Рецензия на книгу: Сергей Арутюнов. Войд. Стихи. – М.: Стеклограф, 2021. – 116 с.
«Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его», – утверждал сатанист и наркоман Зигмунд Фрейд. За что и поплатился реальным одиночеством и страшной смертью от рака полости рта. Без Бога человек и вправду одинок, сколько бы людей его ни окружало.
И уж как не знать об этом поэту Сергею Арутюнову, прошедшему в молодости через превратности и авантюры, в поисках себя и смысла жизни он пробовал себя на разных поприщах, в том числе контрактником в «горячих точках»… Но по-настоящему стал самим собой и большим поэтом, когда пришёл к Богу: «Бог одиноких вводит в дом, освобождает узников от оков, а непокорные остаются в знойной пустыне» (Псалтирь, 67:7).
А как я? Да никак. Полено. Столп
В разодранном белье с Гербом советским, –
Висишь такой, запутан между строп,
И, кроме Бога, выплакаться не с кем.
(«Войд», с. 7)
Новая книга стихотворений поэта, вышедшая в 2023-м году, называется «Войд». Название очень необычное и интригующее. В первоначальном варианте войд (англ. void) – это пустынная местность, где нет поселений. С конца XX века – это пустоты, обширные области во Вселенной между галактическими нитями, в которых отсутствуют или почти отсутствуют галактики и скопления. Этим словом также называют идеологическую и культурную пустоту (вакуум), которые образовываются в процессе распада современных цивилизаций (прежде всего, западных, а ранее – советской). Начиная со средних веков Войд в Англии – это имя, которое затем получило распространение по всему миру. Оно ассоциируется с силой, мужеством и решительностью. Войдом могут назвать мальчика, который родился в семье военного, а во взрослом возрасте это имя (позывной) берут себе те, кто проявляет особую силу характера. Войд – это одинокий рыцарь или волк-одиночка на охоте.
Посреди краткосрочных аренд –
Буйной юности чёрная месса –
Нарисуется автопортрет:
Волчий взгляд, седина ирокеза.
(«Войд», с. 45)
Книга «Войд» была написана, составлена и передана в издательство «Стеклограф» в уже позабытом пандемийном 2020-м году, однако из-за финансово-экономических причин она увидела свет лишь в апреле 2023 года. Но самое интересное, что взгляд с расстояния трёх лет на опубликованные стихи только подтверждает их глубину и прозорливость автора.
Вспомним, что пандемия ковида загнала всю страну в малогабаритные ячейки бетонных «человейников», непригодные ни для отдыха, ни для работы, и только дух, обращённый ввысь, спасал поэта от волчьей тоски. Линейная безликость советской застройки «спальных районов» не только угнетает, но и пробуждает в душе воспоминания о родителях, в чьих многоэтажках («хрущёвках» и «брежневках») мы сейчас живём. Именно та, советская, страна отняла Бога у наших дедов и родителей, но – увлекла, очаровала и мобилизовала их на величайшие свершения во имя торжества справедливости и победы разума над природой и силами зла, подарила им смысл жизни. Поколение 1960-70-х искренне и самозабвенно стремилось к солнцу, но вместо обещанного коммунизма – рая на Земле – получило закат Советской Империи в нищете духа и бытия.
Ностальгия об исчезнувшей стране в стихах Сергея Арутюнова – это не привычка жаловаться, а сознательные и подсознательные чувства, терзающие нас: и гнев, и печаль, и гордость, и любовь – к той великой кумачовой стране, выжимавшей соки из наших отцов и дедов, потому что ТАК БЫЛО НАДО для страны и потому что они – люди такие – СОВЕТСКИЕ, рвущиеся за горизонт бытия.
Плохо знающая, где бездна,
Мясорубками строек славна,
Чем самой ты себе интересна,
Восходящая к Солнцу страна?
Ты, уже не стеснённая в средствах,
Не скорбящая из-за благ,
Помнишь лыжников тех воскресных,
Навострившихся в лесопарк?
Так их лица восторгом горели,
Словно заживо пеленал
Кубок Солнца за покоренье,
А не дятловский перевал.
Помня счастье, свободу помня,
Веки зимние увлажню,
Рассекая препоны полдня,
Заклиная: «Лыжню, лыжню!»
(«Войд», с. 88)
«Восходящая к Солнцу страна» – это не столько о наших родителях, сколько о нас – нынешних, – какими мы должны быть! И сказано это намного ярче запомнившихся мне из семидесятых годов строк Евгения Евтушенко: «И верить хочется бессонными ночами, / что в человечестве мы – утренний народ».
