Начало и продолжение здесь и здесь.
Ташкент, с его мечетями, шумными базарами, глинобитными мазанками, с пестрой и живописной толпой местных жителей и кабаками, публичными домами, уже построенными русскими, живущими здесь гарнизонной жизнью, стал второй родиной опального князя - Николая Константиновича.
И здесь развивались бурные события третьего акта драмы, здесь случился и финал.
Князю не суждено было больше увидеть родителей, ни даже побывать на их похоронах. Но, надо сказать, что князь и не очень рвался в Европу.
Когда, спустя несколько лет, ему было предложено отправиться на лечение в Ниццу, он отказался.
«Любимые мои занятия и путешествия для орошения пустыни помогут мне гораздо больше, чем приморское лечение. Мне бы не хотелось покидать Среднюю Азию, куда я все время стремился и где много работал», - написал он своим родным. К тому же «последнее будет сопряжено с большими хлопотами, а я уже утомился бесконечными переездами с места на место».
Но князь лукавил, дело было конечно не в усталости.
Просто именно здесь в Туркестане – вдали от двора и его утомительной опеки - князь наконец получил возможность жить деятельной и насыщенной жизнью.
Надо сказать, что, будучи по рождению членом императорской семьи, по духу Николай Константинович был скорее сыном нового капиталистического времени.
Во-первых, он был, как теперь говорят, необычайно социально активен. Еще в детстве организовал что-то вреде бойскаутского движения у себя в имении. В юности в Павловске по собственной инициативе занимался с дачниками-подростками военной подготовкой.
Во-вторых, в князе всегда жила предпринимательская жилка. Еще в трудном Хивинском походе, где остро ощущалась нехватка во всем, он пытался организовывать какую-то торговлю. Позднее Фанни Лир удивляло, с какой страстью князь занимался своей коллекцией живописи и антиквариата: искал, покупал, выменивал.
Его кипучая энергия и предпринимательские способности требовали выхода. А уже в ссылке, еще в самом ее начале, князь попытался организовать в одном из сел идеально устроенную ферму. Но ему тогда не дали развернуться, быстро переправив в другое место.
Подобного рода деятельность была не то что не в духе, но не в стиле высших слоев аристократии, она была просто неприлична для члена императорской семьи.
Но здесь, вдали от сановного и чванливого Петербурга, князь, наконец, смог развернуться во всю мощь своей неукротимой и довольно демократичной натуры.
Надо сказать, что по императорскому указу Николай Константинович был лишен прав старшего сына великокняжеского рода, а вместе с ними и ежегодных двухсот тысяч рублей. На достаточно скромные средства, получаемые им на содержание из департамента уделов, князь приступил сначала к возведению небольших каналов в окрестностях Ташкента. Искусственное орошение позволило оживить ранее мертвые земли.
На свои средства и государственные кредиты князь возводит каналы в Голодной степи (так называли глинисто-солончаковую пустыню в Туркестане), главный из которых - канал имени Николая I – был длиною в 60 верст.
Часть освоенных земель переходит в его собственность, некоторые он сдает в аренду, другие - в казну. Используя при ирригационных работах дешевую рабочую силу (князь вел себя как настоящий капиталист – задерживал зарплату, насильно сгонял людей на работу) и, сдавая вновь освоенные земли в аренду, он стал получать большие прибыли.
Орошаемые земли активно заселяют коренные жители Туркестана – узбеки (тогда их называли сартами),
туркмены, а также крестьяне из России,
которые охотно ехали сюда после разразившегося голода в Поволжье, оренбургские казаки, хлысты и молокане, отставные солдаты.
Князь строит для переселенцев несколько поселков. Всем приезжающим он дает работу, кормит их первое время, одевает.
Люди, прибывшие сюда и обязанные князю жизнью в достатке, а не в нищете, были готовы идти за ним в огонь и воду.
В конце XIX века первые опыты по выращиванию американского хлопка в Туркестане дали хорошие результаты. Отсутствие здесь дождей в течение почти десяти месяцев позволяло выращивать очень высококачественный хлопок. Начался хлопковый бум, а за ним и строительство перерабатывающей промышленности.
