Он выходил из дома в отцовской куртке, в его взгляде отчетливо виднелись слезы. В горле стоял комок, мешавший ровно дышать и говорить, губы тряслись. Взгляд был направлен под строго определённым углом, помогая выбирать дорогу. Шаг быстрый, почти бег.
Эта мелкая досада казалась ему великой трагедией. Он не мог смириться с тем, что с ним, совершенно невиновным, старавшегося для других, так подло поступили. Всего минуту назад он, совершенно ничего не понимая, стоял на кухне, в полном оцепенении, и глядел на то, как на него кричат за якобы разбитую вазу (или что там было, всё одно). На полу и в правду лежали осколки. Мелкие черепки некогда красивого изделия, которое даже нравилось ему, и мальчик был готов посочувствовать его утрате.
Но этого делать не пришлось. Разбитая ветром или кошкой ваза не была удостоена никаким вниманием после того, как её обнаружили разбитой. Затылок неприятно саднил, усиливая и без того разгоравшуюся обиду на родного человека, который пожелал расправиться с ним таким варварским способом, почти что линчевать на месте.
- Вернёшься - поговорим, - ясно послышался за спиной голос матери, стоявшей на крыльце дома.
Сразу-же разум мальчика начал создавать множество неосторожных фраз, которые рвались на свободу. Но он не ответил ей. И пусть она никогда не обнаружит оставленный в его комнате подарок - новую, купленную за честно заработанные деньги маслёнку. Ему было всё равно.
Конечно это имело для него значение. Но гложимый обидой, старающийся ненавидеть всё сущее, мальчик уже сворачивал на сухую, но неровную дорогу. Уйти в лес ? Пойти на речку ? Сколько глупых планов копошилось у него в мозгу. И все они сопровождались красочными сценами расправы над собой.
Обиды проходят, становятся незначительными и забываются в непрерывном течении времени. Но они остаются в подсознании, невольно накапливаются и превращаются в самое настоящее разочарование. Самым незначительным для любого взрослого, конечно, является разочарование ребёнка. Зачастую оно невелико и никогда не выражается явно.