Мава не наказан. Почему же санкциям подвергается Лев? Он вышел из комнаты. «Девочки» уже всё знали. Даша плакала. Она тоже никак не могла поверить в случившееся…
- Даша, к папе не подходи! – строго сказала Лилия. – Он заразен! Будем сидеть на карантине год и 11 месяцев!
Лев и Даша вместе закричали… У Ватрушкиной-младшей появились самые нехорошие мысли, а отец не знал, как ее утешить… Он винил во всём себя. Из-за него девочки будут страдать! И как с этим жить? Нет… хоть бы сделали ещё один тест! Наверняка первый показал неверный результат! Но Лев почему-то не мог озвучить такие мысли вслух.
- А Мава Итшидо тоже по возвращении на карантине сидел, - напомнила Лилия.
Даша открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом решила промолчать.
- Так он всего две недели на карантине сидел! – напомнил Лев, сказав то, о чём умолчала дочь. – Хотя причина была более серьезная… Чума – это вам не Холера, дико извиняюсь за каламбур! Холера – вообще ерунда какая-то. Если я испытываю ее воздействие, то все просто с ней уши шлифуют! Пока не болел этим, считал глупыми людей, шо так говорят, а вот теперь, когда заболел…
Во время карантина Лев ни с кем не разговаривал: так посоветовали врачи. Болезнь протекала очень тяжело. Певец не мог встать с постели и постоянно стонал. Поскольку навещать его было нельзя, он слушал слова поддержки от друзей по телефону, но ничего не понимал. В прессе постоянно появлялись новости об ухудшении его состояния. Лилия и Даша по очереди дежурили у постели, готовясь к уходу близкого человека. Балаболкин постоянно распространял ложные слухи. Качество спектаклей «Золотой рыбки» ухудшилось. Только один актёр сохранял репутацию театра, и только из-за него зрители думали, идти или не идти… Этот актёр больше всех переживал за Ватрушкина и выкладывался по полной, чтобы вылечить певца. Льву показывали спектакли «Золотой рыбки», но он ничего не понимал…
- Это же из-за меня Лев так тяжело болеет! – говорил Йенс Ханне, которую не мог совсем оградить от плохих новостей.
- Из-за тебя? – удивилась Ханне. – Почему это?
- Дурную мысль думал.
- Какую же это?
- Почему Лев – больше не жертва Свиньи, а я - жертва? Вот теперь снова мы оба – жертвы!
- Наверняка он думал то же самое! – воскликнула Ханне. – Ты ни в чём не виноват!
- Нет, виноват… Посадить меня за такое надо! Только кто за это возьмётся? Никто за такое не арестовывает… А я сам себя арестую! На десять тысяч лет! За убийство!
- Йенс, не надо так! – одёрнула его Ханне. – Мне нельзя нервничать!
- А что ты скажешь, когда Льва не станет?
- Да ты что! Лев – друг Олега Блисталова, а Блисталову покровительствует мудрая Ольга! Ватрушкин не может умереть!
- Да ерунда всё это покровительство, - вздохнул Йенс. – Он сейчас считает себя самым несчастным человеком на свете.
- Ну конечно, ведь болезнь всё-таки тяжёлая…
- Да при чём тут болезнь? Он был счастлив много лет, а теперь из-за глупой ошибки всё пропало!
- Ну, он же актёр, он драматизирует! – засмеялась Ханне. – Какая разница, где жить, если ты с любимым человеком? Правда?
- Нет, Ханне.
И Йенс отвернулся.
- Да брось ты! В эпоху перемен нужно приспосабливаться к переменам! Лучше подумай, что мы можем сделать, чтобы вылечить Ватрушкина! По-моему, идеальный вариант – выбросить всю дурь из головы! Не понимаю, почему ты считаешь себя жертвой Шевелёвой! Мы перестали быть жертвами, как только соединились!
- Я могу так сказать, но не поверить… Впрочем, я знаю, что делать, но у меня нет на это никаких прав. Пусть сделает Олег Блисталов. Не понимаю, почему он до сих пор прохлаждается!
А Олег был слишком расстроен… В день сороковин Паулы он, как полагалось по протоколу, уточнил у члена комиссии, куда приходить. Член комиссии ответил:
- Этот вопрос надо было задать вчера. При его отсутствии участника не ищут. В 18:30 мы искали вас для вылета, но вы отключили возможность вызова.
Олег вспомнил, что именно в это время забавлялся с Дианой, поэтому и отключил возможность вызова… Как он мог перепутать, зная, что от этого зависит дальнейшая судьба? Неужели придётся провести в Одессе весь остаток сна? Тогда лучше было вообще не приезжать в Рио-де-Жанейро!
- По-моему, тебя ждёт тот же выход, что и в начале сна, - улыбнулась Диана.
- Нет, - вздохнул Олег. – Уже не то. Я, конечно, могу, но за что мне это? Да, я устроюсь, но… после «Волшебного кольца», хорошо?
Блисталов пришёл в «Золотую рыбку» и был готов забыться, но вскоре узнал о тяжёлой болезни Ватрушкина… «Это какая-то ошибка! – со злостью подумал Олег. – Ведь Ольга должна мне покровительствовать, а получается, что наоборот! В чём дело? Нет, если Лев умрёт, я этого не переживу!» Только Диана удерживала Олега от рокового шага… Однажды Йохансен сообщил Блисталову:
- Ты должен сходить к мудрой Ольге. Сделай для Льва то же, что он сделал для тебя.
