Незаметно подкрался месяц май. Город постепенно проснулся от зимней спячки, наполнился теплом, зеленью, молодостью и ожиданием чего-то нового, чудесного, пробуждением, возрождением. Солнце с самого утра заливало светом разгорячённые улицы, в этом году он светило как-то по-особенному, начало жарить рано, с самого конца апреля, что бывает очень нечасто. Всё вокруг смеялось, цвело, наполнялось зеленью распускающихся почек, свежей травы. Весна – пора любви. Дома и деревья скидывают зимние шапки снега, девушки надевают короткие юбки… Всегда поразительно – откуда на улицах Питера в мае столько красивых девушек? Ведь главное, буквально месяц назад все они были серые, одетые в бесформенные шубы «из чебурашки», все какие-то страшные. Скукожившись бежали они по метро со злыми лицами. А с первыми лучами весеннего солнца, вместе с расцветом природы, как по мановению волшебной палочки, все тыквы превратились в кареты, скинули ослиные шкуры и от изобилия длинных стройных ног и красивых улыбающихся лиц мельтешило в глазах. Удивительное ежегодное чудо.
Санёк проснулся, разбуженный жарой и назойливыми лучами солнца, потянулся. За окном поют птички, весело стучит трамвай, успокаивающе шумят тополя… Настроение уже с самого утра прекрасное. Он вроде порешал все проблемы, закрыл все вопросы, простил всем, кому был что-то должен. Последние полгода он провёл в суете с пацанами. Дела-делишки, суета сует, но вроде последнее время всё ровно, их уважают, дела рутинные, без риска и палева. Правда денег как всегда по нулям, но это дело наживное. Зато есть бензин, тачка и сигареты, а это даже больше чем деньги. Это свобода и перспективы. Его уважают, боятся, со всеми ровно, тёрок нет, и вроде вся жизнь наладилась, она впереди, уже распахнула перед ним объятия в ожидании летнего безумства….
Но что-то не давало ему покоя. Какая-то назойливая мысль, что он что-то забыл, что-то не сделал зудела, как зубная боль. Что же это… Точняк, мать его так. Как же он забыл… Ведь он уже полгода не был в учебном заведении, где числился… Именно числился, а не учился. Нет, понятное дело, что и раньше он туда ходил чисто ради галочки, зачёта автоматом, да чтобы потрещать с пацанами на входе и может надыбать лохов… Но вот последние «месяцы» были совсем провальными. Он полностью погрузился в пацановские дела и о железнодорожном пришлось забыть, такие горячие времена были, что уж тут совсем не до него. Одно время, когда с малышевскими были разборки, он вообще с ножом на улице не расставался. Взял самый большой кухонный из дома и так и ходил с ним в полиэтиленовом пакете, какие тут институты, там могли выпасти. Да и потом…. Всю ночь гоняешь, днём дела, где тут время на учёбу найти, она ушла на второй план.
- Н-да, - подумал Санёк, - а ведь сейчас должно быть, наверное, сессия в самом разгаре, как же я забыл… Ведь выпрут за милую душу. Я ведь за всё полугодие ни на одной лекции, ни на одном зачёте не был… Не, надо срочно туда сгонять, порешать.
Благо день выдался удачным, машина была под задницей. Санёк наскоро перекусил, оделся, дошёл до гаража, выгнал тачку и поехал в железку, по правильному «Институт путей сообщения», на Московский проспект. Когда он подъехал, было часов десять. Подозрительно пусто, нет привычной суеты, студентов, стоянка почти вся свободна. Эх, как бы он не опоздал. Санёк припарковался, зашёл в центральный вход. Тишина, солнечный свет из окон заливает кафельной пол, в его лучах летают пылинки, никого. «Люди, ау-у!» Все вымерли, может вирус выкосил, как в кино? В центральном холле первого этажа он увидел одинокую фигуру.
- Э, слышь, а где все? – гулким эхом разлетелся по коридорам его голос.
Фигура повернулась, вышла из тени. Ё-моё, да это же Карась собственной персоной.
- Санёк… Ты что ли? Давно тебя не видел, слышал ты с пацанами крутишься, думал тебя уже того…
- Не дождёшься. А где все-то?
