Колдуны, еретики, богохульники – какими только эпитетами не награждали первых книгопечатников! Даже покровительство царя не могло уберечь их от предрассудков.
Текст: Ирина Ивина (Шевченко), фото: Александр Бурый
Ушлые зазывалы, приглашающие на экскурсии по Московскому печатному двору, нет-нет да и отрекламируют его как место, где хранилась легендарная библиотека Ивана Грозного. Но Либерея, которой так гордился царь, скорее всего, располагалась в подвалах Кремля. Да и вряд ли книжное собрание, греческий и латинский костяк которого якобы привезла в Москву Софья Палеолог, выжило в череде московских пожаров. По крайней мере, ни один из энтузиастов, бравшихся за поиски Либереи, так и не добился успеха.
И все же Печатный двор связан с Иваном Грозным напрямую. Правда, совсем по другой причине.
ШТАМБА ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА
Минула уже сотня лет с тех пор, как Иоганн Гутенберг додумался набирать текст из кубиков-литер, а не вырезать его постранично на досках для оттисков, однако на Руси продолжали по старинке переписывать книги от руки. Работа писцов была делом богоугодным и прибыльным, но тормозила развитие грамотности и множила ошибки в текстах. Раз появившись по невнимательности или недостатку знаний, ошибка могла веками кочевать из книги в книгу. Так, прибывший из Афона в Москву еще в 1518 году Максим Грек, которому Василий III поручил разбор царской библиотеки, поразился количеству ошибок в богослужебных текстах и нашел в них погрешности против основных догматов веры.
На Стоглавом соборе 1551 года молодой царь Иван IV заявил о необходимости ревизии богослужебных рукописей и их сверки с «добрыми» переводами. Собор запретил продажу неправленых книг и предписал изъять их из обращения, но на практике выполнить это требование оказалось почти невозможно. Год спустя, после взятия Иваном Васильевичем Казани и основания там православной епархии, проблема обострилась: царь повелел закупить для новых церквей священные книги. И тут выяснилось, что большинство из них испорчены невежественными переписчиками и не годились для богослужений! Правитель, поддержанный митрополитом Макарием, приказывает начать в Москве строительство Печатного двора, чтобы лично следить за качеством книг и издавать их большими тиражами.
На Никольской улице, напротив церкви Святых Жен-Мироносиц, возникает первая в России государственная типография. В знак особого царского расположения уже тогда постройки могли украсить эмблемами со львом и единорогом – геральдическими символами власти. Этот герб, столь любимый Иваном IV, в его правление нередко заменял государственный с двуглавым орлом, принятый еще дедом царя, Иваном III. Становится традиционным этот знак и для Московского печатного двора: он используется в декоре зданий типографии разных эпох и встречается на переплетах выпущенных здесь книг.
В апреле 1563 года дьякон кремлевской церкви Николы Гостунского Иван Федоров и его помощник Петр Тимофеев Мстиславец начинают работать над книгой «Деяния апостольские, послания соборные и святого Павла послания». 1 марта 1564 года Апостол наконец выходит в свет.
Кем же были первые русские книгопечатники и откуда они взялись? По всей видимости, мастера были знакомы митрополиту Макарию: еще будучи архиепископом Новгородским, владыка вел службы в церкви Николы Гостунского. Правда, сам митрополит не увидел Апостол – он умер в конце 1563 года.
Судя по тому, что за границей Федорова называли Москвитиным, вполне возможно, что родился он в столице. Некоторые исследователи, впрочем, пытаются связать его происхождение с Польшей или утверждают, что в Краковском Ягеллонском университете русский первопечатник получил степень бакалавра свободных искусств. Эта гипотеза, вероятно, возникла с легкой руки советского историка печати Евгения Немировского, заведовавшего Отделом редких книг Ленинки. И им же самим была поставлена под сомнение. Позже ученый писал: готовя очередную монографию о немецком типографе Швайпольте Фиоле, он просматривал списки выпускников Краковского университета и обнаружил среди бакалавров 1532 года некоего Ioannes Theodorus Moscus, которого поспешили отождествить с Федоровым. Однако вслед за именем в скобках стояла поздняя приписка: «каноник из Красностава». Мог ли один и тот же человек быть дьяконом в Москве и служить при католическом епископе в Польше? К тому же впоследствии свою эмиграцию в Литву первопечатник опишет как «изгнание от земли и отечества и от рода нашего» и отъезд в «страны незнаемы». Стал бы он, отучившись в Польше, так характеризовать эти края?