- И это поможет?
- Наверное. Я не знаю.
И, как только Олег сходил к мудрой Ольге, Лев выздоровел… Это произошло уже после рождения Алвилды и Маргариты. Ватрушкин ещё не знал ничего. Он очень удивился, придя в «Золотую рыбку» и увидев Олега.
- Олег? А… где у нас случилось?
- Ты ничего не понимал, когда я тебе говорил?
- А шо я должен был понимать?
- Я же жаловался тебе на жизнь!
- Ну да, это самая необходимая информация для больного человека.
- Да нет, я серьёзно говорю… Даты перепутал. Теперь я самый несчастный человек на свете!
- Вовсе нет, - возразил Лев. – Мы же вместе, и это меня очень радует!
- Я так хотел, чтобы Маргарита родилась в Рио-де-Жанейро…
- Олег, не смешно! Кто-то хотел Алвилду родиться в Копенгагене… Хочешь сыграть роль – пожалуйста! Но не в жизни, прошу!
- При чём тут роль? – возмутился Блисталов. – Не хочу играть роли бездарностей!
- А через почему ты считаешь, шо он бездарность? Он исправился!
- Если сейчас взять его в театр, он же ничего не покажет!
- .Может быть, детские спектакли – это его! Вот ты во всём хорош, по соревнованиям видно… А вообще, вспомни, как Смоктуновский бился над ролью князя Мышкина!
- Нет, Йенс уже не будет так делать, - вздохнул Олег. – Прошло слишком много времени… Он должен быть в Копенгагене, а я – в Рио-де-Жанейро.
- Олег, тебе пора уволиться.
- Почему это?
- Ты продолжаешь играть роль.
- Какую роль? Ещё и ты надо мной издеваешься! И как меня угораздило перепутать?
- А ты сам не догадываешься? – улыбнулся Лев. – Мы с тобой мечтали вместе возродить старую «Золотую рыбку», а также наполнить её чем-то новым! Ты принесёшь своё, я – своё! Таки да?
Олег долго молчал, а потом улыбнулся и воскликнул:
- Таки да!
И он даже не ударил себя по губам…
- Теперь расскажи за Маргариту! Когда она родилась? Шо вже умеет?
- Лев, может, не надо? – улыбнулся Олег. – Почему ты сам спрашиваешь? Кажется, я скоро буду говорить о Маргарите больше, чем о театре!
- Ну и шо? Мне же интересно! И мне когда-то надо будет с ней познакомиться!
- Сначала она должна понять, что такое ты как явление, а потом уже познакомиться с тобой, узнать, что ты мой друг. Как она будет счастлива, узнав, что я дружу с такой звездой, как ты!
- Ой-вэй, кончай мне этих штучек! – простонал Ватрушкин. – Скоро репетиция начнётся!
Всё шло по течению. Ирина и Лёша приняли сознательное решение вернуться в Одессу. Лёша развёлся с Джулией, потому что на самом деле никогда её не любил. Алвилда и Маргарита родились в один день, 25 января. Обе они развивались достаточно быстро. Отцы обеих дочерей оберегали их от своего плохого настроения, всегда жалуясь на жизнь с закрытой дверью. Но если Олег, вернувшись в «Золотую рыбку», жаловаться перестал, то Йенс был на грани срыва…
- Ну почему? – спрашивал он у Льва. – Почему ты вернулся, а я – нет?
- Так у меня же еврейское счастье! – ответил сначала Лев, преобразовав одесское выражение в чистую правду, но потом понял, что Йенс никак не может быть евреем, и сменил ответ: - А я знаю?
- Может быть, и не знаешь, но чувствуешь, - заметил однажды Йенс. – Только словами выразить не можешь. Мне-то что теперь делать?
- А шо говорит Кристиан?
- Глупости какие-то. Просит составить список побед за всю жизнь и за весь сон, но… зачем? Я же посмотрю на всё это и подумаю: «Вот, всего уже добился! И что теперь?» Ещё зачем-то просит найти новое увлечение, которое будет захватывать так же, как полёты, потому что к полётам я привык… Вот мечту новую я придумал, да. Чтобы ни одному человеку не приходилось испытывать то, что я испытал в те четыре месяца!
- А как ты себе это представляешь? – не понял Лев. – Если человек действительно колбасные обрезки, то нужно брать его в труппу? Я не говорю, конечно, за тебя… И на справедливое замечание можно немножечко обидеться.
- Так для этого существует отбор! Зачем брать всех в труппу на серьёзных соревнованиях? И, конечно, если один из семьи или компании не проходит, не надо брать никого, чтобы не завидовать! И провалившие отбор обязательно должны попробовать какое-то другое дело, которое у них точно получится! Так все будут знать свои способности! Понятно, что это утопия. Кристиан же именно о такой мечте говорил?
- Но ведь бывает так, шо тебя не взяли, но ты знаешь, шо ты кошерный актёр…
- Нет, так не бывает. Человеку нельзя так говорить или даже думать о себе.
- Йенс, так через это тебе и не везёт! – догадался Лев. – Кристиан повышает твою самооценку! Как ты можешь пользоваться его технологией, если считаешь себя недостойным?
- Но ведь я не могу это изменить. Столько лет прошло! Неужели ты считаешь, что причина в этом? Неужели не в том, что я не искупил вину перед тобой? А если в этом, то что для тебя можно сделать?