Да, в конце восьмидесятых – начале девяностых мы предали не только страну, но и самих себя. И тем упорнее мы должны рваться к Кубку Солнца – Святому Русскому Граалю, в котором громокипит кровь наших славных предков!
«Жизнь и время не нужны друг другу», – неустанно повторял мой учитель, выдающийся поэт современности Лев Котюков. Сергею Арутюнову не довелось с ним встретиться, но он самостоятельно прозрел, что «время – лестница под облака», – путь от земных богатств, коими не насытишься и в могилу не возьмёшь, – к небесным сокровищам. И не случайно в цитируемом ниже стихотворении земное время, ведущее человека к Вечности, отсчитывается от апреля – месяца, в котором чаще всего мы празднуем Воскресение Христово.
Я порой бываю занят,
Вроде бы, ничем таким –
Верой в то, что снег растает,
От лучей не утаим,
Как уже бывало в прошлом –
Выпустив с десяток стрел,
Чтоб апрель зерном проросшим
Воссиял и не тускнел.
И покажется, что время –
Не будильника блоха,
А алмаз из ожерелья,
Лестница под облака,
И по каменным ступеням
Ходят с крыльями и без
Беспорядочным скопленьем
Не достигшие небес.
(«Войд», с. 100)
Книга «Войд» эпохи ковидной пандемии получилась у Арутюнова несколько декадентской. А впрочем, о чём это я?..
Книга, и вправду, словно опоздала к изданию не на три года, а на век с лихвой, будто готовилась к печати перед Первой мировой войной.
Словно колоса сок на серпе,
Возлегаешь под ангельской стражей,
Если слыша, – то плач по себе,
Безутешный, на век запоздавший.
(«Войд», с. 45)
Лев Котюков не стеснялся называть себя «последним поэтом Серебряного века». Но когда я в середине 2022-го года, за несколько месяцев до кончины, познакомил его с творчеством Сергея Арутюнова, то Лев Константинович оптимистично сказал: «Нет! Я – предпоследний поэт Серебряного века, а последним будет – Арутюнов!».
И в самом деле, стихи Арутюнова следуют лучшим традициям поэтов Серебряного века: блоковский мятежный символизм русского интеллигента; есенинская феерия образов, корневая русскость, разухабистость и открытость; гиперболизация, пульс эпохи, бунтарство, новаторство и словотворчество на грани дозволенного, как у Маяковского; конкретность, внимание к деталям, сбалансированность лиризма и воспевание мужественности героизма в традициях Гумилёва; трагизм разорванного сознания, поиски утраченной внутренней цельности и ностальгия по счастливому прошлому, как у Георгия Иванова, только у Арутюнова – по уничтоженной «восходящей к Солнцу стране».
Ну а рифмы Сергея Арутюнова – это предмет отдельного обстоятельного разговора. В каждом (подчеркну – КАЖДОМ!) стихотворении он являет миру новые, ранее не известные миру рифмы! В этом он – прямой продолжатель дела Маяковского. И тот, кто возьмётся составить словарь новых рифм Сергея Арутюнова, впишет своё имя в русское литературоведение XXI века.
Вобрав в себя опыт гениев Серебряного века и обогатив его собственным талантом, обращённым к Богу (в отличие от большинства поэтов и Серебряного века, и советского периода), Арутюнов стал достоин того, чтобы называть его последним поэтом Серебряного века.
И, кстати, опять же, в традициях вековой давности, декадентство сменилось бурей: в нынешнем веке Специальная военная операция высветила новые грани творчества поэта, но об этом нужно продолжать разговор, читая его книги последних двух лет – «Иннеида» и «Zvon».
ИГОРЬ ВИТЮК,
Секретарь Союза писателей России,
Заслуженный работник культуры Российской Федерации,
полковник запаса, ветеран боевых действий
Все книги Сергея Арутюнова можно бесплатно прочесть на его авторской странице сайта «Самиздат» http://samlib.ru/a/arutjunow_s/ .
Представленная рецензия опубликована в еженедельной газете "Литературная Россия" № 18, 19 - 25 мая 2023 г.
Там же опубликована подборки стихов Сергея Арутюнова "Так безнадёжно разобщены" (представлена в текстовом виде под фотографиями страниц газеты).