О Петре Мстиславце известно и того меньше. Принято считать, что родился он в городе Мстиславле, в те годы входившем в состав Великого княжества Литовского, а ныне – Белоруссии.
ПРОБА НЕ-ПЕРА
Апостол считают первой напечатанной в России книгой, но это не более чем исторический штамп. Мастерски исполненный и на многие годы ставший законодателем русской печати, едва ли он мог быть первенцем типографов, которые учились ремеслу буквально на ходу.
Ученые установили, что до появления Апостола в Москве в период с 1553 по 1564 год было выпущено не менее семи изданий, не датированных и напечатанных без предисловий и послесловий и потому получивших название «безвыходных». Атрибутировать их удалось только по водяным знакам на бумаге, переходящим из книги в книгу характерным печатным элементам и вкладным записям, сделанным владельцами при передаче книг в дар. Древнейшая из найденных записей, обнаруженная в так называемом Четвероевангелии, относится к 1559 году (четыре года до издания Апостола!) и сообщает, что некий Иван Клементьев положил книгу «в Пречисту на Каменке». Апостол Ивана Федорова можно назвать лишь первой точно датированной русской печатной книгой.
Считается, что безвыходные издания были выпущены не на Печатном дворе, а в какой-то иной типографии, за которой закрепилось название «Анонимная». Возможно, она находилась на территории Кремля, не исключено, что при церкви Николы Гостунского. Вероятно, из круга работавших там печатников вышли и Федоров с Мстиславцем, точно бывшие не единственными. В царской грамоте 1556 года упоминается, например, мастер печатных книг Маруша Нефедьев, которого отправили в Великий Новгород оценивать качество камня для изготовления барельефов в одной из кремлевских церквей. Также умельцу было поручено привезти в Москву резчика Васюка Никифорова, о котором он рассказывал царю. Маруша знаком с местными мастерами – не был ли он сам новгородцем?
Под чьим покровительством находилась Анонимная типография? За первые десять лет работы мастера экспериментировали с заставками и орнаментами, сменили четыре шрифта, что каждый раз требовало резки новых пунсонов и изготовления литер. Добавим к этому покупку типографского оборудования и бумаги – мало кто даже из знати мог позволить себе такие расходы. Печатники наверняка находились на гособеспечении. Да и без согласия и надзора царя не могло быть и речи о начале книгопечатания в стране.
Большинство исследователей склонны связывать работу Анонимной типографии с деятельностью членов Избранной рады, в первую очередь с автором «Домостроя», священником Сильвестром, и Алексеем Федоровичем Адашевым. Известно, что новгородец Сильвестр владел мастерской по переписке книг. Кажется вполне логичным, что к началу 1560-х годов попавшие в немилость приближенные царя лишились своей типографии. Пришлось создавать новую, привлекая талантливых печатников. Но это – лишь предположение.
УНИВЕРСАЛЬНЫЕ МАСТЕРА
Не совсем ясно, чей опыт московские первопечатники взяли за основу. Английский дипломат Джайлс Флетчер, побывавший в Москве в 1588–1589 годах и оставивший записки о поездке, писал, что первый печатный станок для типографии был привезен из Польши. Однако в приемах русских мастеров прослеживается влияние итальянских, особенно венецианских, традиций книжной печати. Да и типографская терминология, сохранявшаяся в обиходе вплоть до XIX века, была заимствована из итальянского языка: даже сама типография называлась штамбой (от ит. stampa – печать, печатание), а не более свойственной для Центральной и Западной Европы друкарней.
