— Сегодня День независимости Израиля. Кроме того, что это день рождения моего сына Давида.
— Я вас поздравляю! Расскажите мне, что сегодня будет, что вы будете делать сегодня вечером?
— Все еврейские праздники начинаются с вечера и переходят на следующий день. Сегодня четверг. Позавчера у нас был День Памяти, мы вспоминали обо всех солдатах и жертвах, которые погибли за Израиль. В восемь часов вечера включается сирена, и всё замирает. Минута памяти, минута молчания. За эти все годы двадцать четыре тысячи солдат погибло или на фронте, или от рук террористов. И целый день идут передачи по радио: воспоминания родителей, братьев, сестёр, жен. Понимаете, мы им отдаем долг памяти за то, что мы живём, а они, к сожалению, умерли.
И я тоже зажгла три свечки в память о товарищах Михаила. Они погибли очень молодыми, девятнадцати-двадцати лет, не больше. Но они были очень храбрые. Говорят, что человек в возрасте не имеет такой храбрости, какая есть у молодых. Я даже, честно сказать, не знала, через что он прошёл в Ливане. Он написал воспоминания солдата.
Это было позавчера, со вторника на среду. А вчера в восемь часов вечера была сирена, сигнализирующая о том, что траур кончился и начинается Праздник Независимости.
Это вообще самое большое чудо из тех, что могло сотвориться, потому что такой маленький Израиль — и столько много шуму. Да и не только шуму. Все об этом знают. У нас даже нет стран-соседей, куда мы можем поехать как туристы. Никуда. Кругом — арабы, и мы с ними не дружим. Но у этой нации есть такая особенность: они из каждой плохой ситуации выходят большими победителями, получаются разные инновации для всего света, не только для нас. Они происходят из наших трудностей. Если бы у нас была такая нефть, как есть у вас, если бы у нас были такие пространства, мы бы ничего не сотворяли, а тут надо прожить, пережить. У нас всегда проблемы, разные, от А до Я, по алфавиту, все проблемы, какие только могут быть, у нас есть — политические, экономические, проблемы здравоохранения.
Мой сын Михаил сегодня позвонил и сказал, что он мне очень благодарен и очень мной гордится из-за того, что я выехала из Польши и поехала в Израиль. Одна. Это не из-за геройства, конечно, я поехала просто по интуиции, когда был такой антисемитизм в Польше. Двадцать три года прошло после войны: 1968 год, война кончилась в 1945-м. Я, конечно, не знала, не имела понятия, что такое Израиль, но я знала, что если я куда-то поеду, то только в Израиль.
И Михаил мне говорит: знаешь, то, что мы сегодня здесь, и что моя дочка — офицер, это всё благодаря тебе. Такое приятно слушать. Значит, некоторые мои решения были правильными. Как знать, что правильное, а что нет? Правильное — если после твоего решения есть продолжение. Нет продолжения — неправильное решение. Я так понимаю. И поэтому если дети, внуки остались здесь, они не уезжают ни в какую Америку или в разные другие страны, значит, есть что-то правильное, что я сделала в этой жизни.
— Давид женился? Как он познакомился со своей избранницей? Как в такой среде это происходит?
— Давид женился. Первым делом происходит сватовство. Это даже написано в Библии, не просто так выдумали. Сторона невесты будет всё узнавать про сторону жениха, и наоборот. Какие семьи, в смысле, какой фундамент, откуда они происходят, откуда мы происходим. Это всё надо узнавать до первого свидания: какие качества у человека, чего он хочет, какие у него намерения. Сегодня хасиды проверяют по почерку, какие личные качества есть у возможных жениха и невесты. И только тогда решаются на свидание. У хасидов так принято, что они могут встречаться три раза, могут поговорить друг с другом. Но они уже подготовленные и по-взрослому к этому относятся. Понимаете? Это не так, что мне дали телефон, и я иду встречаться в кафе.
Я спрашивала: «Как можно после трёх встреч — а каждая встреча длится сорок минут, самое бОльшее, — сказать, что вы готовы связать с этим человеком свою жизнь, как это можно?» Но это можно. Когда к этому подходят как к проекту своей жизни, серьёзно. Ты будешь вместе с этим человеком. У тебя такие обязанности, у него такие обязанности, вот тогда получается проект. Честное слово, проект.