СЕРГЕЙ АРУТЮНОВ
Сергей Сергеевич Арутюнов – поэт, публицист, критик. Родился 21 апреля 1972 г. в Красноярске. В 1999 г. окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Его стихи публиковалисьв изданиях: «Литературная газета», «Литературная Россия», «Новая юность», «Знамя», «Октябрь», «Вопросы литературы», «Дружба народов», «День поэзии» и многих других. С 2005 г. – доцент кафедры литературного мастерства Литературного института им. А.М. Горького. Научный сотрудник Издательского Совета Русской Православной Церкви – главный редактор Международного детско-юношеского литературного конкурса «Лето Господне» имени Ивана Шмелёва и главный редактор сайта «Правчтение.ру», эксперт Патриаршей литературной премии и Открытого конкурса изданий «Просвещение через книгу».
Член Союза писателей России, автор 17-ти сборников стихотворений и нескольких книг прозы и публицистики. Лауреат литературных премий: им. Б.Пастернака, им. А.Ахматовой журнала «Юность», им. Ф.Глинки, премий газеты «Литературная Россия», журнала «Футурум АРТ», «Двенадцать», MyPrize-2020, «Серебряный Витязь» форума «Золотой Витязь» за книгу духовной публицистики «Со Христом» и др.
Проживает в Москве.
ТАК БЕЗНАДЁЖНО РАЗОБЩЕНЫ
***
Словно колоса сок на серпе,
Возлегаешь под ангельской стражей,
Если слыша, то плач по себе,
Безутешный, на век запоздавший.
Посреди краткосрочных аренд –
Буйной юности чёрная месса –
Нарисуется автопортрет:
Волчий взгляд, седина ирокеза.
Благодарствуй, что жив. Что игла
Мимо сердца вошла в средостенье.
Офигительно карта легла –
Как ни разу ни впредь, ни доселе.
Отразится в пустых зеркалах
Без каких-либо инсинуаций:
Зазывалой в кавказский кабак,
Вышибалой в кабак азиатский.
***
О, кто бы приоткрыл мне жалюзь
И пеной дал бы изойти,
Что лет примерно с тридцати
Я будто в реку погружаюсь.
Ни резкости такой, как надо,
Ни мифов – ими небогат –
Иду меж бликов наугад,
Следя, как пенье комковато,
И даже смерть моя условна,
Коль облик мой и так пропащ,
Как милицейский старый плащ
Ещё советского фасона.
***
Верил музыке. Она
И от жизни колуна,
И от смертного серпа
Берегла, почти слепа.
Думал, как же быть с душой
В годы мерзости сплошной,
И, вертлява, как юла,
К свету за руку вела.
Чувствовал: средь головней
Обещанье тлело в ней:
В мире, где одна зола,
К дому вечному звала.
Верил столько, сколько мог,
Верил сжавшимся в комок,
В свисте флейт, под гром литавр
Обезглавленным летал.
И сгоравшего дупла –
Нет, она не предала,
Чтоб растимым на убой
Верил музыке одной.
***
Особенно при этом не мудря,
Чахоточный выхаркивая кашель,
Сказали мне, что Родина моя –
Пустое место, свет звёзды угасшей.
Ну, как же так о матери моей,
Разряженной в кумач, суровой, колкой,
Забывшей указания миней,
А по ночам шептавшей над иконкой
Какие-то безумные слова,
Источенные пошлостью капризной,
И плоть её была – диван-софа
С едва заметной горькой укоризной
За годы нищенства в густом чаду
Борьбы смертельной с миром и природой...
Любил – и буду гибельней, чем ту,
Что встала рядом и стоит поодаль.
***
Тошно жить средь пустяковин
Кругл, шипаст, как рыба-ёж,
Я, наверно, бездуховен:
Что в округе, хрен поймёшь.
Вот картина от кретина,
Долго мучился кретин,
Прежде чем тоска скрутила
Или дури проглотил.
На картине много краски,
То ли мясо, то ли грязь.
Объяснил бы кто по-братски,
Как внимать ей, не ярясь.
Вот журнал, говно и мат в нём,
Вот иной, где мат с говном.
Отнесемся с пониманьем:
Педерасты в основном.
Вот быдлячья телесетка,
И никто-то ей не свят,
Вот спектакль от гомосека:
Твари голые бузят.
Вот наседками несутся
Под спасительный покров
Представители искусства
Горемычных леваков.
Подогрейте их скорее,
Почва нынче холодна,
Дайте грант на оскорбленье
Обывательского дна.