Производственный процесс печати книг на Руси был схож с европейским. Сначала изготавливались шрифты: вырезался стальной пунсон – выпуклое зеркальное изображение буквы или знака. Его клали на металл и били молотком – так элементы выбивались на пластинах, из которых получали шрифтовую матрицу. Ее заливали специальным сплавом, а затем вынимали готовые литеры. Рисунки и орнаменты на первых этапах печатались отдельно с резных деревянных форм.
Для зарождавшегося русского типографского дела был характерен метод двухкрасочной единовременной печати, отличавшийся от европейского. Для каждого цвета западные мастера изготавливали отдельные штампы, а в Москве пользовались одним и тем же оттиском. Сначала на форму наносилась черная краска, затем литеры, которые должны были дать красный оттиск, протирались и на них наносилась киноварь. Так за один прокат наносились и черный, и красный цвета, а на странице можно было окрасить сразу много букв. Кроме того, если в Европе двухкрасочную печать использовали в декоративных целях, то в России она чаще носила навигационный характер: обозначала заголовки, указания, индексы и др.
Схема работы на Печатном дворе была следующей: сначала объявлялся царский указ о будущей книге, затем священник совершал молебен. Отпускались материалы для печати, брошюровки и переплета, большая их часть, за исключением заграничных бумаги и киновари, закупалась у местных торговцев. По завершении печати экземпляры в самых роскошных переплетах подносились царю, а с конца XVI века и патриарху. Рассчитывалась цена за одну штуку, и тираж рассылался в лавки, церкви и монастыри с требованием передать в Печатный приказ деньги за книги. Сбор составлял лишь себестоимость издания, прибыль Печатный двор, работавший во славу Божию и государеву, не получал.
Первопечатники были универсалами: вырезали пунсоны, штамповали матрицы, набирали текст из литер, тиснили его, переплетали книги. Лишь с XVII века за каждый этап работы стали отвечать более узкие специалисты.
То, какой огромный путь был проделан русскими печатниками всего за десять лет, видно даже при сравнении предположительно первых книг Анонимной типографии с изданиями Ивана Федорова. Печатая Четвероевангелие, мастера лишь осваивали технику: на пробельных элементах порой встречаются кляксы, а на полях видны оттиски шпаций и бабашек. В поздних безвыходных книгах, и уж тем более в напечатанных Федоровым, ничего подобного нет. Апостол 1564 года печатался красивым шрифтом на основе полууставного письма XVI века, на плотной клееной бумаге, строки и страницы оттиснуты ровно, большая часть красных литер отштампована без брака.
В 1565 году Федоров и Мстиславец печатают Часовник – книгу небольшого формата с повседневными молитвами, которую в те времена использовали для обучения грамоте. Спрос на него оказался так велик, что уже месяц спустя пришлось издать второй тираж. Но поскольку Часовники буквально зачитывали, до наших дней дошло крайне мало экземпляров, долгое время книга считалась утраченной. Ее первый экземпляр в России был обнаружен лишь в середине XIX века.
Несмотря на благую миссию, первопечатники нажили немало врагов, особенно среди терявших доход переписчиков книг. Да и некоторые духовные лица были недовольны распространением книжной печати, видя в ней, по своему невежеству, ересь. Невзирая на покровительство Ивана IV, первопечатников преследовали. Флетчер в своих записках замечает, что вскоре после выхода Часовника Московский печатный двор был сожжен, а книгопечатание приостановилось. Но был ли пожар на самом деле? Академик Михаил Тихомиров отмечал, что Флетчер писал о поджоге спустя почти четверть века после предполагаемого события, основываясь на слухах, и мог что-то перепутать. Быть может, имелся в виду пожар 1571 года, разразившийся при нашествии на Москву хана Девлет Гирея?
Не исключено, что когда-то отыщутся и другие книги, выпущенные первопечатниками в 1565–1568 годах, и версию о том, что на эти годы работа Печатного двора была прекращена, опровергнут. Ведь есть же предположения, что Федоров успел издать в Москве еще Евангелие и Азбуку…
НЕ СОКРЫТЬ В ЗЕМЛЕ ТАЛАНТ
Так или иначе, Федоров и Мстиславец оказываются за рубежом, но вместе с печатным станком, матрицами и наборами шрифтов! Видимо, их бегство из Москвы не было тайным, хотя бы потому, что перевезти на нескольких телегах казенное оборудование, весившее более центнера, было бы весьма проблематично. И это во время Ливонской войны!