Да, я устраивала такие сговоры три раза, для дочек моей подруги. У неё девочки были. Я сказала: «Слушай, вы встречаетесь три раза, не больше. Да — да, нет — нет».
— Почему так? А если всё не нравится?
— Можно отказаться. Но не надо тянуть. Вот они тянут: «Может быть, так, а может быть, так? А какая у тебя квартира? А что у тебя еще есть?»
— А если не нравится жених, то — другой?
— Да, конечно, другой.
— А кто договаривается? Вот вы были мама жениха, вы ему искали невесту или к вам приходили родители невесты, и говорили: «У нас девочка, а давайте ..?»
— Для сватовства есть специальная женщина или мужчина.
— До сих пор это есть?
— Да. Давид так женился. Сваха мне рассказала про эту семью, про эту девочку, они, конечно, всё узнали, сваха — это «КГБ и НКВД вместе». Они могут спросить соседа, могут спросить учительницу, какая она девочка.
— Очень интересно.
— Я не говорю, что это панацея, даже после такого сватовства тоже бывают разводы. Но не как тут, гораздо реже. Я вам скажу, сколько разводов я знаю… Из всех учеников моего класса только двое не разведены, остальные все в разводе. У Михаила половина его класса, они нерелигиозные, но они не разведённые… У Давида в классе я знаю только два случая, чтобы супруги развелись. Развелись, но потом создали новые семьи, живут нормально. Без судов, без дележа детей, половину сюда, половину сюда, ты тут, ты там, ну, как-то по-человечески. И очень понятный подход, я бы так сказала. Что самое главное — чтобы ребёнку было хорошо. Для меня это очень человеческий подход.
— В каком возрасте женятся?
— Мальчик — в восемнадцать лет. Потому что так написано в Талмуде: «Когда ему восемнадцать лет, он может жениться». А мой сын женился в двадцать лет. Он на меня так кричал, Боже мой. Я тогда училась, и он мне говорил: «Ты не занимаешься этим вопросом, ты не хочешь, чтобы я женился!» Я отвечала: «Ну, хорошо, подожди немножко, ты же не пенсионер, я должна сдать экзамены». У меня были экзамены, я должна была сдавать информатику, и всё такое. И он должен был писать мне мои работы, я говорю, я не могу заниматься всем сразу — и тут, и тут, и всё, подожди. Он на меня так рассердился, говорит: «Ты несерьёзная мама, ты не заботишься обо мне». Я говорю: «Хорошо, хорошо, дай мне закончить, чтобы у меня был диплом, мне нужен диплом, тебе нужна твоя женитьба». Он: «Хорошо».
Они все, понимаете, весь небольшой класс, пятнадцать мальчиков, — все хотят жениться.
— С чем это связано? Почему они торопятся?
— Потому что так написано. У нас всё заранее распределено, вся биография расписана. На восьмой день надо делать обрезание, в пять лет мальчик должен уметь читать. С трех до пяти его учат всем буквам алфавита, и в пять лет он уже может читать. Этого нет ни в какой программе.
Потом, с пяти до тринадцати лет, когда празднуется бар-мицва, он тоже должен составить программу своей учёбы. Всё написано.
Далее, с тринадцати до восемнадцати, он продолжает учёбу в ешиве. А потом написано: «В восемнадцать лет должен жениться». Это очень по-человечески, потому что гормоны бушуют, он уже мужчина, она уже женщина. Не нужно жить так… сегодня тут, завтра там. А в браке они живут очень стабильно, с большим уважением и пониманием, каждый знает свои обязанности.
Смотрю на своего внука: я тоже сначала не понимала, как это он в восемнадцать лет будет жениться. А его жена такая прекрасная... Они дети, это правда, они дети. Но они будут расти вместе, развиваться: сегодня она работает, он учится. Потом он будет зарабатывать, она будет дома. И всё это с большим уважением. Он её очень уважает. Она мне как-то позвонила, говорит: «Слушай… Срулик мне сделал бутерброд. Я пришла на работу, а у меня в сумке такой большой бутерброд». Прекрасно, нет?
— Если после развода женщина хочет снова выйти замуж или, не дай Бог, вдова или вдовец, они тоже придут к свахе?
— Да. Все родственники очень хотят, чтобы она вышла замуж. Но где вы найдёте такого второго мужа? Где? Интернета у них нет.
