Лузотропикализм – философско-историческая теория, которая была принята на вооружение в «Новом государстве» Антониу ди Салазара и в то же время стала верой многих португальцев, а также обитателей бывших португальских колоний, в особое устройство португальской нации, ее судьбу и роль в мировой истории.
К моменту установления власти Салазара страна долгое время находилась в экономическом и политическом кризисе после краха монархии и попыток ее восстановления, после опыта республики и военных переворотов, и при этом формально сохраняла большинство своих колоний в Атлантике, Африке и Азии. Когда к власти пришла «кафедрократия», то есть, почти исключительно университетская профессура, в том числе будущий диктатор, ему изначально предназначался пост министра финансов. Однако со временем ставший всесильным премьер-министром Салазар не ограничивался экономическими преобразованиями. Довольно успешно балансируя между различными силами в Европе, он смог добиться сохранения владений в Африке и неучастия Португалии во Второй Мировой войне, то делая поставки важных материалов Германии, то открывая Азорские острова как базу для авиации Союзников. И до и после войны главным внутренним и внешним врагом считался коммунизм, а ставка делалась на «традиционные ценности»: католическую веру, возделывание земли, семью и нацию.
Лузотропикализм стал основой национальной политики. Концепция была сформулирована только в середине ХХ века, однако само явление существовало много раньше. В отличие от многих других колониальных империй, португальские колонии всегда отличались большим процентом смешанных браков. Иногда европейские путешественники поражались картине белых людей, работающих на темнокожего работодателя. Британцы в своих заметках осуждали «неразвитость расового чувства» у португальцев, приписывая это бедности и отсталости их метрополии – в то время расистские взгляды в Европе считались «цивилизованными». В колониальной истории Португалии есть красивый эпизод, когда полковник Жоаким Моузинью, подавлявший в конце XIX века восстание в Мозамбике, окружив протестующих, предложил их лидеру честный поединок один на один. Подобная идея не пришла бы на ум ни одному французу, британцу или голландцу сходного ранга.
В середине ХХ веке британский исследователь лузофонного мира Чарльз Боксер в своём классическом труде "Межрасовые отношения в Португальской колониальной империи, 1415-1825", писал: "Один из символов веры португальцев – то, что их страна никогда не делила людей по цвету кожи в своих заморских владениях и их соотечественники всегда легко уживались и смешивались с людьми любых рас… Данная вера очень глубокая и искренняя, хотя и не всегда основана на исторических фактах". Интересно, что в итоге эта вера приняла вид стройной концепции на другом берегу Атлантического океана. Лузотропикализм был рожден как побочный продукт в спорах о бразильской идентичности в академических кругах Бразилии. Социолог Жилберту Фрейре, вернувшийся на родину после обучения у видных североамериканских антропологов, выпустил свое программное произведение «Большой дом и маленькая хижина» (широко известное под переводным английским названием «Господа и рабы»), в котором стремился доказать, что историческое смешение нескольких рас не просто является одной из важнейших особенностей Бразилии, но и дает ей массу преимуществ. Его целью было представить межрасовые браки, афро-бразильское искусство, литературу и музыку предметом национальной гордости вместо отношения к ним с презрением или осторожностью. При этом Фрейре благодарил португальцев за создание такого уникального смешения. По его мнению, Португалия благодаря жаркому климату, расположению на оконечности Европы и бесконечным волнам переселенцев (в разное время это могли быть римляне, вестготы, евреи, мавры) занимает особое положение, а ее жители якобы более гуманны, адаптивны и дружелюбны. Португалия как бы всегда развернута к океану и лежащим за ним жарких землям – отсюда термин лузотропикализм. Следует отметить, что к началу ХХ века Португалия держала присутствие в своих колониях дольше, чем любая из стран-соседей, и владычествовала в некоторых землях на протяжении почти пяти веков. Фрейре объяснял это так называемой политикой «расовой демократии», которая действительно существовала, хотя и не гарантировала отсутствие дискриминации или ксенофобии, как отмечали его критики. Португалии приписывалась особая цивилизационная миссия: приведение «туземцев» к «цивилизации» с сохранением их самобытной культуры. Утверждалось, что португальский колониализм не похож на «хищнический эксплуататорский колониализм» других европейцев.