Есть версия, что ко двору гетмана Григория Ходкевича, поддерживавшего литовскую автономию, печатники попадают по воле Грозного. Ее сторонники ссылаются на анонимную брошюру середины XVIII века, в которой утверждается, что литовский магнат просил Ивана IVприслать ему друкарню и друкаря, чтобы печатать богоугодные книги. Сам же Федоров в послесловии ко львовскому Апостолу напишет, что его из зависти и желания погубить «Божие дело» преследовали начальники и церковные иерархи, но не государь. Возможно, Иван IV, опасаясь за судьбу первопечатников, решил отправить лучших из них в безопасное место. При этом выпущенные впоследствии книги к Грозному попадали: экземпляр Острожской Библии, например, он дарит английскому послу.
В 1569-м мастера печатают в Заблудове Учительное Евангелие, после чего Мстиславец решает начать собственное дело и уезжает в Вильну. Чуть позже Федоров один издает Псалтырь с Часословцем. В том же, 1569 году заключается Люблинская уния, по которой Литва объединилась с Польшей в новое католическое государство – Речь Посполитая, положение православных в стране становится шатким. Ходкевич распускает типографию, взамен предлагая Федорову земли в своих владениях. Печатник от столь щедрого подарка отказался, заявив, что его дело – сеять духовные семена и он не хочет сокрыть в земле талант, дарованный Богом.
Федоров уезжает во Львов и, обивая пороги меценатов, пытается основать там первую частную типографию. С большим трудом собрав денег, в 1574 году он печатает второй Апостол и, вероятно, Азбуку, обнаруженную учеными после Второй мировой войны. Позже мастер принимает предложение киевского воеводы Константина Острожского и в городе Остроге открывает еще одну типографию, заложив свой львовский типографский станок ростовщикам. Острожский планировал учредить на южнорусской земле по примеру иезуитских училищ греко-славянскую школу для усиления позиций православия и задумал масштабный проект – напечатать первую Библию на церковнославянском языке. После выпуска пробного Нового Завета с Псалтырью Федоров в 1581 году справляется и с этой задачей: Острожскую Библию, лебединую песню первопечатника, сразу окрестили одной из лучших на тот момент книг. Вскоре Федоров был вынужден вернуться во Львов, где умирает в бедности в 1583 году. Мастера похоронили в Онуфриевском монастыре, в котором в советское время работал названный в его честь музей.
Сегодня во Львове память о первопечатнике стараются стереть. Полиграфический институт, носивший имя Ивана Федорова, теперь величается Украинской академией печати. А монастырь Святого Онуфрия в 1990 году захватили униаты-базилиане: варварски выселив федоровский музей, они нанесли большой урон уникальной книжной коллекции. Собранию несколько раз пришлось сменить прописку, пока его не взяла на баланс Львовская галерея искусств. Сейчас оно является основой Музея искусства старинной украинской книги – вновь ни слова о Федорове! Более того, оспаривается и статус Ивана Федорова как львовского первопечатника. Правда, до сих пор не было представлено ни одного издания, выпущенного в городе ранее. Да и на могильной плите мастера было выбито: «Друкарь книг пред тем невиданных»…
РАБОТА НАД ОШИБКАМИ
После отъезда Ивана Федорова за границу оставшиеся в Москве типографские материалы переходят к мастеру Андронику Тимофеевичу Невеже, в 1568 году возобновившему книгопечатание в столице. На некоторое время Печатный двор вслед за царским переезжает в Александровскую слободу, где возникает первая русская провинциальная типография. В следующие полвека штамба переживает несколько разрушительных пожаров, а в 1612 году, во время нашествия польских интервентов, выгорает дотла. Но мастер Никита Федорович Фофанов успел эвакуировать «печатную избу» в Нижний Новгород, где уже формировалось народное ополчение. Там издали 12-страничную брошюру о событиях Смутного времени – «Нижегородский памятник».