- Да ты что, проснулся… Лекции-то давно закончились, экзамены уже подходят к концу. Их принимают в разных корпусах по графику, а в этом корпусе вообще делать вашему потоку нечего. А ты что же ничего не сдал?
- Да не до того, вот заглянул вопросы порешать.
- Вот уж не знаю, как это у тебя теперь получится. Надо, наверное, хвостовку оформлять или академ.
- А какая причина академа? Что я, беременный что ли?
- Да… теперь тебе надо всех преподов искать, а их днём с огнём… С каждым вопрос решать, бабок надо кучу, и не все ещё берут.
- У меня все возьмут. Где их только теперь взять.
- Кого? Преподов или бабки?
- Да и тех, и других
*****
Санёк сейчас вспомнил их последний разговор с его школьным приятелем, Краном, случайно пересеклись на районе. Крана природа наградила исполинскими размерами и нечеловеческой силой. При двухметровом росте и косой сажени в плечах, он мог запросто поднять за бампер легковушку вместо домкрата, чтобы снять с неё колёса, чем собственно и промышлял. Кран носил причёску «площадка», как у Арнольда, умом особым не отличался, но был добрый малый, тоже «студент», только в политехе.
- Представляешь, - рассказывал Кран, - завёлся у нас один препод. По философии. Филосо́ф, едри его мать. Ну кому она нужна, его философия, в политехе? И давай нам мозг выносить Гегели-шмегели, Канты-хренанты. Ну кому это дерьмо надо? И такой принципиальный оказался – экзамен не ставит и всё, хоть ты тресни, учите говорит, мы живём в культурной столице, должны знать. И так к нему народ и сяк…
- И что ты?
- Что-что… Однажды захожу в толчок, а он там стоит, клешни намывает. Эстет хренов. Ну я его поднял за шкирятник легонечко так, да стукнул аккуратно. Мордой о зеркало. Оно правда треснуло.
- Кто зеркало или морда?
- Оба, но морда так, по мелочи, царапина…
- Смело… И что не сдал он тебя?
- Да какой… Всем экзамен поставил. Мне четвёрку. Хорошо, говорит, Вы, Евгений… Это он на «Вы» сразу ко мне обращаться стал, суть философии поняли. Ну и всей группе тоже заодно поставил. Так ты знаешь, как меня народ благодарил? Чуть на руках не носили. Вот такая философия.
*****
Схема, конечно, рабочая. Но как всех преподов, в случае Санька, по туалетам отловить? На это месяц уйдёт. Нет, надо что-то более быстрое придумать и желательно без мордобития…
- Слушай, как же я забыл, - вдруг треснул себя по лбу Карась, - есть же один препод, Капацкий, во втором корпусе сидит. Так вот, ходит слух, что он любой экзамен может поставить. Он в институтской мафии что-то типа казначея, единое окно. Правда берёт дорого.
- О, а это уже вариант, как говоришь его зовут, где найти?
Санёк нутром чувствовал, что это выход из ситуации. Просто-таки золотое дно. Кстати, ещё вопрос кому институтские платят, так пусть хотя бы он пользуется. Похоже он вытащил счастливый билет.
- Капацкий, э-э-э, Борис Фёдорович, что ли.
- Иудей?
- Ну типа.
- Значит жадный, это хорошо…
- А преподаёт какую-то херню, типа сопромата или теории цепей, ну в общем чушь какую-то. Сидит во втором корпусе, на втором этаже, рядом с актовым залом. Только к нему так просто на кривой кобыле не подъедешь, надо «быть вхожим»…
- Посмотрим, - уже на ходу кинул Санёк Карасю и заспешил на стоянку.
Он быстро подлетел к второму корпусу рядом с набережной. На его счастье, как специально для него приготовленное, у обочины оказалось свободным ровно одно место, напротив старинного четырёхэтажного корпуса железки в веренице машин, припарковавшихся вплотную друг к другу. Это хороший знак. Значит жизнь тут кипит. Санёк зашёл внутрь.
