за магии, распылившейся от крыльев странника с небес, всё же, стоит сказать, что такое «представление» само по себе не может не показаться смешным — неизвестность, страх и под рукой загадочное весёлое существо, страшно, многие, особенно твердые, как полицейские, люди, будут смеяться, найдя в этом азарт души. Ангел обратился к ягненку:
— Люфер, ты пугаешь обывателей, своим видом буквально приказываешь испытывать страх, переживать, разве это достойно тебя, невинного, сильного, святого существа? И если ты можешь так делать, то не должен падать своим достоинством на судьбу обывателей, у тебя есть ценность, и что ее попросту разбрасывать, ты неправ!
Люфер, видимо, не обратив никого внимания, стал вежливо и аккуратно просить полицейских и гражданских лиц отойти немножко в сторону, сделав небольшой круг. Без нареканий публика образовала свободное место, после чего ягнёнок встал прямо в середину, снял с себя пиджак, отдал в руки очень знатной, вероятнее всего из аристократического рода, с красными губами даме. Приготовились к представлению как публика, так и сам невинный чародей, ангел же с очень умным видом наблюдал за всем процессом, видимо не приняв нежелание ягнёнка вслушаться в его слова. Тем временем магическое существо свободно стало показывать нигде на земле не виданную хореографию, а при соприкосновении ног с деревянным полом, образовывались магические сферы, похожие на маленькие звёздочки, из которых строились разные слова: «яблоко», «ангельские глупости», «земля мила», «Hello to God», «я и есть душа». Данные высказывания магии никто не понимал, это было отображено на лицах зрителей, танцор это заметил, немножко сменил движения на более резкие, стал громче топать, если того требовало хореографическое движение, а из сфер образовались следующие слова: «человек это Бог, люблю человека», «откуси запретный плод», «приглашаю тебя на свидание». Во всем этом «беспорядке души» ангел захотел разобраться, и первым делом влетел в середину «танцпола», схватил ягненка за руку и спросил:
— разве того хотел твой отец, чтобы ты играл на чувствах обывателей, Бог дал одному тебе свою честь, за которые я отдал бы свои крылья!
Задержанный ответил ему:
— если Бог дал мне честь, то чтобы она была у меня, если Бог дал тебе крылья чтобы летать, то не для того, чтобы останавливать жизнь, а жизнь и есть танец!
Танец очень сильно понравился публике, она была немного смущена и возмущена на «сына божьего», ведь даже земные люди согласятся — самый настоящий грех, это остановить радость веселящихся, самый опасный грех, это вмешаться со своим серьезным, божественным лицом забрать «сладкое» у самых детских душ — земного человечества. Как ребенок ангел стоял ожидая худшего от публики, щеки его покраснели от стыда, и возникла мысль, впервые мысль не о прекрасном, а о сущем. Болезненная и язвительная пронзила его мечом «морали», ему стало жаль «этих мелких существ», он стал бороться, вызывать в себе божественные, мужские силы, но всё кончилось лишь тем, что подбородок его стал нервно дёргаться, выражение его лица было похоже на священника, совершившего грех, праведного, одним словом. Он опустился до земли, а возможно, никогда с нее и не поднимался до небес, возможно, так всё всегда и было, и никакого «царствия небесного» не существовало, и это говорил сам ангел?! — «и это говорит сам ангел!» — вышло из уст собравшейся публики, видимо, ангел не заметил, как мысли его резко перетекли в речь, и всё сказанное было уже не личным, публичным стал его внутренний дом — это божественное существо, невинное и абсолютное, чувствовало себя самым злостным грешником света — крылья его опустились, потеряли хватку и стали похожи на обвисшие крылья птицы, которая уже не сможет летать, возможно, и ангел без крыльев лишь человек. Этого хватило, чтобы забыть цели внезапного прибытия, спасении ягнёнка, более того, собственные мысли не заботили его так сильно, как обвисшие крылья, и с чего бы? без крыльев он перестал быть ангелом? — ответ на данный вопрос, возможно, никто не сможет дать, но стоит заметить человеческую особенность сосредотачиваться более на символах, изображающих нас, чем на самой нашей вечно изменяющейся сути, крылья были его символом, он потерял свое изображение, свою суть.
Толпа уже не выделяла свое особое внимание на происходившее, все более походило на театральное представление. Зрители растворились и начали заниматься своими делами, полицейские забыли о танцоре, взяли снаряжение и поехали многочисленным отрядом на фургоне, скорее всего внезапно настигнуть какую-нибудь банду, занимающуюся незаконной продажей алкоголя и орудующую ночью с целью воровства этого самого спиртного. Тем временем волшебные гости полицейского участка промышленного города вышли со здания, шли они вместе, поэтому получился некоторый разговор, ягнёнок начал:
— я люблю яблоки, но более всего мне нравится искать их, искать там, где нет яблонь, искать в опасности и грязи, это доставляет мне удовольствие.