В 1614 году царь Михаил Федорович вызывает печатников обратно в Москву. Поначалу им приходится работать в наскоро созданной Дворцовой типографии Кремля, но уже в 1620-м возрожденный Печатный двор открывается на Никольской улице. Государь выстроил две богато украшенные каменные палаты, вокруг которых размещались вспомогательные деревянные помещения: рисовальная, резная, словолитная и переплетная мастерские, столярня, кузница, рудня…
К середине XVII века на Печатном дворе трудилось около 150 человек. Ремесло типографов становится все более специализированным, один печатный станок обслуживает целая команда мастеров: два наборщика литер, четыре печатника-тередорщика, четыре наносящих на форму краску батырщика и один разборщик. Отпечатанные листы отправлялись к переплетчикам. Поступавшие в продажу книги облачали в простые «одежки», а тома для царских особ и знати оформляли с роскошью: золотили обрезы, инкрустировали переплетные крышки драгоценными камнями, ставили красивые застежки, вместо обычной кожи использовали дорогой сафьян.
Немалую роль в жизни Печатного двора играла Правильная палата, на современный манер – редакторско-корректорский отдел. Еще со времен патриарха Филарета, с его благословения и по указу его сына-государя, при типографии из числа образованных духовных и светских лиц собиралась комиссия справщиков. По «добрым» спискам они сличали богослужебные книги и выискивали ошибки. За эталоны принимались древние рукописи старославянских книг из библиотек авторитетных монастырей. До середины XVII века к греческим оригиналам текстов не обращались: грамотных специалистов, способных на должном уровне переводить святые книги и делать правки, найти было непросто. К тому же существовало убеждение, что Константинополь после захвата турками в 1453 году потерял чистоту веры. Но иерархи церкви подчеркивали необходимость этого. Так, киевский митрополит Петр Могила предлагал Михаилу Федоровичу прислать в Москву учителей греческой и латинской грамоты – царь инициативу не поддержал. На другом полюсе оставались консервативные церковники, считавшие, что в святых текстах, по которым ведутся богослужения, по определению не может быть ошибок.
Пример того, как, казалось бы, малозначительное изменение текста обернулось настоящей трагедией, описывает в монографии «История книги на Руси» историк печати Анатолий Бахтиаров. Один из первых справщиков, архимандрит Дионисий, которому в 1616 году царь поручил проверку Требника, за полтора года работы изучил около 20 различных списков книги. Выяснилось, что в чине великого освящения воды на день Богоявления Господня в молитве «Освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем» последнее слово оказалось добавлением, в одном из списков написанным на полях рукописи, а в другом – поверх строки. Дионисий исключил его из новой редакции, но решил спросить разрешения высшей духовной власти. Однако недоброжелатели архимандрита оклеветали его перед патриархом Филаретом и обвинили в ереси. В итоге справщик, заключенный в Новоспасский монастырь, пережил лишения и унижения – в особенности от людей, чья работа была связана с огнем: кузнецов, поваров, мастеровых. Дионисий смиренно переносил испытания до тех пор, пока в Москву не прибыл патриарх Иерусалимский Феофан, в беседе с Филаретом оправдавший правку Требника. Окончательно обвинения с архимандрита были сняты в 1625 году, когда патриарх Московский получил грамоты от иерусалимского и александрийского «коллег» с переводами греческих текстов Требника, в которых действительно речь об огне не шла. Слово из молитвы исключили.
Коренной перелом в отношении к правкам святых текстов произошел в правление Алексея Михайловича, при дворе которого образовался кружок влиятельных клириков, ратующих за исправление ошибок. Среди них был и будущий патриарх Никон, чья реформаторская деятельность в итоге вылилась в церковный раскол. В конце 1653 года штамба по царскому указу перешла в ведение патриарха Никона, а уже в следующем году в Москве разразилась страшная чума, вскоре охватившая всю Центральную Россию. В народе поговаривали, что бедствие стало карой Божьей за вмешательство в дела Церкви, в том числе за исправление книг.