— Это только у хасидов или у религиозных евреев тоже так?
— У хасидов, да. Им так тяжело, потому что у них большие семьи. Но они будут знать, вот тут есть такая разведенная или вдова, там где-то в Америке тоже вдовец, мужчина. И они передадут контакты.
— Как удобно.
— Правда, это очень удобно. Потому что у вас есть все данные. Человек не может всё время и всем врать, если он, допустим, какой-то мошенник. Могут спросить бывшую жену, соседей, раввина. Например, он молится в какой-то синагоге, его знают там и про него знают тоже. Можно всегда спрашивать раввина, какой это человек. Это большая задача, чтобы они вышли замуж второй раз, эти женщины. И еврейскому мужу, мужчине, тоже очень тяжело жить одному. Он же не будет ходить к другой женщине. А у женщины есть так много обязанностей дома, с детьми, он просто не может их исполнять. Поэтому очень важно не быть одному.
— София, скажите, а почему вы, когда развелись и ещё не были знакомы с Эрнестом, не попали в эту систему?
— Я попала. У меня было несколько знакомств, но я не была готова. Понимаете? Меня никто не готовил, я ничего не понимала из этого всего. А потом, у меня было очень много проблем с разводом: суды, учёба детей. У меня не было свободного времени, чтобы заниматься этим. Но у меня есть подруги, которые подошли к этому очень осознанно. И они удачно вышли замуж. Потому что всё можно обсудить, и вы можете пригласить, допустим, свою маму, или подругу, или раввина, и обсудить, чтобы не было недосказанностей. Всегда же есть какие-то вопросы, какие-то сомнения, и всё такое. Обязательно надо разговаривать, и понять, в чём дело. Это не так, как первое замужество: молодые, три раза встретились, и всё хорошо… совершенно по-другому, ещё более серьёзно. Но вы можете поговорить с людьми, которые знают этого человека, потенциального мужа. Задать вопросы, выяснить, что для вас важно. И тогда уже принимать решение. А не решать, что вы вышли замуж, потому что вам понравилось, потому что вы так думали, вы так мечтали, у вас такие фантазии. А потом: «Ах, а где это? Пропало». Я тогда просто не была готова. И мое понимание было очень неправильное… очень неправильное.
А потом, у меня была ещё очень большая проблема — я не могу заниматься чужими детьми. Это абсолютно нет. Есть такие женщины, которые могут, а я не могу. Для меня было совершенно понятно, что я не буду заниматься никакими чужими детьми.
— Если бы вы, когда в первый раз выходили замуж, знали бы про это всё…
— Я бы не вышла за Артура замуж. Потому что это был по характеру очень жестокий человек. Он был учёный, он был доктор, он был очень красивый. Моя ленинградская бабушка мне сказала в день свадьбы: «У тебя будет плохое замужество, а конец будет вообще страшный». Я со своей бабушкой после этого не разговаривала недели две, наверное. Но она была так права, никакой рентген мне этого бы не показал, а она увидела. Она была очень смелой. Знаете, это смелость, сказать это в такой ситуации. Тут такая красивая невеста, все радуются, всё такое. Но она мне сказала, по-русски.
— Она хотела, чтобы вы что-то сделали?
— Нет, она меня предупредила.
— Но сделать уже ничего нельзя было. Надо было раньше предупреждать.
— Ничего нельзя было сделать. Она его не знала. Ничего нельзя было сделать, но она меня предупредила, чтобы у меня не было такого шока, знаете.
— Да, готовься, всё будет плохо.
— Я до сегодняшнего дня помню, что мне моя бабушка сказала. А потом я выхожу из больницы с маленьким Давидом: «Тут на столе бумаги на развод, подпиши». Моя бабушка, хасидка, мне сказала: «Чтобы ты знала, как написано в Торе — самое большое несчастье будет для тебя самым большим счастьем». Я говорю: «Она не в своём уме, как может быть самое большое несчастье самым большим счастьем, ну, скажите мне». Но так было. Почему? Потому что развод мне дал свободу. У меня был развод в праздник, в День независимости Израиля.
— Серьёзно? Такое совпадение?
— Да. Это от Бога. Конечно, это от Бога. Это я тогда не понимала, что такое свобода. Я же никогда не была бы такая, какая я сегодня. Моя бабушка была два раза права. Она была очень смелая, никого не боялась.