Князь строит очистительные, маслобойные, мыловаренные, бумагоделательные и ткацкие фабрики, оснащает их по последнему слову техники, закупая за границей новейшее оборудование, и даже проводит в рабочие помещения электричество.
Он закладывает тутовую рощу, строит шелкоразмотный завод. А поскольку доходы постоянно растут, князь инвестирует строительство кинотеатра, магазинов, жилых домов, бильярдных в Ташкенте.
В результате, к началу XX века Николай Константинович становится крупнейшим землевладельцем и промышленником, миллионером.
Но князь много занимается и благотворительностью: помогает студентам - (у него есть свои стипендиаты, получающие образование в столицах), строит дешевые квартиры для отслуживших солдат и рабочих, Дом инвалидов для воинов-туркестанцев, проводит первый в Ташкенте водопровод, дарит публичной библиотеке пять тысяч собранных им лично книг, разбивает в городе дубовые аллеи и парки.
Известный архитектор Алексей Бенуа и инженер Вильгельм Гейцельман возводят личную резиденцию князя недалеко от особняка генерал-губернатора.
Это дворец, напоминающий средневековый замок, а с высоты птичьего полета — двуглавого орла, стоит в центре парка, который украшают мраморные скульптуры и фонтаны. Во дворце находится богатейшая коллекция западноевропейской и русской живописи, собранная князем.
Словом, собственным умом безумный князь достигает гораздо большего, чем потерял когда-то.
Личная же жизнь Николая Константиновича по-прежнему отличается экстравагантностью.
Можно сказать, что ни невзгоды, ни возраст, не неустанные труды по превращению Голодной степи в цветущий оазис не смогли угасить его любовный пыл. Семейная жизнь князя вполне наладилась. Хотя двор так и не признал его брака с Надеждой Александровной, и она не стала полноценной княгиней, но ей и их детям было присвоено дворянство и фамилия Искандер.
Видимо, царские амбиции Николая Константиновича проявились в выборе этого имени - великого Александра Македонского, известного в Азии под "ником" Искандер.
В Ташкенте Надежде Александровне уже не возбранялось жить с князем.
Но любвеобильная натура Николая Константиновича постоянно толкала его все на новые и новые приключения. Одну из своих многочисленных любовниц - казачку Дарью Часовитину – князь фактически сделал своей второй женой, называл Царицей, супругой царя Голодной Степи.
"Царевной" он назвал и один из шлюзов канала Николая I.
Царица Голоднй степи родила ему двух сыновей и дочь. Князь очень любил девочку и тоже назвал Дарья. Но, полагаю, не столько в честь матери, сколько в честь Аму-Дарьи, которая своими водами питала эти земли.
А еще он написал поэму "Сладкая царевна" - по мотивам местной легенды (слава брата-поэта К.Р. не давала покоя?). В ней прекрасная царевна Ширин, живущая "в пустынных степях Хорезмийской страны... где вечно бушует Дарьи водопад..." мечтает превратить голодные степи в орошаемые земли и сделать счастливым весь свой народ. И она ищет среди претендентов на ее руку и сердце такого, кто смог бы осуществить эти великие задачи. Но ей это не удается...
А вот у великого князя всё получилось, но... похоже, настоящую царевну под стать себе он так и не нашел...
И продолжал искать.. Никак не мог угомониться.
При наличии двух семей, Николай Константинович содержал множество любовниц. Иногда его поведение и вовсе выходило за все разумные рамки. Однажды он попытался силой отнять жену местного жителя. Тот закрылся в своем доме и стал отстреливаться, только это заставило князя отступить от своего дикого замысла.
А в пятьдесят два года Николай Константинович снова шокировал свет, двор и уже вступившего на престол племянника Николая II.
Когда венчанная жена Надежда Александровна отправилась в Петербург, чтобы навестить учившихся там сыновей, Николай Константинович во второй раз тайно обвенчался. На этот раз с пятнадцатилетней гимназисткой Валерией Хмельницкой.
