В июне 1977 года у меня случились преждевременные роды. Не доходила до положенного срока 2 месяца. Роды тяжелые, крови много потеряла, еле живая, короче, а тут еще врач приходит и говорит, чтобы я морально готовилась к тому, что мальчишки мои не выживут. Сказал, что первый еще за жизнь цепляется, а второй совсем слабенький. Я, как вы догадываетесь, тут же попыталась вскочить — хотела броситься к своим деточкам. Началась у меня настоящая истерика. Врач этот тут же растворился, как будто его и не было, зато прибежавшие сестры возились со мной с полчаса. Уговаривали, утешали. Хотели уж к кровати привязать, но тут успокоительный укол подействовал. Они с перепугу, видимо, дозу превысили — я не заснула даже, а прямо-таки сознание потеряла. В небытие провалилась. Очнулась — стою у калитки какого-то деревенского дома. Хороший дом, красивый, крепкий. Железом крыт. Зеленым выкрашен, наличники и рамы белые. На окнах занавески кружевные, под окнами цветник. Стою я и думаю: «Зачем я здесь, что это за дом?» Тут калитка отворяется и навстречу мне выходит женщина — молодая, красивая. Лицо вроде наше, русское, а говорит с небольшим акцентом — так раньше в кино прибалты разговаривали. Женщина меня обняла по-дружески и за руку берет:
— Пойдемте.
— Куда идти, зачем? — спрашиваю.
— В дом, — улыбается незнакомка приветливо. — Там вас ждут.
— Кто ждет?
— Сыновья. Юра и Андрей. Мальчики ваши. Жены их, дети. Все уже за столом, а вы тут. Пойдемте...
Я подчинилась и пошла следом за женщиной. Поднялись мы на крыльцо, прошли через сени, и она исчезла — одна я на кухне оказалась. Стою осматриваюсь, прислушиваюсь. Слышу: чайник у меня за спиной закипел. Обернулась, выключила конфорку. Гляжу: на столе большой жостовский поднос, на нем сладкий пирог, чашки, блюдца. Много посуды-то. «Гости, что ли, у меня?» — думаю. Налила кипятку в заварной чайник, заварки от души бросила, взяла поднос и иду в комнату, что от кухни занавеской
отгорожена. Не успела отодвинуть тряпицу-то пеструю, голос мужской:
— Мам, ну где ты там?!
— Иду, ребята, иду — отвечаю. А сама сообразить не могу, с какими такими ребятами разговариваю.
Все открылось, когда я в комнату вошла: вот сыночки мои ненаглядные, живые и здоровые, плечом к плечу сидят, вот невестки мои раскрасавицы, вот внучки — Маша и Соня, вот внуки — Толик, Славик и Генка. Вот муж — Павел Аркадьевич. Вся семья в сборе. Еще бы, как им быть не в сборе, мне же 60 лет стукнуло. Отмечают. Меня чествуют. Это я все во сне сообразила. И так мне радостно стало: значит, врет все врач, выживут мои мальчишки.
И они выжили. Год почти тяжело было, а потом потихоньку и их здоровье, и мое наладилось. Ребят я вырастила отличных — красавцы, трудяги, кормильцы. Но тут уж и Павел Аркадьевич старался — сыновей держал в строгости, не давал разболтаться.
Но дело не в похвальбе моей, а в том, что я про то видение напрочь забыла. И вспомнила его лишь на свой 60-летний юбилей, когда сыновья с семьями приехали к нам с Павлом Аркадьевичем в деревню. Мы 3 года назад дом в Тверской области купили, отремонтировали, обустроили. Там меня и чествовали. И вот пошла я за чаем на кухню, кипятку в чайник плеснула, чашки, блюдца и пирог сладкий на поднос водрузила и стою у занавески, что комнату от кухоньки отделяет, — чего-то жду. И тут Андрюха крикнул: «Мам, ну где ты там?!» Тут меня словно током ударило — все я вспомнила. И даже поняла, что это за женщина в том видении меня у калитки встречала.
Кто это? Не могу вам сказать. Простите. Ну да вы сами догадаетесь, если захотите. Я уверена, обязательно догадаетесь».