Дайте-дайте, с плеч сорвите:
Подымают век с колен
Импотентское соитье,
Запустенье, мрак и тлен.
***
Кончай ты с прибором писчим,
Достал со своим нытьём,
Как Родину ищем-ищем,
Никак её не найдём.
И где это всё, скажи хоть
Примерно, иль отчекань –
Страна, что привыкла шикать,
Совдепия, отчий край?
В потоке подобны щепкам,
Несёмся, как ни пришей,
К пределам её священным
Незыблемость рубежей.
Но – было. Признай, чего там –
Колонка. И боль глотка,
И плывшие вдоль по водам
Ромашковые луга.
И если сказать по теме,
С отчаянной глубиной,
Теперь, в затяжном паденье,
Мы веруем в край иной,
Где грабить они отвыкнут,
А прочих немой инстинкт
Попросит скорей на выход
И вслед их перекрестит.
***
Задуматься – уже полдействия,
Но думай там или не думай,
Когда оставила поэзия,
Теряет смысл и мир подлунный,
Бессмысленно его движение,
Прыжки от смерти тонкогубой,
И нет меж дней твоих волшебнее
Тех, что давно идут на убыль.
И ни волчатника, ни пса его
Льняная не таит осока,
Пока немеркнущее зарево
Отдёргивается от слога.
***
Я пройдусь. Хоть иногда
Ощутить хотел бы землю.
Что пожну и что посею,
Отмолчится темнота.
Я пройдусь. Прости: устал
И от стульев, и от кресел,
Доле, о которой грезил,
Позабыв, как воздух затхл.
Под ремонтный шандарах,
Пусть бы даже и под ливнем,
В разноцветии павлиньем
Постою в чужих дворах,
Там, где чувства высота
Тем превыше ощущений,
Что ничем уже не тщетней
Ни досады, ни стыда.
Лишь усмешка на губах
Так и шепчет, ливню вторя:
Остаётся только воля,
Воля, сжатая в кулак.
***
И бурей обнимало,
И зарился вандал...
Я странствовал немало,
Довольно повидал.
На острове скалистом
Показывали мне
Живой укор мздоимцам
С ворами наравне:
Насыщенно карминны,
С площадки смотровой
Мерещились руины,
Поросшие травой.
Послал я слуг усталых
Спросить, кто их воздвиг.
– Здесь был прекрасный замок, –
Сказал один из них.
Упасть в него, как в омут,
Не в эту жизнь, так в ту...
Двенадцать было комнат,
По месяцу в году,
Завидовал я древним,
Что, осени желтей,
С возлюбленным апрелем
Шептались каждый день,
А те, кто ждал июля
Блистающим копьём,
С октябрьской мглой воюя,
Ушли за окоём.
И вышивки старушьи
Кладя на гладь пуант,
Ревел декабрь снаружи
Хоть с октября по март.
Безвременья страннее
Столетий дивный мёд,
И древнее строенье
В беспамятстве гниёт.
И в правильной осанке,
Скрещеньях звёзд и стрел
Себя я в этом замке,
Как в зеркале, узрел.
***
Так безнадёжно разобщены
Склокой газетной,
Что мы видали? Сны-вещуны,
Мутную Сетунь.
В чьих же архивах та желтизна,
И, априори,
Правда, что так нам казалась ясна,
Шкал на приборе?
Очковтиратели и несуны,
Быт простоватый...
Помнишь ты девочку, гостью страны?
Звали Самантой.
Часто бывает, зенки залью,
Да как заною:
Мы ж принимали её, как свою,
Всею страною!
Создали полный, значит, интим.
Полны идеи,
Дружно клялись, что войны не хотим.
Значит, хотели?
Рада была ли, устрашена,
Бай, финь де сикли:
Скоро расшиблась она в США.
Зря отпустили.
Режась об нерусь и об русню,
Тонко звенели
Лужи, подбитые изморосью,
Хмели-сунели.
Чуял, что век отсечёт, как ножом,
Нюхом собачьим.
С той-то поры и воюем, и жжём.
Каемся, плачем.
УГРА
I.
И что там? А ничесож.
И полк был с осадным схож,
И дума. Так в ноябре
Стояли мы на Угре.
И был нам великий страх –
Оружно и при кострах
На том берегу реки –
Степняцкие передки.
Лихие! Чертей ушат.
Торопятся и визжат.
Кичатся, что кровь густа.
Ни веры им, ни креста.
