Первые месяцы СВО вскрыли массу проблем, к решению которых довольно быстро подключилось российское общество, констатировал координатор добровольческого движения "Интербригады" Юрий Староверов
О создании альтернативных снабженческих и кадровых структур, особенностях тыловой работы в зоне проведения спецоперации, мотивации добровольцев и многом другом он рассказал изданию Украина.ру.
— Юрий Викторович, чем сегодня движение «Интербригады» занимается в зоне проведения специальной военной операции?
— Всероссийское движение «Интербригады» было организовано сторонниками Эдуарда Лимонова еще в 2014 году. Задолго до объявления о проведении референдума, мы помогали Крыму обрести независимость. Наши ребята поехали туда, потому что понимали — нужна помощь.
После референдума начались известные события на Донбассе, и все это плавно перетекло сюда. Наши ребята участвовали и в захвате ОГА, и в Славянске побывали. Чем дальше, тем больше и в конце концов это вылилось в массовое движение добровольцев, которые ехали помогать отстаивать Донбасс.
Некоторые ребята воюют с 2014 года, а кто-то приехал в 2017-м, как например, известная личность Олег Миронов — «Макаревич». Он сорвал концерт Макаревича, отсидел и приехал сюда. И, собственно говоря, мы продолжаем заниматься этой работой. Плюс добавилось много задач по снабжению, поскольку изменилась сама война.
Сейчас мы снабжаем наших добровольцев и товарищей по организации. Снабжать их — непростая задача. К тому же снабжаем их товарищей по оружию, поскольку невозможно одному человеку в подразделении помочь, а другого проигнорировать.
Дальше подключилась гуманитарка для мирных, появилось множество связей с подразделениями, их командирами, у которых тоже имеются потребности. Появились связи с российскими гуманитарщиками, которые ищут возможность помогать адресно, а не просто отправлять посылки на деревню дедушке.
Им нужно знать, что конкретно и кому нужно, дабы работать максимально эффективно. Гуманитарка довольно активно идет из нескольких регионов. Газели, а порой и фуры из Нижнего Новгорода приезжают от волонтеров.
То есть это наша ежедневная работа: обрабатываем запросы, передаем бойцам снаряжение, вместе с командирами подразделений строим планы работы на будущее, фильтруем добровольцев, ищем для них подходящие подразделения. Нужно ведь понимать, какие у человека навыки, соответствует ли он тем или иным требованиям.
И мирной гуманитаркой, как уже говорил выше, приходится заниматься, поскольку люди в регионах желают помочь и присылают много всего. Не всегда адресно, а потому надо искать этой помощи адекватное применение. Но основной наш профиль — тыловая работа. Мы берем на себя часть задач, с которыми по тем или иным причинам не справляются армейские структуры: кадровые и снабженческие.
— Фронту всегда не хватает разного. В чем ребята нуждаются сейчас?
— На самом деле главная проблема — управление. Главная проблема — связь. Это то, в чем уступаем противнику. И тут недостаточно привезти некоторое количество крутых раций и передать их подразделению. Связь — это система, которая выстраивается сверху вниз. Выстраивается централизованно и серьезными специалистами.
Люди, которые занимаются связью, должны четко понимать, как она будет работать для решения тех или иных задач. И здесь мы сталкиваемся с кадровыми проблемами, поскольку специалисты не всегда обладают необходимыми навыками. То есть нужно поднять их на определенный уровень, чтобы выстраивать систему.
Просто купить портативные рации — это почти всегда неэффективный вариант использования. О проблеме я говорю широко, поскольку сами мы эту задачу не тянем. Этим занимаются гуманитарщики, с которыми сотрудничаем. Это небезызвестные Владимир Грубник и «Мурз». То же по маскировочным сетям. Есть у них отличный проект «Народная сеть». Договариваемся, получаем сети от народа, потому что отдельные гуманитарщики мало что могут, а вместе можно решать объемные задачи. Цифровизация связи, масксети — это круто и очень важно сейчас.
— Верно ли я понял, что вы пытаетесь объединить всех, кто занят военной гуманитаркой?
— Всех объединить нереально. К тому же гуманитарщики очень разные. Есть такие — вяжет и передает носки пацанам. Это скорее моральная поддержка. Мы же выстраиваем систему снабжения, которая будет поддерживать или дублировать армейскую. Этим не так много людей занимается.
— Но ежедневно вливаются новые люди, которые на первых порах не очень хорошо понимают, что и как нужно делать. Такие могут обращаться к вам за помощью?
— Конечно. Такие люди выходят на нас. Те, кто убедился, что мы работаем прозрачно и точечно. Ведь запросы от подразделений подчас поступают довольно странные. Скажем, какой-нибудь батальон может выкатить запрос, в котором указаны тепловизоры, «Мавики». Вот просто без указания конкретных моделей, без указания количества. Масксети, прицелы оптические. А ведь по каждой позиции много деталей, нюансов, в которых нужно разбираться.
Те же тепловизоры, да? Какой класс? На что планируют ставить? Пулемет — одно дело, снайперка — другое. Разные модели, разные классы. Если это для спецназа, который заходит на территорию противника, то это одна машинка, если для охранения какого-нибудь расчета в ночное время, то другая — попроще, подешевле.
Люди говорят, что имеют такой-то бюджет и хотят эффективно его потратить. А потребностей, мягко говоря, предостаточно. Даже по своим подопечным все заявки не можем закрыть, а потому смотрим, что важнее в данный конкретный момент, что может понадобиться в ближайшее время, что есть на рынке, что реально привезти. Вот так и работаем.
Пусть обращаются люди. Мы тут скорее даже как промежуточное звено между народом и фронтом.
— Хоть какие-нибудь «Мавики» обычно ведь не от хорошей жизни просят, а потому, что их часто сбивают.
— Восемьдесят процентов потерь тех же беспилотников связаны вовсе не с тем, что хохлы их РЭБом давят, а с тем, что операторы криворукие. Управлять ими не умеют, «Мавики» не прошивают, защиту от спуфинга не ставят. Какой смысл отдавать дорогое оборудование, которое не будет эффективно использоваться?
Надо убедиться, что в подразделении есть квалифицированные специалисты, а потом уже покупать и доверять что-то дорогое. Что могло бы принести куда больше пользы в другом подразделении.
— С другой стороны, пошел второй год СВО, а в большинстве подразделений даже нет такой должности, как оператор беспилотника. Может в этом проблема?
— На самом деле ситуация меняется, но не везде. Мы, к примеру, работаем с 5-й бригадой первого корпуса. Так они в штатку ввели роту БЛА, роту аэроразведки. Есть целая служба аэроразведки. Там действует центр обучения операторов, есть специальная мастерская, которая обеспечивает работу всех «умных» подразделений: связь, «Мавики», ремонт, прошивка, настройка, испытание нового оборудования.
В этом плане стараемся работать именно с передовыми подразделениями, чтобы потом масштабировать их опыт, распространять, ставить пример, всячески пиарить, чтобы другие подтягивались. И они, кстати, подтягиваются, но об этом, наверное, пока говорить не стоит.
В общем, давит низовая инициатива. В индивидуальном порядке формируются расчеты БЛА, командиры находят возможность отправить ребят на обучение. Или на волонтерское, или в другие подразделения. Потом гуманитарщики завозят «Мавики». Это же абсолютно гуманитарная история. «Мавик» — коммерческий продукт и армейским снабжением не предусмотрен. В то же время процентов восемьдесят аэроразведки сейчас держится на этих машинках.
И снабжение, и обучение часто от народа. И прошивки всякие, разные там фишки тоже от народа исходят и успешно применяются.
— Слышал, что вы какое-то производство запускаете в Донецке. О чем речь?
— Сейчас запускаем швейное направление. Это к вопросу о связях с волонтерскими группами, движениями в регионах России. Там все это поставлено на поток.
Люди открывают швейные производства, поскольку рыночные цены завышены в два-три раза, а качество хромает. А бывает и так, что просто ничего нигде не купишь.
Люди осваивают производство довольно технологичной амуниции: подсумки, форма. А начинали с простого — шили флисовые кофты, футболки, трусы, носилки. Вот «Золотые руки ангела» в этом плане стали для всех примером того, как организовывать полезное для фронта швейное производство. У них сетка по всей стране.
В Нижнем Новгороде я участвовал в организации такого же волонтерского предприятия. «Цех № 52» называется. Тоже начинали с носилок. Я это дело поднимал, учился. За месяц удалось масштабировать. Уже шесть швейных машинок профессиональных, ежедневно приходят волонтеры, работают. Уже освоили несколько технологий. Делают «пятиточечники», носилки, РПС-пояса.
