Блаженная Ксения Петербургская целыми днями, в любое время года ходила по улицам города, принимала милостыню и раздавала ее нищим. А тут вдруг 4 января 1762 года прежде спокойная женщина вдруг стала громко вещать каждому встречному: "Пеките блины, пеките блины; скоро вся Россия будет печь блины!". Никто не понимал этих странных слов. А на другой день по Петербургу вдруг разнеслась страшная весть: императрица Елизавета Петровна неожиданно скончалась. Только тогда всем стали понятны пророческие слова блаженной, ведь она предсказала смерть государыни.
Это девятая часть цикла "Как умирала династия". Предыдущая рассказывает о первой насильственной смерти дома Романовых — убийстве некоронованного императора Ивана VI.
Сплошной праздник
Елизавета, дочь Петра Великого, вступила на престол в декабре 1741 года в 32-летнем возрасте. И последующие 20 лет ее правления стали тихой гаванью в бурном течении российской истории. Страна развивалась, внешняя политика была стабильной, особых внутренних волнений не происходило. Народ любил Елизавету. Чувствовался в ней отцовский характер — веселый, беззаботный, но в то же время справедливый и честный.
И внешнее впечатление действительно соответствовала характеру императрицы. Она страсть как любила увеселения и превратила свою жизнь в бесконечную череду праздников. Балы следовали один за другим, иногда их разбавляла охота, к которой Елизавету еще до восшествия на престол пристрастил юный племянник Петр II. Распорядок дня императрицы был путанный. Складывалось впечатление, что его и вовсе не существовало. Вот как писал о ней писатель и публицист Казимир Валишевский, известный автор биографических произведений про русских монархов:
Беспорядочная, причудливая, не имеющая определённого времени ни для сна, ни для еды, ненавидящая всякое серьёзное занятие, чрезвычайно фамильярная и вслед затем гневающаяся за какой-нибудь пустяк, ругающая иногда придворных самыми скверными словами, но, обыкновенно, очень любезная и широко гостеприимная.
Легкомысленное отношение к жизни не могло не сказаться на здоровье женщины. А на него до поры до времени Елизавета не обращала особого внимания. От отца ей, помимо характера, достались еще и наследственные болячки в виде склонности к простудам и, что главнее — эпилепсии. Припадки начались у императрицы еще до коронации, но были они кратковременными и проходили без последствий. Со временем Елизавета научилась просто игнорировать их.
Гораздо сильнее ее волновала собственная полнота, к которой она была предрасположена. Тут государыня на помощь призывала врачей, которые составляли мудреные диеты и пичкали ее порошками и микстурами. Но что толку в аптекарских снадобьях, если на масленицу Елизавета за раз поглощала по две дюжины блинов, наваристые щи, буженину и квас. И все же до поры до времени ей удавалось держать себя в теле и без устали веселиться на придворных балах и маскарадах.
Хвори и болячки
Но, как говорит старая поговорка: "Бабий век — сорок лет". Едва перешагнув этот рубеж, Елизавета стала неотвратимо меняться. Распиравшую ее полноту больше не удавалось сдерживать никакими снадобьями, диетами и тугими корсетами. А главное, наружу вылезли все те болячки, которые до поры до времени дремали в организме.
Эпилептические припадки стали чаще и длиннее, иногда после них она не могла какое-то время внятно говорить. Участились носовые кровотечения, стало болеть сердце и опухать ноги. Но все это для нее было по-прежнему несерьезно. Боль отступала, припадки заканчивались, кровь унималась, и вот Елизавета вновь была готова вести привычный образ жизни. Нет, она вовсе не махнула рукой на здоровье — докторов при ней было множество. Проблема заключалась в другом — в характере Елизаветы. Сразу после приступов и болей она была прилежной пациенткой, исправно пила все порошки и микстуры и соблюдала диету. Но стоило только ей почувствовать себя лучше, как все лекарства летели в ведро, бульоны сменяли кулебяки и щи, а место докторов занимали портные и цирюльники.
Но вечно так продолжаться не могло. Первый тревожный звоночек прозвенел в 1758 году. Во время службы в царскосельской церкви на праздник Рождества Богородицы Елизавета почувствовала себя дурно, вышла на крыльцо и потеряла сознание. Рядом не оказалось никого из ее свиты, а простые люди, собравшиеся вокруг, молча стояли рядом, боясь даже подойти к императрице. Когда, наконец, прибежали врачи, Елизавету подняли, уложили на принесенный срочно диван и пустили кровь. Она долго не приходила в себя, а когда открыла глаза, никого не узнала и невнятно спросила: "Где я?"
Всё кончено
После этого случая здоровье императрицы стало ухудшаться на глазах. Она все чаще проводила время во дворце, стала игнорировать увеселительные мероприятия. И хоть внешне Елизавета все еще была хороша и даже привлекательна, ее организм представлял собой одну большую руину. Часто и без видимой причины шла носом кровь, а к концу 50-х к ней добавились еще и кровотечения из пищевода. Кожа на ногах покрывалась противной мелкой сеточкой вен и незаживающими варикозными бляшками. Ее мучили головные боли, стало без видимой причины покалывать сердце.
1761 год — предпоследний в ее жизни — она провела не вставая с постели. Там же в спальне принимала министров и портных. Первых — по государственной необходимости. Вторых — для радости и увеселения. Даже понимая, что ей уже не встать на ноги, Елизавета не могла себе отказать в слабости обладания новым нарядом.
В ноябре 1761-го болезни резко усилились. К кровотечениям добавился и сильный кашель, с которым выходили сгустки крови. Это сопровождалось головными и сердечными болями. В общем, Елизавета умирала, и она прекрасно это осознавала. Новый 1762 год она встретила сильнейшим припадком, после которого пролежала в беспамятстве целые сутки. Третьего дня государыня пришла в себя, попрощалась с близкими, передала графу Шувалову ключик от шкатулки с драгоценностями и еще целые сутки медленно угасала в агонии. 5 января 1762 года у неё пошла горлом кровь, которая сопровождалась сильными судорогами. Этот приступ Елизавета Петровна пережить уже не смогла...
Ее племянник Петр, получивший по романовской традиции отчество Федорович, все эти дни дежурил в приемной, не желая входить в спальню к тетушке. Когда из ее покоев вышел фельдмаршал Никита Трубецкой и провозгласил, что отныне "государствует его величество император Петр III", тот немедленно умчался к себе, принимать долгожданную власть. Ах, если бы знал Петр Федорович, сколь мало отмерила ему история... Об этом — в следующей части цикла "Как умирала династия".