В ТЕРЕМКЕ
Для библиотеки Печатного двора в массовом порядке приобретаются книги, включая греческие издания. Патриарх Никон отправляет на Афон экспедицию во главе с иеромонахом Арсением Сухановым, которая привозит более 500 греческих рукописей. Печатный приказ выкупает литературу из монастырей, церквей, домашних собраний, нередко книги жертвуют и иностранцы, прибывающие к царскому двору. Книгохранилище Печатного двора становится самым полным в стране, и при его библиотеке в 1679 году царь Федор Алексеевич открывает училище, из которого позже выросло первое высшее учебное заведение России – Славяно-греко-латинская академия.
Старое каменное здание Печатного двора решают перестроить: артель каменщиков Степана Дмитриева и Ивана Артемьева частично разбирает примыкавшую к Китайгородской стене Большую палату и возводит новое строение на более древнем основании, подклеты которого, возможно, помнят первых книгопечатников. Нижний этаж отводят под рудню, а на верхнем с правой и левой стороны от украшенной изразцами печи располагают Книгохранительную и Правильную палаты. Как сообщалось в расходных книгах Печатного приказа, придворный иконописец Леонтий Иванов расписал их снаружи и изнутри. Даже чуланы библиотеки были богато украшены, а под раритетные издания изготовили резные ящики с позолотой. В каменных входных киотах находились иконы. Правильная палата была украшена листовым золотом и серебром и расписана растительным орнаментом. Над одним из окон вместо цветка было изображено бородатое львиное или человеческое лицо, а на голубых сводах – золотые солнце и месяц в россыпи звезд.
Это место, прозванное Теремком, сохранилось до наших дней. Каменные палаты XVII века расположены во дворе основного здания Синодальной типографии, перестроенного в 1814 году по проекту архитектора Ивана Мироновского. Ныне в сводчатом бело-голубом дворце в псевдоготическом стиле с традиционными львом и единорогом над главным входом располагается Историко-архивный институт РГГУ. А маленький Теремок скрыт от толп зевак, проходящих по Никольской улице. Но это не уберегло его от разрушений времени: в своем труде «Древние здания Московского печатного двора» археолог, инспектор типографии Василий Румянцев писал, что к началу предпринятой им в 1867 году реставрации палат штукатурка на потолке Правильни была окончательно перетерта, а рисунок уничтожен – оставались лишь следы голубой краски. Реставраторы расчистили верхние слои штукатурки и открыли частично сохранившуюся древнюю хоромную живопись Леонтия Иванова. Также Румянцев составил описание старинных книжных фондов и разобрал типографский архив.
В 1872–1875 годах под руководством архитектора Николая Артлебена был декорирован выходящий на Китайгородскую стену фасад и перестроено крыльцо Теремка, а палехские мастера расписали в русском стиле интерьеры палат. Видимо, примерно в это же время на сводах появились не совсем понятные круги с символами знаков зодиака: скорее всего, под ними сохранились более ранние росписи, но что на них изображено – загадка. По окончании работ типографию посетил император Александр II, о чем повествует памятная надпись в золотом картуше возле двери Правильни.
ГРАЖДАНСКИМ ШРИФТОМ
В императорской России ремесло рукописных книг постепенно уходит в прошлое. Тем не менее служивший в Петербургской Академии наук немец Иоганн Петер Коль поражался числу русских, зарабатывавших на жизнь переписыванием рукописей. Активно издаются не только богослужебная и учебная литература, но и светские книги: до открытия второй российской типографии, в 1711 году в Петербурге, Московский печатный двор выпустил около 700 изданий.