— Стоп-стоп! Поясните читателю, что такое «пятиточечник» и РПС-пояс.
— «Пятиточечник», известный в народе как «поджопник», является незаменимым средством в окопной и не только окопной войне. Нужен для того, чтоб не сидеть на голой земле. Эти штуковины довольно технологичные. В Нижнем Новгороде производим их по технологии организации «Золотые руки ангела». Они раскладываются. То есть можно лечь. Еще туда можно сунуть кевлар и превратить в дополнительное средство защиты.
РПС — разгрузочно-поясная система. Нужна для ношения разнообразных подсумков: медицинских, пулеметных, гранатных. В него, кстати, тоже можно вставить кевлар. Носится вместе с бронежилетом и очень удобен в применении. Помогает грамотно распределить вес снаряжения.
Штурмовики, к примеру, носят по двенадцать-шестнадцать снаряженных магазинов, а бывает, что и по двадцать. Плюс куча всего полезного. Это серьезный вес и чем он ниже, тем солдату удобнее.
— К тому же штурмовики чаще используют так называемые плитники, а на них много снаряжения не повесишь.
— Да-да-да, именно с плитником РПС и используют. Мы на войне XXI века и старые решения давно не работают. Какая-нибудь форма, какой-нибудь непонятный бронежилет. Нет-нет, все снаряжение должно быть продуманным и приспособленным к условиям современной войны.
— Хорошо. В Нижнем Новгороде запустили, а теперь хотите и прямо в Донецке?
— Да, запускаем швейку. С оборудованием помогли волонтеры, помещение нашли сами. Сейчас отрабатываем технологию. Начать решили с подсумков, ибо необходимая вещь.
— В местных военторгах, которые солдаты иронично зовут военными бутиками, подсумкам цены не сложат.
— Обычное дело сейчас, к сожалению. Первое впечатление в Донецке — это когда заходишь в военторг, видишь космические цены и нулевой ассортимент. Сразу понимаешь, что нужно делать.
— Почему добровольцы едут через вас, а не традиционно — через военкоматы?
— Мы стараемся работать с подразделениями, где понимают специфику добровольцев. Люди приезжают мотивированные, многие имеют серьезный боевой опыт. Такие не готовы выступать пушечным мясом. Они хотят быть эффективными и полезными.
Если снайпер, то должен быть снайпером. Если оператор БЛА, то оператором БЛА. А если человек идет в военкомат, то вот так получается не всегда. К сожалению.
Это ведь работа с кадрами, работа с армейскими кадровиками и подразделениями. Мы говорим о конкретных людях. Нужно изучить опыт добровольца, организовать собеседование. Мы стараемся работать качественно.
Вот и едут через нас люди. Недавно, к примеру, помогли укомплектовать роту БЛА для «Пятерки», нашли техника, который сейчас по контракту занимается ремонтом «Мавиков» и радиоаппаратуры. Есть и другие планы по этой линии. Главное — индивидуальный подход.
— Раз уж заговорили о мотивации, то какова она у ваших единомышленников? Сейчас — понятно. А в 2014 и 2017 годах почему ехали? Это ведь не в митинге поучаствовать. Самая настоящая война.
— Это база нашей идеологии — большая и сильная Россия. Можно сказать, что постсоветский реваншизм. Мы изначально выступали за воссоединение всех русскоязычных территорий в составе одного государства, за возвращение, к примеру, Северного Казахстана. За это в свое время Эдуард Лимонов получил срок.
В 1999 году акции проходили «Севастополь — русский город». В Севастополе на башне клуба моряков вывешивали баннер с этим лозунгом наши ребята, были арестованы. В Латвии защищали ветеранов, боролись с латышским нацизмом.
И тут мы не могли пройти мимо. Лимонов много лет говорил, что глаза на происходящее на Украине закрывать нельзя. Что Россия должна вмешаться, должна работать с русскоязычным населением, а не торговать нефтью и газом. Иначе это закончится катастрофой. Недоработали в политике — получили войну.
— И вот мы здесь.
— И вот мы здесь. Сейчас государственные средства массовой информации транслируют наши же тезисы. Жизнь доказала, что мы были правы.
Какая Украина нам нужна? Это не теория, а вопрос реальной политической действительности. Редакция издания Украина.ру предлагает всем, кого волнует будущее Украины, ответить на ряд простых вопросов. Отвечая на них, вы таким образом примете участие в конференции по этой актуальной теме.