Так теория, призванная помочь бразильцам признать свою смешанную идентичность, стала на долгие годы основной идеологией для португальцев. Португалия из небольшой и небогатой страны на краю Европы становилась великой империей, притом подавая пример «цивилизованного колониализма» всему остальному миру. Сам Салазар писал так: «Португалия — маленькая в Европе, большая и обширная на других континентах, похожая на дерево, которое, питаясь соком Лузитании, раскидывает длинные ветви к разным солнцам и в своей тени укрывает самое разнообразное население, всё в равной степени португальское, — эта страна не может на девятом веке своей истории усомниться в реальности себя как нации. Эта реальность, в которую мы включаем независимость, органическое единство и цивилизационную миссию, является предпосылкой или отправной точкой и не подлежит обсуждению».
Фрейре стал часто бывать в Португалии, где его книги издавались порой раньше, чем на родине. А с 1955 года директор Высшей Школы Заморских исследований профессор Адриану Морейра разработал обязательный курс лузотропикализма для всех университетов страны. В Португалии публиковалась масса научной и научно-популярной литературы, освещавшей различные аспекты теории. Популярности лузотропикализма способствовал тот факт, что режим Салазара, хотя и признается по некоторым признаком фашистским, не имел никакого расового фактора, что резко отличает его от сходных диктатур того времени. В Португалии никогда не искали «неправильных корней», признавая португальцев с примесью арабской, африканской, еврейской крови неотъемлемой частью лузофонного общества.
Помимо всего прочего лузотропикализм подводил научно-философскую основу под стремление к сохранению колониальной империи, которая с начала ХХ века постоянно была под угрозой развала. Марселу Каэтану, соратник Салазара, политик и университетский профессор говорил, что Африка для Португалии не поле для капиталистической эксплуатации, а смысл существования государства. Идея о том, что с потерей колоний произойдет потеря национальной идентичности и даже независимости страны, была чрезвычайно сильна не только в политической элите самой Португалии – этот вопрос неоднократно обсуждался в других странах, претендовавших на влияние на черном континенте. Для укрепления своих позиций и национального духа режим Салазара использовал пропаганду, восстановление важнейших исторических памятников, а также давал городам в заморских провинциях имена политических деятелей или португальских первооткрывателей эпохи Великих Географических открытий.
Однако, несмотря на всё это, идеология стала быстро терять свою актуальность с шестидесятых годов ХХ века. Индия Аннексирует португальские владения Гоа, Даман и Диу, возрастает национально-освободительная борьба в Анголе, Мозамбике и Гвинее-Бисау, что наносит серьёзный удар по экономике страны (надо сказать, что к тому моменту доля метрополии в экспорте большинства колоний была значительно меньше, чем у других стран). После Революции Гвоздик 1974 года Португалия была вынуждена предоставить независимость большинству своих бывших владений, включая Восточный Тимор и Кабо-Верде. Дольше всего сохранялись удаленные территории в Макао (передан Китаю в 1999 году) и архипелаги в Атлантическом океане, Мадейра и Азорские острова, которые по-прежнему входят в состав Португалии в автономном статусе.
Интересно преломление лузотропикализма на современном этапе развития страны, которая давно стала частью еврозоны и включена в европейское и мировое экономическое пространство. Португалия стремится рассматривать континентальный шельф, объединяющий ее материковую часть с Азорскими островами и Мадейрой, как часть территории страны, которая таким образом вновь перестает быть маленькой. Подобные притязания вызывают возражение у соседей по Средиземному морю и Атлантике.
Обращения и к океану, и к Европе, и к наследию империи не исчезают из официальной риторики. Например, открывая в Кремле выставку «Владыки океана. Сокровища Португальской империи XVI–XVIII вв.», посол Португалии в России Паулу Визеу Пинейру говорил, что экспонаты «позволяют увидеть империю, которая стремилась не к подавлению иных народов, а к поиску новых союзников и партнеров», что <...> Португалия — пионер глобализации, первая всемирная сеть, созданная как знатью, так и, главным образом, простыми людьми». Интересно, что многие бывшие метрополии сейчас стремятся отрицать «имперскость» своей колониальной политики, но здесь это особенно заметно.
Определенные надежды на мирное влияние на бывшие колонии могут быть связаны с лузофонией и активностью португальцев в международных организациях. Лузотропикализм безусловно утратил ту роль, которую он играл во времена диктатуры, однако лузофонный мир — это реальность, в которой Португалия не самое крупное государство, однако исторически центральное. Для акцентирования и развития общего наследия были созданы две международные организации: «Содружество португалоязычных стран» и «Группа португалоязычных стран Африки». Португалоязычные нации действительно сохраняют политические, экономические связи и интерес друг к другу.
При подготовке поста использованы материалы научной статьи Николая Добронравина "Блеск, тоска и будущее Португалии: империя — провинция — море", изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге.