Крошки, крошки повсюду! Серый Волк сидит в сторонке, пока Иван Царевич обследует разорённую берлогу. Топтыгин горько вздыхает в стороне и нянчит покалеченную лапу. Баба-Яга уговаривает косолапого наложить повязку с каркасом, но бывший Хозяин лишь вздыхает, не спуская взгляда с развалин дома.
— Так, уважаемый, вы хоть что-то запомнили? — Спрашивает Царевич, обмакивая перо в чернильницу на бедре и поднимая дощечку с наложенным пергаментом.
— Да чего там... темно было, хоть и луна полная была. Так ведь, я в чаще живу, тут и днём света не видать!
— И всё же? Любая мелочь может быть полезна.
В чаще закричал тетерев, Волк скосил уши, но остался неподвижен. Подул ветер, полный ароматов живицы и хвои. Баба-Яга, уловив момент ухватила лапу и начала ловко наматывать повязки, предварительно просунув дощечку. Косолапый покосился, но мешать не стал, слишком занятый рытьём в памяти.
— Собсна, я спал, ночь же, да и денёк выдался непростой, хаживал к медведице в соседний гай, а у неё берлога крошечная...
— Ближе к делу!
— Да-да... так вот, сплю я значится и вдруг бац! Слышу шорохи снаружи, ну думаю, вообще зверьё обнаглело! Сегодня меня будят среди ночи, а завтра что? Сарафаны натянут, як люди? Ну уж нет, такое пресекать надо! Вот я и полез наружу... а оно, как кинется! Как вдарит! Да вцепится! Благо шкура плотная, не прокусило...
Иван Царевич скупо записывает показания, бросая поверх дощечки взгляды на потерпевшего. Покалеченная лапа по локоть скрылась под тряпицами, а у самого Топтыгина вид крайне задумчивый. Когтем здоровой лапы постукивает по губе, слегка оттягивая и порождаю плямкающий звук.
— Может из соседнего леса какой медведь забрёл? Сладить не сладил, вот и сбежал.
— Хм... проверим, есть подозреваемые?
— Нет, нету. Вы тут уже всё? Мне надо берлогу ремонтировать.
— Ну, внутри всё. — Кивнул Царевич, картинно отшагнул от развороченного входа.
Медведь кивнул и на трёх лапах поплёлся внутрь, едва слышно проклиная судьбинушку. Иван дождался, пока Топтыгин скроется внутри и начнёт ворочаться, сел на корточки и подцепил крошку. Большая и сухая, она скорее напоминает кусок коралла, какие дружинники привозят из дальних походов.
— Серый, а ты видел, чтобы медведи ели хлеб?
— Пару раз. — Ответил Волк, тряхнул головой и посмотрел в чащу, на одному ему слышимый источник звуков. — И то только в виде пирога и бутерброда.
— Вот как... — Пробормотал Иван, крутя крошку перед глазами, посмотрел на Ягу. — Бабушка, а ты что скажешь?
— Кусали, да не прокусили. А вот лапу крепко ушибли, кабы не перелом! — Ответила Яга, складывая принадлежности в ступу и начиная дотошно проверять прутья метлы.
— Вот как... кто же может медведя вот так потрепать?
— Другой медведь? — Предположил Волк и вновь скосил уши.
— Не похоже. — Покачал головой молодец. — Медведь бы шкуру прокусил, да и лапой бы он не отделался. Может богатырь хмельной?
— Возможно, — буркнула Яга, забираясь в ступу, — а может и Кощей на старости лет чудит. Ну, молодые, бывайте, если что, я в избушке.
Иван задумчиво кивнул и, не спуская взгляда с крошки, помахал кистью. Посмотрел на волка и вытянул руку, спросил:
— Чем пахнет?
— Хлебом.
— И только?
— И тольк... погоди.
Волк приблизился дёргая носом и сдвигая брови. Верхняя губа задралась, обнажив желтоватый клык, а из глотки дробно вырвался глухой рык.
— Кабан.
— Ты уверен?
— Да там клок шерсти в хлебе!
Клоком оказался жёсткий волосок, чуть больше ногтя, сразу не бросившийся в глаза. Царевич взял его кончиками ногтей, поднёс к глазам.
— Кабан значит?
— Матёрый, здоровенный! — Кивнул Волк. — Такой мог и сонного медведя помять.
— Только зачем?
— А скоморох его знает. — Волк сделал движение, будто собирается пожать плечами. — Кабаны себе на уме.
Совсем рядом начала голосить кукушка, поперхнулась и умолкла. Волк и Царевич переглянулись, и человек запрыгнул на спину товарища. Тот сорвался с места и помчался через чащу, как по чистому полю. Парень прижался к загривку, зарылся лицом в густую шерсть, спасая глаза от хлёстких веток.
***.
Кабаны не отличаются разговорчивостью, но знамениты вспыльчивым нравом. Вот и в этот раз стадо встретило напарников злющими визгами, а вперёд вышел громоздкий, заплывший тугим салом вожак.
— Чего надо! — Рявкнул кабан, не утруждаясь вопросительной интонацией.
— У вас, случаем, никто не пропадал? — Спросил Царевич, зоркой оглядывая стадо, застывшее меж деревьев.
Несколько кабаних, молодняк и совсем уж подсвинки. Злобно и настороженно сверкают чёрные бусинки глаз, отражают мшистые стволы деревьев и его, Ивана.
— А ты зачем спрашиваешь? — Прохрюкал секач.
— Работа такая. Так, пропадал?
— Да. Недели две назад, сын мой, ушёл и не вернулся.
— Так чего ты нам не сказал?! — Выдохнул Волк.
— А зачем? Я сам ушёл из стада отца, вот и его черёд настал.
— А есть идеи, куда он мог направиться? — С надеждой спросил Иван.
— Куда подальше, — фыркнул секач, отступая, замер на миг, скривился и выплюнул, — А может к Лисе, он с ней якшался.
***.
Лица живёт в ветхой избе, что получила от развода с бывшим мужем, зайцем. Последнего после завершения брака никто не видел. Злые языки говорят, что Патрикеевна сожрала бывшую любовь, а более приземлённые утверждают, что Косой переехал в соседний лес.
Волк остановился и у крыльца, но Царевич не стал звать лисицу. Выбитая дверь явно намекает, что никого нет дома, а разбросанные крошки наводят на тревожные мысли.
— Вот-так-так... — Выдохнул Иван. — Либо она незаконно торговала маковыми булочками, либо... а ну, Серый! Дуй к бабке с дедом!
***.
Стоило вырваться из леса, как сразу показалась добротная изба, обнесённая частоколом. Только ворота распахнуты, а во дворе бабка с вилами наперевес, стоит напротив сарая, двери которого держит дед. Завидев Ивана с Волком она радостно вскрикнула, а дед же горестно застонал.
Впрочем, возмущения прервал грохот по двери и яростные вопли.
Иван соскочил со спины Волка, упёр кулаки в бока, грозно глядя на стариков.
— Вы опять за своё, старые?
— Ну чего ты заладил... — Пробормотал дед, вжимаясь спиной в дверь и силясь замаскировать грохот под кашель.
— Угу, а кто курицу заставил золотом нестись?! Мы же едва экономику удержали.
— Так... это, кушать хотелось, а она сама.
— А скатерть-самобранка?! — Напомнил Волк. — От неё потом половина стольного града несварением мучалась!
— Так, неча было обжираться... — Буркнул дед.
— А гребни? — Грозно прогудел Иван, надвигаясь на старика. — Князю половину терема по брёвнышку разметало густым лесом!
— Так зачем он ронял гребень-то?
— Что вы учудили на этот РАЗ?!
— Колобка... — Выдохнула бабка, опустив вилы и старательно отводя взгляд.
— Чего?
— Ну... каравай такой, круглый. — Ответил дед. — Только он от нас убёг сразу!
— А в сарае кто?
— Никого!
Внутри на миг затихло, затем яростно завизжало и от удара доски выгнуло. Старика отбросило под ноги Ивана, только и успел шапку ухватить. Затрещал засов, лопнул, как хворостина и под свет вырвался покрытый крошками кабан и лиса, грязная и с безумными взглядом.
Попыталась рвануть к лесу, но Волк нагнал, повалил и вежливо прижал горло клыками.
Кабан же побежал к Ивану вереща:
— Примите жалобу! Жалобу я вам говорю! Они! Они мне жизнь испортили!
— Кто? — Пробормотал Царевич, сбитый столку видом молодого секача.
— Старики и лиса, будь она не ладна!
***.
План стариков был прост, сделать каравай, который будет... плодиться. По крайней мере, так объяснил дед. Берёшь горячую булку, ставишь на подоконник, а она в лес, там набирает всякого и бам, у тебя уже две булки к вечеру. А потом четыре!
Только глуповатая была булка, попалась лисе в брюхо. Хотя, кого тут можно считать глупым, большой вопрос.
На месте любого творения стариков Иван бы и сам хотел бы пошустрее покинуть этот мир. А вот о чём думала Лиса, большой вопрос. Но это уже и неважно, куда интереснее побочный эффект Колобка.
Патрикеевна следующим же полнолунием обратилась в булку и покусала гостя кабана. А тот, боясь, что в полнолуние его схрумкают сородичи, убежал и в панике попытался спрятаться в берлоге...
Царевич тяжело вздохнул, поставил точку на пергаменте и поднял взгляд на сгорбившихся старика и бабку. Вздохнул ещё раз и спросил:
— Ну и что мне с вами делать, то? Волхвы вы, недоделанные?!