В правление Петра I вторая типография отметилась важным событием: в Петербурге 17 декабря 1702 года выходит первая русская печатная газета – «Ведомости». Первый номер, известный лишь по рукописному оригиналу, к сожалению, не сохранился; регулярное издание газеты берет отсчет с 13 января 1703 года. Император лично занимается разработкой нового гражданского шрифта, беря за основу начертания упрощенной кириллицы и латиницы. Перебрав немало вариантов, Петр вычеркнул из алфавита «кси», «пси», «омега» и «от», выровнял линии и штрихи. В 1707-м на Печатном дворе были отлиты первые литеры гражданского шрифта, а в следующем году с его использованием выпущена первая книга – «Геометриа славенски землемерие». Что интересно, «Ведомости» вплоть до 1717 года издаются то одним, то другим шрифтом попеременно.
В 1721 году Печатный двор передают в ведение Святейшего синода, и с тех пор он начинает именоваться Московской синодальной типографией.
Количество печатен в стране растет, после указа Екатерины II о «Вольных типографиях» 1783 года развивается и частная инициатива, впрочем, пресеченная императрицей уже в 1796-м. Однако Александр I в начале своего правления вновь разрешает негосударственные типографии.
Примечательно, что и в это время шумная Никольская оказалась в гуще событий: на улице стали открываться книжные лавки, а вокруг бродили литераторы-поденщики, ищущие, кому бы по сходной цене предложить свой нехитрый труд. Сегодня же Никольская, скорее, гастрономическая улица: книжная лавка здесь осталась только одна, и расположена она при РГГУ, все в том же здании бывшей Синодальной типографии.
До революции типография использовалась по прямому назначению. В начале ХХ века после нескольких успешных выставок в Теремке был открыт еще и Музей печатного дела в России. В экспозиции были представлены старинные печатные станки, словолитные формы и матрицы, походная мини-типография Петра Великого.
Пришедшие в 1917 году к власти большевики, сознавая необходимость взять под контроль всю печать, поспешили занять более прогрессивные производства. Как, например, оснащенные последними новинками техники полиграфкомбинаты издателя Ивана Сытина (см.: «Русский мир.ru» №12 за 2022 год и №1 за 2023 год, статья «Книжный магнат»). В обветшавшем здании Синодальной типографии расположился Гознак, а ее богатые книжные фонды и архив в 1920-е годы передали в Государственный исторический музей и Библиотеку имени Ленина.
БУЙСТВО «КРУЖКИ»
С 1931 года комплекс зданий находится в ведении Историко-архивного института, ныне относящегося к РГГУ. Под учебные нужды приспособили и старинные каменные палаты: в них провели отопление, на втором этаже справа от входа расположили Кабинет архивоведения и истории, а слева – кафедру вспомогательных исторических дисциплин. Многие студенты позже с теплом вспоминали, какая по-настоящему историческая атмосфера царила на занятиях в стенах памятника XVII века! В конце 1940-х и в 1990-е годы Теремок пережил реставрации, но многое сделать еще не удалось. Уникальный комплекс бывшего Печатного двора ждет обновления.
Особенно бедственным его положение стало после варварского нашествия пивного бара «Кружка», которому университет в конце 1990-х – начале 2000-х передал в аренду Теремок, потеряв к нему доступ. Цель была благая: обустроить столовую для студентов, но привело это к печальным последствиям. Хозяева бара провели незаконную перепланировку, расширили оконные и дверные проемы, уничтожили винтовую лестницу и сделали пристройку для хранения холодильников… На уникальном остатке Китайгородской стены, с которого открывается вид на Большой театр, «Кружка» организовала летнюю террасу. Университет долго вел судебную тяжбу, пока в 2015 году не вернул себе палаты. Долгое время на память о «Кружке» здесь оставалась барная стойка – как шутили, самого Ивана Грозного!
Сегодня в бывший Печатный двор можно попасть с экскурсией – этим заведует Мультимедийный историко-культурный центр имени Юрия Валентиновича Кнорозова – советского ученого, дешифровавшего письменность индейцев майя. Периодически силами преподавателей и студентов РГГУ возобновляются археологические работы, но вновь и вновь их инициатива сталкивается с препятствиями: то от чиновников приходит запрет на работы, то не хватает финансирования, то у археологов не находится времени на объект. А ведь царская друкарня хранит еще столько секретов…