— Но вы такая же.
— Да. Но это во мне от моей бабушки: «Ничего не надо бояться, всё! Бойся Бога, никого больше. Бойся Бога». И надо быть в согласии с самим собой. «Не делай, чтобы показать кому-то что-то, потому что красиво, потому хорошо, потому что развод — это плохо. Делай от своего сердца». Нужно быть преданной самой себе. Богу и самой себе. Она меня научила такой правдивости. Научила быть цельной личностью. Смотрите, у каждого свой путь, но нужен путеводитель… и хороший. Я же не могла понять: «В чём дело? Я такая прекрасная, как можно со мной разводиться?»
— А действительно, зачем он разводился? Чтобы на другой жениться?
— Да. Во-первых, он мне всегда изменял, о чём я не знала. А, во-вторых, он был действительно очень… жестокий человек. Мстительный. Ему нравилось делать кому-то плохо. Почти садист, я так думаю.
— Сколько вы с ним прожили?
— Семь лет. Семь плохих лет. Очень плохих. Но я думала, что так надо. Мы же такие — советские, русские, польские женщины — любим терпеть, «чтобы ему было хорошо», мы будем разрешать ездить на себе. Я читала, как жёны декабристов за ними уехали… Это называется — посвятить себя кому-то, служить, подносить всё на подносе. Сначала он, потом они, потом я. Так не должно быть…
— Тогда надо сказать «спасибо» за то, что вы вышли из этого.
— Конечно. То же самое и бабушка сказала: «Это самое хорошее, что у тебя случилось в жизни, что он с тобой развелся и оставил тебе двоих прекрасных детей, которых ты сама воспитала в еврейской традиции».
Есть такая мудрость в Талмуде: «У каждого человека имеется своя функция, мы как в театре, у каждого человека есть своя роль, а когда он сыграл свою роль, он должен сойти со сцены». Вот так и было. Надо было спокойнее это принимать, а не так, как я. Я это принимала с ужасом. Это сегодня я могу с вами спокойно и свободно говорить, философствовать. В тот момент было не так, я с ума сходила. Я не могла понять, что тут сотворилось. Как это можно сделать такое свинство, такую жестокость, для ребёнка, для двух детей, для этой женщины, то есть меня. За что я получила такое наказание? Я думала, что это наказание. А это было не наказание, это была награда. Вот тебе свобода.
— А когда вы почувствовали, что это свобода?
— Очень поздно. Это не проходит быстро, знаете, это же душевная рана, пластырем не заклеить. Это даже не какая-то несчастная любовь или что-то такое… Это вас духовно уничтожает. Я была не я, я сама себя не понимала. «Где тут ошибка? За что наказание? Почему так? И почему мне?»
А сегодня я могу философствовать сколько хотите. Потому что сейчас Давиду сорок два года… вот сколько лет прошло! Я даже вообще не помню, как выглядит мой бывший муж, кто он и как.
Я вам говорю, честное слово, моя бабушка была права, как всегда: «Самое большое зло будет самым большим счастьем». Я думаю, что это большие слова, правильные. От моей мудрой бабушки, которая закончила только три класса. Какой профессор может так с вами говорить? Так чётко и так правильно. Так что это самые большие знания.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. КЛЮЧ К СЧАСТЬЮ
Эрнест Браун — человек, сквозь судьбу которого прошла сама история. История еврейской эмиграции, выживания, косметических и фармакологических открытий, история Израиля, история переселения еврейских семей. И несмотря на сложные, удивительно сложные события, через которые прошел Эрнест, он часто говорил и думал о счастье — для себя, для других. «…Мы не готовы к смерти, — писал Эрнест. Для того чтобы ощутить подлинное счастье, мы должны быть заранее готовы к разочарованиям».
Лекция «Ключ к счастью», прочитанная Эрнестом в Темпл-Бет-Эль, Портленд, штат Мэн, 30 декабря 1949 года, станет завершением и напутствием «Еврейской сюиты» для ее читателей.
«Ключ к счастью»
Я бы хотел начать обсуждение счастья с отдельного, но связанного с этим происшествия, которое случилось несколько дней назад, когда я ступил на американскую землю.