Да, тут и вправду было поживее. Не как в учебном году, конечно, но вроде людишки снуют. Санёк поднялся по мраморной лестнице на второй этаж, пошёл по коридору, разглядывая таблички на кабинетах. В глаза ему бросилась примечательная фамилия «Кутузов Максим Фёдорович, заведующий кафедрой вагоностроения». Он прошёл по коридору и напротив какой-то лаборатории увидел на двери невзрачный листок, напечатанный на полосящем принтере, на котором просто значилось «Капацкий Б.Ф.». Шурик не задумываясь рванул ручку на себя и шагнул внутрь.
В длинном узком кабинете, заваленном бумагами и чертежами, никого не было. Вот стол, на нём пачки бумаг чуть не в человеческий рост, старинный дореволюционный шкаф со стеклянными дверками, увешанный пособиями, заваленный книгами, чертежами и методичками.
- А-а-а-п-ч-хи, - чихнул Санёк от бумажной пыли, которая сразу поднялась, когда хлопнула дверь.
- Кто здесь?
Неожиданно между наваленными на столе стопками бумаг появилась голова небольшого человечка, которого раньше не было видно.
- Борис…э… Фёдорович?
- Что Вам угодно, молодой человек, значится?
- Что значится? Где значится?
Потом Александр понял, что «значится» - слово паразит, которое Капацкий произносил к месту и не к месту. Так, надо что-то придумать, чтоб повесомее… Что же сказать, Сашка оглядел препода, который как раз вылез из-за стола.
Маленький человечек в помятом коричневом костюме, клетчатой рубашке, коричневом стареньком галстуке-ромбе и сандалиях. Свою редкую растительность на лысой макушке он выкладывал «гнездом», отращивая с боков, где они ещё росли, длинные пряди. Худенькая шея с обвисшей кожей и громадным кадыком. Зенки на выкате, длинный нос, тоненькие противный губы. Да-а-а… Пренеприятный субъект. Было в нём что-то омерзительное, отталкивающее… А, глаза! Жадные, алчные, чёрные, оценивающие, в них прямо читалась любовь к наживе.
- Так что, значится, Вы хотите, молодой человек?
Надо что-то такое сказать, чтобы на убой… Ответ возник на автомате.
- Я от… Максим Фёдоровича…- вспомнил Санёк звучную запоминающуюся личность на двери в коридоре.
- О-о-о, - протянул Капацкий, - велите кланяться многоуважаемому Максиму Фёдоровичу. Так чего, значится, изволите?
- Вы понимаете, коллега, - зачем-то вставил Санёк низким проникновенным голосом, видимо, чтобы вкрасться в доверие, - мой дядюшка…
Он многозначительно посмотрел на Капацкого и вверх, как бы на что-то намекая.
- Рекомендовал Вас, как надёжного человека, который может помочь в одном щекотливом вопросе…
- Да, - утвердительно кивнул препод, - и, значится, в каком же?
- Видите ли, я человек серьёзный, коммерсант, бизнесмен. Но по роду деятельности не могу много время уделять учёбе и поэтому у меня в этот раз скопилось, как бы это помягче выразиться… Определённое количество долгов по учёбе. Нет, я, конечно, всё выучу, этим же летом не вылезу из библиотек, это дело чести, но в данный момент… Мне надо уладить пару вопросов по бизнесу, а потому я не располагаю достаточным количеством времени… чтобы, так сказать, грызть гранит науки.
- Понимаю… - подозрительно протянул Капацкий.
Он оценивающе оглядывал снизу «коллегу», одновременно вымышленного «бизнесмена» и «племянника», прищуриваясь своими корыстолюбивыми крысиными глазками, видимо прикидывая, сколько с него можно содрать.
- Так что же, значится, Вам всё-таки надо по существу?
- Да, собственно, ничего особенного, сущий пустяк, можно сказать безделицу, вот, – Санёк протянул нюхавшему как крыса из норы воздух преподу девственно чистую зачётку.
Тот открыл её, пролистал, повернул так и сяк, повертел и не понимающе посмотрел на Александра.
- Но, позвольте, здесь же, кажется… ничего нет?
- Так в этом то и есть суть моей просьбы. Максим Фёдорович рекомендовал Вас как человека с большими возможностями. Надо эту книжицу так сказать… заполнить. Ну а за ценой, я не постою, уж с этим проблем не будет.