А мы-то известно, как –
Булыги при верстаках,
Отешешь, а всё морщит
И меч, и хоругвь, и щит.
II
Дозорным прогрызший плешь,
На бродах не пей, не ешь.
И слова не лепетни...
Попробовали они.
Накатываются – и вспять.
Узнали, что в лоб не взять,
И всей своей хрипотой
Кричал им – хориотой*!
Кивают на сивый скос,
Мол, ясно-понятно: зогс**,
И что ты там ни болтай,
А сказано – хаалттай***.
И снег уже обложной,
И надо болгоомжтой****,
На копья и топоры
Не лезть посреди Угры.
III
Однажды, смешлив, тверёз,
Нам весть удалец донёс:
Погибла та сторона,
Столица разорена!
Расчет оказался плох –
Ударили мы им в бок,
И сразу их стяг поник,
Ну, надо же, как мы их.
И, родом от мошкары,
Снимают они шатры,
Показано место им.
Уходят, а мы стоим.
И молвит нам котловой:
Пора бы и нам домой...
Что к ночи, что поутру,
Попомнят они Угру.
--------------------
* хориотой (монг.) – запрещено
** зогс (монг.) – стоп
*** хаалттай (монг.) – закрыто
**** болгоомжтой (монг.) – осторожно
***
Допустим, детство кончено, но как –
Проходит судорогой через чресла –
ОРВИ, перенесённым на ногах,
В какую ночь Москва моя исчезла?
Там целый город был – красив, пригож.
Зачем в него уродцев напихали?
Был чебурек вокзальный, стал – бриош...
Куда ни плюнь, элитные пекарни,
На каждой пяди центровой земли –
Круженье стад, от мала до велика,
Богатый рай воры здесь развели –
Куда ни глянь, сплошной дизайн и плитка.
И не вернёшь былого, фига с два,
Ни к тем конторам пыльным, ни к лабазам.
А где ж она, та самая Москва?
На Ново-Щербинском и на Хованском,
И сострадание не чуждо ей,
Когда на вопль дизайна «Це Европа!»
Она покорно шепчет – что ж, добей,
Стерилизуй от всякого микроба.
...Не надо ваших мне «айси», «ветцрайт»,
Баллончиковых красок по финифти.
Верните мне мой брежневский асфальт,
Родителей, страну мою верните.
***
Зонами оволосения
Только и прикрыта вся,
Над Россией мгла осенняя
Ходит, ливнями тряся.
Крикнуть бы безвинным классикам,
Как без их бесчестных рифм
На одном колене максимум
Охреневшие стоим.
Что у нас? Квартиры, дачи там,
Счёт, что за бугром залёг –
Область грез. Довольны траченым,
Держимся за госпаёк.
Мы последние советские,
Гордые своим тяглом
Напрямую из коллекции
Потускневших идиом.
Так чего ж мы ждём, ограблены
На миру и при свету,
Будто мартовские крапины
На дырявящемся льду?
***
Ходя весь век в обманутых
То волей, то уздой,
Я жил как жил. Нормально так,
Убого, как простой.
И нрава не овечьего –
Мои грехи, а чьи ж...
А что сказать? А нечего.
Где рявкнешь, где смолчишь.
Изгибом рта похабного
Кривясь на полотне,
Великая Ахматова
Говаривала мне:
– С ума сойдешь от цацканья
С волками катакомб.
Я тут царица Савская,
А ты куда, холоп?
И с видом идиотика,
Калеча каждый звук,
Я отвечал ей – тётенька,
Давайте-ка без рук.
Мне мало было фырканья
Среди кровавых шхер?
Я трогал вас? И вы меня
Не трогайте, ма шер.
***
Лет ли достигнешь прожитых,
Бросишь ли взгляд в окно,
Боже, как снежно... Что же так
Снегом искривлено?
Голос ли тот, что тщетнее
Эха через года,
Прежнее ль ощущение,
Счастье и пустота?
Вспомнишь восьмидесятые:
Лозунги из газет.
– Сдачу возьмите! (звяканье,
Серый казённый свет,
Дикторы чёрно-белые,
Холод, молодцеват,
Страсть упиваться перлами,
Эквилибризм цитат).
Смёрзшиеся в проталине
Чьи-то следы-следы,
Те же дороги дальние,
С пятницы до среды...
Небо свинцом окрасится –
Заново жить начнём...
Спросишь, а в чём же разница,
И не найдёшься, в чём.