Пересекая Атлантику, в своем долгом путешествии я привязался к мальчику десяти лет: после смерти матери и отца он направлялся из Бенгази, что в Африке, в Сорантон, штат Пенсильвания. Мальчик разговаривал на прекрасном итальянском, был чуть более серьёзен, чем обычный ребенок его возраста, что естественно, если мы примем во внимание, что он пережил и повидал в самом начале своей жизни. Эти события так повлияли на ребенка, что он сделался задумчивым до мечтательности, обращенным внутрь себя и философичным. Это было, как если бы Природа благословила его, наградив порцией мудрости, достаточной для того, чтобы уравновесить несчастливость его глубокого одиночества.
И вот, наконец, Америка. Никого на берегу, кто бы поприветствовал моего маленького друга. Я взял его с собой, и несколько дней спустя мы перемещались по равнинам Джерси в направлении Сорантона. Внезапно поезд остановился. Слева от нас мы увидели типичную железнодорожную станцию маленького городка, а справа — стену большого кладбища. «Что за этой стеной?» — спросил Рикардо, глядя на меня своими большими печальными глазами. «Это кладбище, мой мальчик, место, где хоронят умерших», — ответил я. «Ты считаешь, они действительно мертвы?» — «Да, Рикардо, они мертвы». Он замолчал на минуту, и можно было заметить, что он думает, усиленно думает. И затем спросил: «А нам, я имею в виду, тем, кто жив, разве не хочется заснуть там?» — «Нет, Рикардо, мы хотим жить так долго, сколько возможно». Снова повисла пауза, и опять я увидел череду мыслей, которые обдумывал мальчик. Его внезапный вопрос лишил меня дара речи. «Если мы, живые, не хотим попасть на кладбище, и те, кто уже там, не могут выбраться оттуда, ТОГДА ЗАЧЕМ СТЕНА?» Верьте или нет, но у мальчика был ответ. «Чтобы мы не заглядывали туда и не печалились». И он засмеялся, и смеялся долго, и глаза его светились радостью и удовольствием. Рикардо нашел «счастливое» решение ужасной проблемы.
Много раз за прошедшие годы я задумывался о мотивах и внутренних причинах такого и простого, и в то же время сложного способа мышления мальчика. Давайте все вместе остановимся на минуту и объективно проанализируем ход его размышлений.
Вы признаете, мои дорогие леди и джентльмены, что здесь у нас прекрасный пример здорового ума, интеллекта, способного осознанно справляться с отравляющими мыслями, ума, не затронутого жестокими и безжалостными ударами, которые нанес ему мир, затемненный войной. Здесь мы имеем дело с безупречной иллюстрацией превосходного принятия и торжествующего объяснения; принятия того, что предлагается, и готовности платить по счетам за такой обмен. Личная подпись на лице Клото, которая прядет нить жизни. Если коротко — здорового человеческого существа.
Давайте все осознаем, что для того, чтобы достигнуть состояния счастья, нам не нужно быть блистательными. Предварительными условиями для настоящего счастья не являются ни опыт, в смысле осведомленности об общем эффекте всех событий, составляющих наши индивидуальные жизни, ни знания — огромная масса информации, аккумулированной цивилизацией. Что есть опыт? Сколько он стоит? Мы не научились на этом опыте предотвращать войны или класть кирпичи более простым способом. За две тысячи лет мы изучили так много про изобилие силы в мире, силы, что держит в целостности наш мир, который вращается вокруг солнца. Мы знаем так много об удивительном, которое можно найти в глубинах Вселенной. Мы изобрели таблицы и машины для проведения расчетов, и теперь любой пятнадцатилетний мальчишка может вам сказать, что лучу солнечного света нужно восемь минут, чтобы добраться до нас, так как скорость света — сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду. Времена, безусловно, изменились. Нравится ли вам читать про те времена, когда жизнь была проще и естественней, и у каждого человека было достаточно пространства, чтобы жить, и расти, и протягивать руки в небеса? Эти времена называют романтическими. Мы видим мальчика и девочку, которые прогуливаются в одиночестве при свете звезд и луны, их молчаливых, загадочных и непостижимых спутников. Они полностью поглощены друг другом, они чувствуют только холодный свет звезд, переплетающийся с их эмоциями, и им не приходит в голову обсуждать огромное расстояние, которое этот свет преодолел, чтобы коснуться их здесь, на Земле. Они не испытывают жалости к усталому лучу, который путешествовал по крайней мере четыре года, чтобы стать конфидентом их любви. Они игнорируют тот факт, что мы можем знать о ближайшей звезде, увидев свет, который она испустила много лет назад. И прислушиваясь к своему сердцебиению, вчерашний подросток не заинтересован тем удивительным фактом, что у него в крови содержатся двадцать пять миллиардов красных кровяных телец, улавливающих кислород, и которые, если их распределить по поверхности, займут площадь в три тысячи квадратных ярдов.