Когда князя спросили, как это возможно при живой жене, он совершенно невозмутимо ответил, что Надежда Александровна останется с ним и будет ему другом, а маленькая Валерия – женой.
И вновь повторилась история с присланными из Петербурга докторами, обследованием высокого больного, высокомудрыми медицинскими заключениями и устранением Валерии, в насильственном порядке отправленной в Тифлис, их безумной любовной перепиской, ее побегом с переодеваниями к нему и так далее и тому подобное.
Правда, теперь эта история уже носила явные признаки фарса. Медики же констатировали: «Патологический характер и склад ума августейшего больного останутся такими, какими были с ранней молодости. Поэтому нельзя надеяться, какими бы то ни было мерами исправить его характер, изменить его способ мышления, привить ему другие чувства или искоренить его безнравственные тенденции…»
Князь по-прежнему признавался безумцем.
Люди же знавшие его лично, независимо от состояния и положения, отзывались о нем с неизменной симпатией: прост в общение, мил, любезен, остроумен, правда, случалось, иногда бывал вспыльчив и высокомерен.
Он по-прежнему оставался в оппозиции к императорскому двору, местному генерал-губернаторству. Правда, надо сказать, что Туркестану не очень везло с генерал-губернаторами. Чаще всего это были люди уже довольно пожилые, которые в большинстве своем (за редким исключением) не знали края. Их деятельность отличалась, в лучшем случае, аккуратным выполнением административных функций, в худшем – апатией и полным безразличием. И если бы не кипучая деятельность Николая Константиновича, влюбленного в эту землю, то, наверное, очень многое осталось бы так и не воплощенным.
Когда случилась февральская революция, великий князь направил восторженную телеграмму главе Временного правительства Керенскому. Но, по-слухам, узнав об аресте царя, князь попытался создать подпольную группу для организации освобождения и побега Николая II и его семьи из Тобольска через Туркестан в Мешхед (Иран). Акция не состоялась, но она была вполне в духе опального князя.
Впрочем, ему уже и самому недолго оставалось. В январе рокового для дома Романовых восемнадцатого года, в Ташкенте, уже занятом большевиками, князь умер на руках у своей любимой дочери Дарьи Часовитиной от воспаления легких.
Его похоронили в сквере у военного Георгиевского собора. На похоронах собралось полгорода, газеты вышли с некрологами, в которых отдавалась дань «неутомимому труженику, сеятелю культуры, давшему не одной сотне трудящихся рабочих хлеб и жилище».
После смерти Николая Константиновича Романова его собственность была немедленно национализирована (хотя он и сам завещал свою коллекцию городу), во дворце организовали художественный музей.
Им заведовала до своей кончины жена князя Надежда Александровна Искандер. Один из сыновей князя, Артемий Искандер, погиб в 1919 году, второй, Александр Искандер, отступая с белой армией, попал за границу и умер в Париже в 1957 году. Сын от Александры Александровны Демидовой, носивший фамилию Волынский, погиб еще в первую мировою, сыновья от Дарьи Часовитиной пропали в гражданскую. Любимая дочь - Дарья скромно жила в Москве, хранила архивы. Но о ней известно очень мало.
А вот внучка великого князя, носившая после эмиграции ее отца (Александра Искандера) фамилию отчима, Наталья Андросова - вышла и статью, и красотой, и характером в деда.
Она жила в Москве на Арбате. Во время войны работала водителем грузовика (как, кстати, и будущая жена ее троюродного греческого брата Филиппа - Елизавета II), возила продукты на передовую. Потом работала в цирке - мотоциклисткой в "Гонках по вертикали". О ней писали (и, похоже, были влюблены) многие советские писатели и поэты. И они же присвоили ей титул Королевы Арбата.
Могила князя в Ташкенте просуществовала недолго.
Новым властям ненавистна была память хотя и об опальном, но все же великом князе. На том месте, где она была, построили кукольный театр. Но князь и сам мечтал построить в Ташкенте театр и подарить его городу, поэтому вполне возможно, что такой памятник ему бы понравился.
Спасибо, что дочитали до конца!
Другие мои статьи читайте здесь: