Детективный жанр привлекает прежде всего своей безудержной авторской фантазией, которая одновременно удивляет и восхищает читателя. Джон Диксон Карр стремился в своем творчестве именно к этому: он хотел оставить читателя в дураках, но так, чтобы читатель от этого был только счастлив, чтобы читатель хлопал в ладоши как ребёнок, и кричал: «Давай еще!». Критики ищут скрытые смыслы, гадают почему автор написал так, а не эдак, что повлияло на его творчество, каких взглядов он придерживается и т. д. И все это пытаются вытянуть каким-то образом из текста книг, вместо того, чтобы просто ими наслаждаться. Не нужны семь пядей во лбу, чтобы догадаться — никто лучше о своем творчестве не расскажет, чем сам автор. Здесь не будет каких-то пафосных, глубокомысленных, философических цитат о жизни и смерти, о добре и зле, о людях и их пороках, и прочих совершенно непрактичных вещах. Сам автор рассказывает о себе, о своих взглядах на творчество. От себя скажу следующее. Джон Диксон Карр не слукавил ни в одной из своих цитат. Как он говорил, так он и делал. Кто знаком с творчеством автора, подпишутся под каждым его словом.
Как известно одним из авторов, оказавшим сильное влияние на юного Джона был Гилберт Кит Честертон. Неслучайно образ одного из его серийных персонажей доктора Фелла был списан с Честертона, большого и полного человека. Первым произведением Честертона, которое он прочитал, была не история об отце Брауне, а фантасмагория «Человек, который был четвергом». Однако воображение мальчика захватил именно отец Браун.
«Хотя в отрочестве на меня большое влияние оказали Конан Дойл и его Шерлок Холмс, — писал он юному поклоннику в 1967 году, — еще больше на меня повлияли короткие детективные рассказы Честертона об отце Брауне»
Честертон в развитии жанра сыграл может быть даже большую роль чем Конан Дойль. Это может показаться парадоксальным, но это так, стоит только пристальнее присмотреться к рассказам об отце Брауне, и вы увидите какое огромное количество тем, приемов, трюков и детективных принципов изобрел Честертон, которые потом не раз будут повторяться в виде копирования или в переработанном виде у коллег по цеху. Не удивительно, что один из лучших детективных авторов всех времен и народов высоко ценил Честертона. И не удивительно, что именно тема невозможного преступления превалировала в творчестве Карра ведь, Честертон был не единственный, кем он вдохновлялся.
В 1968 году Карр писал: «Артур Конан Дойль, Г. К. Честертон, М. Д. Пост, Ж. Фатрелл, Томас Хэнши и конечно же „Тайна желтой комнаты“ Гастона Леру действительно повлияли на вашего покорного слугу. Всем им понравилась невозможная ситуация, и они подтолкнули меня в этом направлении».
Ну, и, конечно, нельзя забывать про изобретателя жанра Эдгара По, который повлиял вообще на всех. Джон не раз говорил, что истории По обладают «ужасной силой». Стоит процитировать юношеские комментарии Джона к его любимым рассказам и стихотворениям, чтобы показать, как на его собственный стиль повлияли навязчивые фантазии По:
«По писал о воронах, восседающих на бледных бюстах в комнатах с багровыми занавесями в полночь, когда в камине догорают угли и мрачные воспоминания об ушедшем бродят в сознании человека — несомненно, изысканная обстановка, если бы он решил сделать из „Ворона“ историю о привидениях вместо самого поэтического стихотворения на английском языке. По писал о людях, обреченных на смерть от жестоких душевных пыток в мрачных застенках инквизиции; о зияющих ямах, скрывающих непостижимые ужасы; о похожих на бритву маятниках, раскачивающихся все ниже и ниже над приговоренным. Он рассказывал о странных домах, в которых жили неведомые обитатели; женщины, заживо заточенные в гробнице, вырывались наружу, когда буря ревела вокруг башен мрачного дома. Он имел дело с ужасной эпидемией, чьим воплощением и печатью была кровь — краснота и ужас крови; и с Красной Смертью, пришедшей как вор в ночи, чтобы сразить гуляк на бале-маскараде. Все это истории ужасов, несущие в себе жуткую атмосферу и сверхъестественное очарование, присущи только Эдгару По».
Надо ли говорить, что «жуткая атмосфера и сверхъестественное очарование» присущи и самому Д. Д. Карру, но только в концепции детектива. Карр создавал эту атмосферу и очарование так искусно, что это стало одним из его фирменных черт, особенностью его творчества и можно даже сказать обязательным элементом жанра невозможного преступления.
Удивительно, но уже тогда кипели споры о том, насколько персонажи книг должны быть раскрыты и психологически убедительны. Детективные истории, по словам Карра, должны рассказывать о том, «кто» или «как», а не о том «почему». В письме о персонаже Конан Дойла профессоре Челленджере Карр писал:
«В наши дни писателей иногда хвалят за искусство, с которым они помещают персонажа под микроскоп и словно препарируют его — Конан Дойл никогда этого не делал. Ему не нужно было этого делать. Чтобы быть препарированным, персонаж должен быть мертв. И в Джордже Эдварде Челленджере нет ничего мертвого. И следует опасаться, что подвергнутый процессу препарирования, он просто встанет со страницы и нанесет ответный удар кулаком в челюсть».
Конечно же, такой аргумент не произведет впечатления на критика или ученого, но неоспорим факт: Карр был убежден, что психологии не место ни в художественной, ни даже в научной литературе. Когда он писал биографию сэра Артура Конан Дойла как «историю жизни, полной приключений», он вполне сознательно решил: достаточно описать то, что Дойл сделал и что сказал, а не то, что создало личность, которая такое делала и говорила.
Когда одни критикуют детектив за отсутствие правдоподобности в том, какой изощрённый план и способ убийства избирает злодей и как ему везет на каждом ходу, другие возражают, что детектив — это своего рода сказка для взрослых и не стоит слишком корить авторов за буйство фантазии, в конце концов это и есть самое привлекательное в художественной литературе вообще, и в детективе в особенности. Судя по всему, Д. Д. Карр был всецело на стороне вторых, например, так он выразил свои убеждения, будучи редактором газеты «Хаверфордиан», убеждения от которых он никогда не отказывался:
«Самые близкие сердцу вещи — это фантазии… Если бы мы всегда жили в реальности, мы все были бы действительно бедными существами. Правда? Есть ли что-нибудь более истинное, чем то, чего человек желает в глубине своей души?<…> Реалисты — это люди, которые смотрят в зеркало и испытывают отвращение. Именно они взорвут все ваши прекрасные идеи. Они снесут замок Кенилворт и заменят его прибыльной заправочной станцией, они снимут „Лорелею“ со скал и заменят ее Маргарет Сэнгерс и Кэрри Чэпмен Кэттс… Если мы предположим, что в художественной литературе есть нечто более высокое, чем реалистичный звук дворницкой метлы, то по крайней мере мы не причиним большого вреда. Самая опасная ловушка в писательстве заключается в том, что автору так легко быть хмурым циником на бумаге, когда он вертит свой байронический галстук и ухмыляется роману».
Разве не наличие богатой фантазии — обязательное требование к писателю?
21 октября 1941 года Д. Д. Карр в письме Фредерику Даннею, писал:
«выработалась привычка начинать историю с захватывающего внимание гротеска или невозможной ситуации, а также использовать двойную концовку, которая иногда выглядела наивной, но всегда изобретательной».
Таким вот коротким предложением Карр описал практически готовый рецепт великолепного детектива, которому следовал сам, и который брали на вооружение многие, но далеко не всем удавалось готовить столь филигранные блюда.
Карр был одним из самых честных авторов за всю историю. Зачастую он вообще не прятал ключи и подсказки, а иногда напротив их всячески выпячивал, как он это делал, например, в «Окно Иуды». Но раз за разом ему удается читателя удивить. И, конечно, это было не случайностью. А между прочим «честная игра» это не просто услуга джентльмена автора, дань времени, честная игра здорово добавляет к ошеломительному эффекту от концовки. Но должен быть баланс. Помните, «читатель одновременно может и не может разгадать загадку самостоятельно», это главное условие. И Карр это прекрасно понимал. В одном из последних своих произведений «Голодный гоблин» («The Hungry Goblin», 1972) он, устами главного героя, «друга женщины в белом», Уилки Коллинза, говорит:
«— Если вы, в самом деле, хотите удивить аудиторию», — сказал он (Уилки Коллинз), следуйте вот этим основным правилам. Будьте честны со своими читателями; рассказывайте им все. Но ваш рассказ не должен носить простодушный или даже глуповатый характер. Первым делом решите, какие подозрения смогут появиться у среднего читателя, — подготовьтесь к ним, и тогда сможете одурачить его. Затем прикиньте, что будет подозревать умный читатель, — подготовьтесь и оставьте его в дураках. И таким образом, действуя, совершенно открыто, вы подготовите финальную сцену, которая прозвучит как гром среди ясного неба».
Из цитат Джона Диксона Карра видно насколько он был предан жанру, насколько увлечен им и насколько был профессионалом в своем деле, а точнее даже мастером или гранд мастером, гроссмейстером от детектива. Одно слово — маэстро.
В качестве бонуса и в качестве доказательства таланта Карра в захватывании читательского внимания с первых строк предлагаю вспомнить эти самые первые строчки некоторых произведений маэстро:
«- Странные преступления? — переспросил доктор Фелл, когда мы обсуждали дело о шляпах и арбалетах, а затем еще более причудливую проблему перевернутой комнаты в Уотерфолл-Мэноре. Вовсе нет. Такие вещи кажутся странными только потому, что факт преподносится вне должного контекста. Например, — продолжал он, дыша с присвистом, — вор забирается в часовую мастерскую и крадет стрелки от часов. К какой категории преступлений вы бы причислили сие происшествие?»
© «Часы смерти».
«Традиционный обед „Клуба убийств“, не проводившийся уже более пяти лет, состоится в ресторане Белтринга в пятницу 1 июня, в половине девятого. Выступать будет профессор Риго. До сих пор посторонние не допускались, но если вы, мой дорогой Хэммонд, пожелаете прийти в качестве моего гостя…»
© «Тот, кто шепчет».
«В гостиной апартаментов отеля „Континенталь — Савой“ в Каире девушка и молодой человек дожидались телефонного звонка. Не будучи началом истории, эта сцена явилась началом ужаса».
© «Проклятие бронзовой лампы».