Начало
Проснулся от удара о пол. Его вытряхнули из коробки. А ведь он не мальчонка какой-то мохнолапый, а почти столетний солидный домовой. Встряхнулся. Оглянулся.
Осмотрелся вокруг. Батюшки, сколько времени-то прошло. Мальчишки выросли, стали, как отец, невысокими и коренастыми мужиками. Баб каких-то привели. Детятки тут же ихние бегают. Орут все, мельтешат. А ему покой нужен. Да еще ремонт затеяли. Все пообдирали, грязь кругом, прости господи, куды там коровнику.
Галинкины сыновья ремонт начали не шуточный. Болела все-таки душа по деревне. Решили из бетонной коробки избу сделать. Сперли на работе машину кирпича. Стены в коридоре заложили и проемы широкие тоже. Правильно, в приморских деревнях все узкое да невысокое, что бы тепло не выхолодить. Домовой надеялся, что кирпича и на печку хватит, да они, олухи, оставшийся кирпич просто в углу ванной сложили и цементом полили. Неучи, разве так печка делается! Вот они- плоды городского воспитания.
Потом полы постелили деревянные, дверки поставили, как у них в Угре принято- маленькие, сосновые. Обои блескучие. Сверху Галинка еще золотую ленточку прилепила, правильно, и бабка ее так делала- избу украшала. В большую комнату купили огромный сервант темного дерева, он сразу полкомнаты занял. В середине секция полукругом выступала, почти, как печь. Домовой в нижний ящик сразу забрался- обустроился.
А когда Галинка по новым обоям маленькие бумажные иконки налепила, совсем, как у них в Угре стало. Ненужные балконы (они же никуда не ведут) переделали в темные сени. Хорошо, заодно и свет закрывают- домовой теперь не любил солнечного света.
Оставались люди. Старый домовой терпеть не мог сборища народу. Трех баб промеж собой стравить большого ума не надо. Этой вовремя шепнешь, той виновную укажешь. А Галинке и подсказывать не надо было, что ее невестки - стервы, она и так в этом не сомневалась. А, как у них в деревне говорили, если свекруха заговорит, то и собаке не даст слова сказать. К тому же, деревенская баба, легкий шепоток домового она давно принимала за свой внутренний голос.
"Кто ложку на столе оставил?"
А домовой ей: "Зойка! И вообще она тебя не уважает. Покажи ей, кто в доме хозяйка!"
И Галинка показывала. Рот на распашку, язык на плечо - и почесала ..
Крошки на полу. Домовой подзуживает:
"Валька не убралась. Ай-яй-яй! Такая грязь - и в твоем доме!"
Ну и те, даром, что городские, в долгу не оставались. Тоже любили глотки подрать. Такой хай поднимался, любо-дорого послушать.
Были у Галинки и внуки - Сашкина Маринка и Серегин Димка. Бабка Маринку очень любила. Вынянчила, выпестовала, а Димка был еще маленький, да шебутной. Вечно что-то из Галинкиных вещей хватал и ронял. Домовой это приметил, стал ему помогать. Ну, никак мелкому не сдвинуть тяжелое хрустальное блюдо. Ничего, мы подвинем и с края стола подтолкнем. Галинка в визг: " Валька! Опять твое отродье!" А Валька в ответ: " Чай от вашего отродья такой уродился. Чье бы рычало, а ваше бы молчало." И понеслось. Не зря говорят: «Муж-гроза, а журлива свекровь выест глаза.»
Еще домовой научился смотреть телевизор. Этот говорящий ящик постоянно был в квартире включен, и показывал такое, от чего у домового уши пунцовели. Раньше подобное только по ночам в тайне творилось, а теперь средь бела дня, да еще и детям показывали. Домовой насмотрится, а потом Сашке с Серегой такие сны навевает! Домовые это умеют. Красавиц длинноногих в их сны напустит, не то, что их дебелые распустехи. Ну и прочее, что в телевизоре показывали. Мужики по утрам на жен смотрят, удивляются, что это мы в них нашли, есть и получше. Погуливать стали. Домовой как-то у Сереги записочку в кармане пальто приметил, поправил, что бы уголок виден был. Пальтишко уронил, Валька подошла поднимать, записочку заметила. Домовому опять радость. Валька кричит, надрывается. А домовой Сереге нашептывает: " Чтой-то она так разоралась? Утихомирь свою бабу! Что бы место свое знала! Дай-ко ей в ухо!"
Ну, Сереге два раза повторять не надо, он и дал. Уже потом подумал. А Валька, фря городская, видите ли к такому обращению не привычная, схватила Димку в охапку и к маме. Благо ехать не далеко. Хотел было Серега за ней рвануть, да назад воротить. Да только домовому это не с руки. Димка по ночам орет, спать мешает. Валька вечно суп какой-то вонючий варит, траву ест - шпинат называется. Ну, чисто овца, прости господи. Нет уж, ушла, так ушла. Баба с возу- кобыле легче. И шепчет Сереге: "Ну что ты, не мужик? За бабой побежишь? Пусть поплачет, одумается. Пошли пивка выпьем."
"А это мысль!"- и пошел Серега за пивом.
Стало потише. Да только вздумала Зойка дочку на скрипке играть учить. А домовые резких звуков страсть, как не любят. Решил он, от этих постояльцев тоже избавиться. Тем более, что там хиленькая Зойка супротив Галинкиного напора. Стал домовой бабке подсказывать, что нерадивая мать плохо внучку воспитывает, совсем ею не занимается, да и хозяйство забросила. В сутках-то двадцать четыре часа, все, чай, успеть можно. Сашка вечно торчит на работе, а домовой с Галинкой всласть над Зойкой поиздеваются, заступиться некому. Да и не пойдет Сашка наперекор матери, той, чай, виднее, как детей воспитывать да дом вести.
И Зойка не выдержала, забрала Маринку и в свой Ленинград укатила. Тут уж Галинка растерялась. А внучку-то куда? Сашка и звонил, и уговаривал, все напрасно. Зойка их семейку, как страшный сон вспоминала.
Остались только свои. Но и своих домовому было многовато. Братья, как напьются после работы, как начнут выяснять, кто же виноват, что они одни остались, еще и подерутся. И по всему у них выходит, что мать их жен выжила, они-то, голубки белые, совсем не причем. А про домового они и не подозревали.
Продолжение