- Даже не знаю… Вы, значится, представляете сколько это будет стоить? Я даже подсчитать боюсь, это ж каждому придётся дать…
- Ни в чём себя не ограничивайте, здесь важен результат, а уж за ценой мы не постоим, останетесь довольны.
- Но как же, значится, определить цену? За целую сессию?
- А вы, Борис Фёдорович, сейчас сходите, всё проставьте, вот цена сама собой и определится, и я вам сразу же и заплачу.
Капацкий изобразил на лице борьбу с сомнениями, однако жажда наживы и перспективы лёгкого заработка пересилили. Он взял зачётку и удалился, а Санёк остался в кабинете. Он с интересом рассматривал плакаты с хитроумными устройствами, нашёл пару методичек, похожих на сам.издат с непонятными темами и ФИО «Б.Ф. Капацкий» на титульном листе. Минут через пятнадцать Борис Фёдорович сияя вернулся. Оперативненько, видимо у него реально было всё поставлено на поток и всё схвачено.
- Ну что ж, молодой человек, значится, поздравляю, всё получилось. Вам повезло, все оказались на местах.
Капацкий гордо вертел в руках драгоценную зачётку.
- Позвольте полюбопытствовать.
Санёк протянул руку и посмотрел на взяточника честными голубыми глазами. Возникла неловкая пауза, но мздоимец, не ожидая засады, которых у него ни разу в его преступной практике не случалось за всю многолетнюю карьеру, вложил в открытую ладонь Шурика синюю книжицу в твёрдой обложке. Сашка открыл нужную страницу. О чудо, только что абсолютно пустая, она была вся исписана. Непонятные названия предметов, написанные неразборчивым преподавательским подчерком, оценки, подписи. Ё-моё, да тут же все «хор». Это ж ему теперь и степуха светит, неплохой подгончик. Да тут даже печать деканата стоит о закрытии сесии! Даже ходить в деканат не придётся, сервис. Ай да Капацкий, ай да сукин сын!
- Ну что ж… - с важным видом сказал Санёк, - а в ведомостях всё проставлено?
Он как бы проверял перед оплатой всё ли оказано в полном объёме.
- Обижаете, молодой человек… Без этого разве печать поставят. Ну что, вы довольны? Можно переходить, значится, к оплате?
В глазах препода загорелись огоньки алчности. Он уже в уме подсчитывал барыши и прикидывал, куда их потратить с большей для себя пользой, даже мечтательно закатил глаза, которые заволокла вожделенная поволока и непроизвольно потирал потные ладошки. Он понизил голос, оглянулся, как будто в кабинете мог кто-то быть и произнёс:
- Десять.
Капацкий уже протянул руку, представляя, как в неё упадут купюры, как он засунет их в свой карман, но вместо этого услышал.
- Да не вопрос, хоть одиннадцать, - Санёк паковал зачётку в борсетку, откуда её уже не смогли бы достать ни чёрт, ни дьявол, - только такой суммы конечно с собой нет, мне надо отъехать ненадолго. Снять со своего счёта в банке.
Александр безбожно врал. Ни счёта в банке, ни тем более денег, которые на него можно положить, у него не было и в помине.
- Вы, Борис Фёдорович, только некуда не уходите, дождитесь… Хотя, знаете, пожалуй, лучше завтра. Да, завтра я сам к вам заеду и всё завезу. Ну всё, сердечно благодарен, до новых встреч!
Санёк улыбнулся во все свои неполные тридцать зубов и вышел, захлопнув за собой дверь и оставив в комнате онемевшего Капацкого, ещё до конца не понимающего, что его кинули, наедине с самим собой. Впрочем, то, что он кинул взяточника, ещё не до конца понимал и сам Шурик. Даже более того, пока он шёл до машины, он был в полной уверенности, что он отдаст деньги… Ну может не все, и не сразу… Он даже разнервничался. Ведь опять надо что-то выдумывать, где-то брать, у кого просить, занимать, отнимать… И сумма довольно приличная, но её нужно вернуть… Но когда он сел в машину, посмотрел вокруг… То понял, что впереди его ждало только беззаботное лето, сессия успешно сдана, зачётка на руках, зелёные тополя ласково машут лапами, а впереди виднеется голубая гладь реки, солнце светит, а вокруг ходят студентки в коротких юбках… И тогда его отпустило.