Не глядя на грандиозное накопление знаний в результате научных исследований и не отрицая тот факт, что по расчетам наших ученых в спинном мозге человека содержится около девяти миллиардов нервных клеток, клеток, которые обеспечивают высшую нервную и интеллектуальную деятельность, нервных клеток, которые рабски служили нам столетиями, привнося порядок и счастье в запутанность и многообразие вещей, несмотря на технологические революции и миллионы завоеваний науки, мы обнаруживаем себя в самом центре угрозы полной дезинтеграции, до такой степени, что на последних слушаниях в Конгрессе один из наших уважаемых ученых объявил, что «не существует немедленной и очевидной угрозы сжигания атмосферы, однако, — профессор продолжил, — в случае изобретения схемы превращения в энергию даже нескольких процентов какого-либо общедоступного материала — не урана — цивилизация будет держать в руках средства для совершения самоубийства — и совершит его».
Вы видите, один из самых тревожных знаков нашего времени — это увеличение знаний и уменьшение мудрости. И из нашей позиции наблюдателя в настоящий момент — в 1950 году — мы можем окинуть взглядом первую половину этого века. Мы как представители своего поколения наблюдали одно потрясающее изменение за другим. Мы были свидетелями развертывания сил, которые могут создать или разрушить существенно больше, чем самые фантастические видения всех мистиков, пророков или мечтателей прошлого. Миллионы наших лучших представителей отдали свои жизни за то, что мы называем Демократией, за то, что для людей повсюду является символом восходящей надежды на новую и лучшую эру. Они погибли, защищая привилегию каждого прожить независимую жизнь, за право свободного человека на счастье, за надежду на устранение страха из этого мира. Эта надежда светилась чистым светом в темных и кровавых небесах конфликтов XX века. Никакой другой период мировой истории не был так насыщен войнами. Ни в какую другую эру борьба за удержание существующих свобод не принимала такие жестокие формы и не отнимала столько жизней, как в наше время. Оглядываясь на прошедшие полвека, мы не находим оснований для радости и восторга: мы наблюдаем, как большая масса людей, неотделимая часть, так называемая часть нашей западной цивилизации, поддержала лидеров, обещавших им всё — мировое господство, богатство, доминирование, безопасность — в обмен на войну и самые бесчеловечные варварства. Наш век — это век удивительных открытий в медицине, продлевающих жизни и спасающих миллионы детских жизней, и век пыток, газовых камер и геноцида, которые помогали разрушить и уничтожить силы добродетели, гуманизма и реформ. Никогда до этого распространение образования, уничтожение бедности и болезней не имело таких странных последствий, никогда прежде в истории такие многообещающие начинания не были так безжалостно истреблены. Неудивительно, что сегодня так популярны книги «Спокойствие духа» и «Спокойствие души», одна написана раввином, другая — католическим священником. Эти две книги широко востребованы сейчас, даже в такой великой стране, как наша, на благословенной земле изобилия и богатства, в этой сокровищнице для обанкротившегося и истощенного мира. Спокойствие духа и души: два многообещающих названия, которые не могут не привлечь и не очаровать измученные и озадаченные умы внешне безмятежных, собранных и хладнокровных мужчин и женщин.
Недавно в поисках материала на тему моего сегодняшнего выступления о кратчайшем пути к счастью я посетил Публичную библиотеку Портленда. Я тоже искал эти книги — «Спокойствие духа» и «Спокойствие души». Поверьте мне, я очень нуждался в этих двух ингредиентах, принимая во внимание тот факт, что в течение ближайших нескольких дней мне предстояло найти ответ на вопрос, который всех так волнует. Я подошел к столу библиотекаря. Девушка за стойкой мне ответила: «Прошу прощения, мы можем только записать вас в лист ожидания. В нем уже состоит тридцать пять человек на каждый из четырех экземпляров, которые у нас есть». Я не мог удержаться и пошутил: «Мисс, не думаете ли вы, что в листе ожидания на получение “Спокойствия духа” и “Спокойствия души” стоят миллионы?» И на этот утонченный, как я полагал, юмор я получил самый незамысловатый ответ из возможных: «Это Портленд, мистер, не Нью-Йорк».