Ангел отвечал:
— сегодня впервые я обрёл жизнь, и лучше бы не родиться, чем ходить с клеймом опасного для самого себя грешника! что же я...обрёл судьбу, участь земных существ?... а может я и совсем того хуже, опасен для детей божьих, людей? я был силен, Бог не должен наделять меня силой, но знай его мысли, я обязательно докажу, что достоин!
Люфер продолжил:
— будь у меня крылья, первым делом я полетел бы в горы, на самую высь, почти до облаков, где человек не может дышать, расправить свои лёгкие свободно... ну, и яблоки там вкуснее... дама с красными губками посоветовала мне в Швейцарию...
Посланник божий продолжал о своем:
— ещё и ты... дарованный священный ребенок Бога, не летишь ввысь, к облакам, возвышаясь над грешными обывателями обречённого мира, а сам стал их подстрекателем, толпа тебя полюбила, тебе это нравится? отвечай...
Но тут дыхание ангела сбилось, речь прекратилась, а в метрах ста появилось дерево, что редкость, ведь всю растительность вокруг участка, перед недавней постройкой здания убрали, повалили деревья, вырвали все ростки, остались лишь пеньки метр на полтора. Растение было небольшого масштаба, вернее сказать, ничем не отличалось от привычного дерева промышленного города. Подойдя к древесному растению, с унылым и усталым видом ангел не понимая, в чем особенность данного пришествия, начал очень глубокую мыслительную работу, что сказалось и на его лице, которое изображало то заумного ученого, то бедного крестьянина, после и совсем сумасшедшего. Он не мог прекратить эти мучения и начал нервно дышать, дыхание было быстрым, но постепенно скорость снижалась, вдох стал более глубоким, и вероятнее всего ( точно уже не узнать ), в этот момент его словно ударило солнечным лучом неизвестной доселе силы, силы свыше магии, ангел изменился в лице, и чего-чего, но такого сказанного от него ожидать нельзя было:
— запах...запах здесь приятнее чем в резиденции божьей, свежее чем в саду Эдема.
Божье существо прикоснулась руками к деревянной коре, ощутив поверхность и объёмность растения ангел заплакал. Ему уже не было стыдно, не было даже счастливо, это было совсем другое ощущение, состояние освобождения, но освобождения от чего? он, один из самых святых, сильнейших света освободился? но возникшие внезапно вопросы вызвали в нем отвращение. В месть таким чувствам он начал смеяться, смех продлился недолго, резко посетившая его мысль вызвала плачь. Чтобы не нагружать читателей, и ни в коем случае не вызвать сожаления к нашим загадочным существам, обращу внимание лишь на одно мелочное высказывание крылатого странника:
— что осталось теперь, у меня ничего не осталось теперь, лишь приятный запах дерева, и всего то ничего, как только минутная радость. Даже Бог отвернулся от меня. Скорее всего ворота Царствия Божьего закрыты, я потерял, всё, что имел. Без крыльев я лишь человек, создание такое же как и все, обречённое на слепую веру во всевышнего, которому молятся в надежде получить свои мелкие желания, получить, а потом стать такой же свиньей, как и были прежде!
Люфер неохотно, но прямо ответил:
— семья, здесь так называют людей, чьи судьбы вместе потому, что Бог не помог иначе в трудностях, как только встретив их вместе, а может и вовсе отвернулся, а может и совсем нет Бога, но есть что-то божественное в этом, более чем в твоём «царствии небесном».
Волшебные создания не могли сделать ничего иначе, как отправиться в путь. Вероятнее всего цель их была Швейцария, как мне кажется, не из-за яблок, а того настроя, что раз возник, уже никогда не покинет любое существо на земле. Добрались они в горную страну быстро, буквально за сутки, отдохнув раз в германской деревне близ Рейна, из чего следует, что ангел вновь обрёл силу своих крыльев. В Швейцарии они основали свою деревню, но отличием ее от остальных было отсутствие храмов, священных зданий и прочего сооружения. Люфер не питался исключительно яблоками, но разбавлял свой рацион говядиной; ангел перестал молиться, рассуждать, заместо этого в ближайшем городе Базеле стал преподавать филологию, а по вечерам ухаживал за растениями и цветами на собственной оранжерее. Всё напоминало «рай», рай на земле, но отпустим чёрствые понимания...