- Да пошёл он, буду я ещё платить всяким… козлам. Не по-пацански это.
Закурил, затянулся, удобно откинулся на сиденье и нажал на газ, чтобы просто гонять по городу, ни о чём не думать и наслаждаться летом.
*****
Капацкий же, когда не дождался мнимого племянника Кутузова ни на следующий день, ни через день, а потом узнал, что у его приятеля, Максима Фёдоровича, никакого племянника и в помине нету, что-то заподозрил и очень разозлился. В первый раз в жизни его кинули так крупно, да при чём на взятку. Как же он, и так глупо купился? Борис Фёдорович терзал себя и не давал себе покоя. Сказать всем вокруг, что его кинул жалкий студент – подорвать авторитет, кто с ним потом будет дела иметь? Нет, он затаил обиду и стал действовать в одиночку. Сначала он достал телефон родителей Александра, но те, наученные горьким опытом и многочисленными кредиторами, сразу сказали, что знать ничего не знают, что он здесь не живёт и дали телефон бабы Нади, у которой Санёк числился опекуном, бросив трубку. Услышав короткие гудки, Капацкий стал названивать бабульке.
Та, в отличии от родителей Санька, обладала большим количеством свободного времени, любила поболтать, даже когда ошибались номером, а уж Сашкины кредиторы – это вообще был бальзам для её ушей и излюбленное развлечение. Она во всех подробностях у них всё выспрашивала, рассказывала о жизни, беседовала, записывала телефоны и всегда была рада звонку, в отличии от Бориса Федоровича, который хоть и был настойчив и жаден, но ежедневные звонки и душещипательные беседы, которые он вёл со старушкой уже почти месяц по одному и тому же сценарию, стали его изрядно напрягать. Санёк всегда только что был, но сейчас, по чистой случайности, вышел, но ждал, даже звонил, правда не мог дозвониться.
- Сашка, - говорила баба Надя, когда к ней заглядывал Санёк, - тут опять этот твой звонил… прохвэссор. Вежливый такой, обходительный, сразу видно приличный человек, культурный. Говорит ты ему денег должен, только не говорит за что.
- Да пошли ты его, не до него право дело, - отмахивался Санёк, у него как всегда было много других дел и проблем и уж кто-кто, а препод-лошок был последней из них.
- Да разве так можно, пусть звонит, мне что с хорошим человеком не поговорить…
В конце концов Капацкий понял бессмысленность своих звонков и попросту заткнулся, затаив обиду и вынашивая планы мести…
*****
Каково же было удивление Санька, когда в самом начале нового учебного года, первого сентября, он открыл дверь лекционного зала первого же предмета, нового, с неизвестным названием, правда немного опоздав, когда он с высоты, внизу переполненной аудитории, увидел за кафедрой… Капацкого. Их глаза встретились, Борис Фёдорович плотоядно улыбнулся, мол попался, иди сюда… Но… тут он просчитался. Санёк просто захлопнул дверь лектория, развернулся и ушёл. На предмете Капацкого в этом полугодии он так и не появился ни разу. Более того, он там ни разу не появился и в следующем, так как к великому сожалению алчного препода, его предмет оценивался за целый год и его не сдача в полугодии никак не мешала спокойно жить Саньку. Но Борис Фёдорович сжал зубы и ждал, он вынашивал планы мести, ему снилось ночами, как он смеётся и выгоняет из ВУЗа оскорбившего его юнца, он просыпался в холодном поту и таил обиду. Долгий год он ждал своего часа и вот, его час пробил…
Настала сессию следующего года и по его предмету был экзамен. Он строго-настрого всем запретил ставить автоматы, делать замены. Он принимал свой предмет только сам, собственноручно. Он ждал, когда откроется дверь и к нему на коленях заползёт «коллега-племянничек», как он возьмёт с него всё, всё с полна, с процентами, иначе ему конец. Как он его унизит, растопчет, о… это была его мечта. Весь этот год Капацкий не сидел без дела. Он воровал и брал взятки. Он создал преступную схему и копил барыши, деньги лились рекой в его паучьи лапки и сети, которыми он опутал весь преподавательский состав, пропуская взяткотраффик исключительно через себя.