Счастье — удивительная штука. Миллионы штурмовали небеса, чтобы ухватить этот благословенный дар, без которого жизнь пуста, абсурдна, лишена всякой причины и смысла. И поскольку ясно, что мы направляем все усилия, чтобы достичь состояния счастья, и поскольку мы убеждены, что все наши действия, по крайней мере, бессознательные, продиктованы этой внутренней потребностью и позывом чувствовать себя счастливыми, быть счастливыми, делать других счастливыми, и видя, что столь многие из нас изнурены и измучены еще задолго до того, как достигнуто это состояние блаженства и глубинного удовольствия, что спокойствие, называемое умиротворенностью, без которого настоящее счастье не может разрастаться и процветать, утрачено, поэтому нужен краткий путь, более прямой, более успешный, чем те, которые мы выбирали прежде.
В маленькой деревушке Бассано-дель-Граппа рядом с Тревизо в северной Италии я видел небольшой, но прекрасный сад. Надпись на калитке гласила: «Не трогай цветы в этом саду. Выбери один цветок, имя ему — Умиротворенность. Его цветение наступает последним и продолжается дольше всех». Счастье и умиротворенность зависят он наших способностей и мудрости отделить поддельное и преходящее от подлинного, простого и неизменного. Дерево не разочаровывает нас тем, что его листы увядают и блекнут. Водные потоки, звезды, холмы и равнины беспристрастны. Они принадлежат вечной Природе. Аромат редких цветов, наводящий на размышления о музыке, вдохновленной Природой, и влияние атмосферы прекрасного дня — в этих и других вещах содержится элемент счастья, которое не поддается анализу. И только когда мы входим в мир, созданный Человеком, иллюзии кажутся раздражающими, болезненными и беспощадными.
Главная причина этой дисгармонии, которая вынуждает пять процентов всего населения земного шара страдать от безумия, — это пренебрежение одним главным принципом, очевидной правдой. Всё было создано с определенной целью и находит удовлетворение в выполнении своего предназначения.
Как мы могли бы радоваться жизни, если бы смерть не поджидала нас за углом? Как бы мы могли быть благодарны за здоровье и благополучие, если бы не существовали болезни и бедность?
Насильственная смерть приблизительно четырехсот человек, так точно предсказанная Советом по национальной безопасности на Рождество в этом году, — этот прогноз и его реализация пугают. И вс` же мы должны понимать, что эти четыреста жертв — всего лишь малая часть одной грандиозной структуры, изобретенной человеческим гением, — автомобиля. Эти четыреста жертв — неотъемлемая часть этого изобретения, такая же, как его крылья, ветровое стекло или колеса. Трагедия, Скорбь, Проблемы — вот три кита невзгод человеческих. Они — существенная и неотделимая часть мира Человека Разумного, как нос на лице и сердце, с каждым ударом которого содрогается весь человек.
Как только мы позволим себе осознать эту фундаментальную истину, ничто больше не будет иметь значение. Пока мы не осознаем, что ничто другое не важно, — мы непригодны для жизни. Пока мы не примем для себя, что нет «высокого» и «низкого», есть только ЕСТЕСТВЕННОЕ, — мы не готовы к смерти. Для того, чтобы ощутить подлинное счастье, мы должны быть заранее готовы к разочарованиям. Любопытный парадокс состоит в том, что те, кто, как говорится, прошел через жернова, над кем каждый день жизни нависала угроза пытки и смерти, как вода, которая ищет свое естественное русло, — поток жизни этих людей вернулся к его нормальному течению.
Мои дорогие леди и джентльмены, к настоящему времени у нас должно возникнуть ясное понимание нескольких вещей. Давайте использовать те счастливые моменты, которые выпадают нам на этой земле. Поскольку Время, друзья мои, Время — это самое драгоценное, что у нас есть. Мы платим за него своей жизнью.
Эрнест Браун
Портленд, 27 декабря 1949 года