К концу года, Капацкий заработал себе столько, что хватило на домик у Чёрного моря в пригороде Одессы и понял, что надо рвать когти. Напоследок он решил снять с института все оставшиеся сливки, терять ему было нечего, на руках был билет Питер – Одесса и нанятый вагон для вещей. Он поставил на бабки всех, кого мог и не мог. Брал всем и всё. У кого-то просто деньги, кто победнее, из деревень – натурой, всем чем было, но никто не сдал ему экзамен без оплаты, ни один отличник.
- Капацкий вообще озверел, - жаловался однокашник Санька Колян, сын фермера, - он с меня мёду одного содрал пол пасеки! Отец узнает убьёт!
- А что с ним?
- Да он в Одессу уезжает, в наглую безбожно со всех стрижёт. Не представляешь. Он даже с Белкина, ну ботан такой, в огромных очках, круглый отличник, круглее не бывает, в жизни ни одной четвёрки, и с того штукарь содрал! Даже с Чижикова, он же из проф.кома не вылазет. На что, на что, даже Вовка Ветров, наш староста, сектант, ему из своей секты мешок каких-то святынь ихних притащил, больше нечего было.
- Вот упырь…
Санёк никуда не спешил, он оставил экзамен Капацкого на самый последок. В зачётке уже было всё проставлено, осталась одна единственная подпись. Он ждал пока тот свалит, чтобы спокойно решить вопрос. Но и Капацкий ждал. У него осталось одно единственное дело принципа, которое не отпускало к морю. Должник. Он знал, что дождётся, расплата была близка, он уже предвкушал её, смаковал…
В конце концов Саньку надоело играть в кошки-мышки, он выждал сдачи экзамена у Капацкого самой последней группы, самого последнего человека, дождался, когда тот вышел, расплатившись с отмороженным взяточником, у которого скарб уже не влезал в вагон и содержал как у Плюшкина, что нужно и не нужно.
Борис Фёдорович потирал руки, он раздел бедных студентов до нитки… Сладостная улыбка гуляла на его губах. Но где же его враг, когда же свершится возмездие? Капацкий стал пересчитывать купюры в конверте, это его успокаивало. Нагнулся под столом, а когда поднял голову в полутьме экзаменационной аудитории встретился глазами… с Саньком, материализовавшимся из ниоткуда и вздрогнул от неожиданности. Весь его напал улетучился при виде спортивного бритоголового парня, и он аккуратно закрыл ящичек стола с деньгами.
- Это ты? – только и промямлил взяточник.
Он неоднократно представлял их встречу и репетировал эту сцену, но сейчас все слова как будто разлетелись из головы, потому что всё пошло не по тому сценарию. Он воображал, что порка произойдёт прилюдно, публично, что он как Наполеон на белом коне унизит и поразит мерзавца, а тут... Оказавшись один на один в пустой полутёмной аудитории, одно всем известное место у Бориса Фёдоровича инстинктивно сжалось.
- Я, - спокойно подтвердил Санёк, глядя всё теми же честными голубыми глазами.
-"А такой молодец, пожалуй, может и все мои деньги, неизвестного происхождения забрать", - промелькнула у Капацкого мысль.
- И что же ты… можешь сделать… для меня…
- Для тебя я могу дать тебе сейчас… по кумполу. Больно, - Санёк сжал кулаки.
Ну а что, какой ещё вариант?
- На вот зачётку, подписывай и езжай спокойно, - он бросил синюю книжицу перед Капацким.
Тот обалдел, страх сковал Бориса Фёдоровича. Он как во сне, как будто находясь под гипнозом взял и против своей воли, словно его рукой двигала потустороння сила, подписал её, поставив «удочку».
- Ну вот и ладушки, – улыбнулся Санёк, проверяя всё ли верно, ничего ли препод не напутал, - счастливого пути!