Несколько дней я провел во дворе, и пришло время везти меня в пионерский лагерь, где уже месяц командовала медициной моя мать. Это был не первый и не последний раз, когда я еду в пионерлагерь. Я убеждал себя, что в лагере будет не плохо, а с отцом было не так уж хорошо, т.к. иногда в поселке воняло дерьмом. Это случалось не часто, лишь когда ветер дул с барда отстойников (жидкие отходы производства спирта). А в лагере мне, особенно, не нравились первые дни заездов, пока не перезнакомишься со всем отрядом. Но делать нечего и я поехал.
Мама уже успела загореть. Ей хорошо, у нее темные волосы и смуглая кожа. А у меня кожа белая и не загорает. Сначала красная, потом облазит, потом опять белая. Чтоб не скучать, я взял в лагерь книгу Штильмарка "Наследник из Калькутты".
Отряд оказался так себе. Пацаны все здоровые, особых друзей не нашлось. Ко мне приклеилась кликуха "шпицер" - все из-за маленького роста. Меня подкалывали и постоянно задевали. Пришлось лезть в драку. Силы не равные, и я получил удар подбородком под левый глаз. В драке проиграл, но мой авторитет неожиданно поднялся, и подколки почти прекратились. К матери пытался не появляться несколько дней, пока пройдет синяк под глазом. Девчонки из отряда пытались мне его закрасить, но кроме пудры у них ничего не было. Тогда с косметикой было туго. Этот удар подбородком под глаз я запомнил и однажды его применил. А тут еще ко мне прибился, как будто я большой авторитет, невысокий пацан из нашего отряда. Над ним здорово поиздевалась природа. У него была "заячья губа" и "волчье нёбо". Не пацан, а зверинец какой то! А прибился он ко мне по одной, но очень важной причине - он гундосил, гунявил и не выговаривал половину звуков устной речи. Его никто не мог понять, ни взрослые, ни ребята из отряда. Его понимал только я. Почему? По какой причине? - я не знаю. Может помогло то, что я постоянно всматривался в учительницу по английскому, пытаясь понять, что она говорит, может у меня был хороший слух, и я слышал какие то частоты, которых не слышали другие. Не знаю. Но я стал личным переводчиком этого гунявого пацана. Если честно, мне было его очень жалко. Какой то он был жалкий, безнадежный. Читать стало некогда, потому что я везде ходил с ним, чтоб он мог хоть как то общаться. Ночью мы ходили мазать девчонок зубной пастой, а они мазали нас. Готовили выступления самодеятельности на заключительный концерт. Девчонки рисовали на земле большие картины зубным порошком, который подкрашивали разными красками. Получалось красиво, но картина боялась дождя. Хорошо, что его не было. Каждый отряд делал свою картину на конкурс, и все они были пионерской тематики. Часто играли в казаки-разбойники, купались в речке (где я чуть не утонул, стирая свои кеды). Жизнь текла полным ходом и читать было некогда. Заканчивалась смена, оставалось несколько дней до прощального костра, и вдруг негласные лидеры отряда со стороны пацанов, вызвали меня на стрелку. С чего бы это?. В спальне отряда уже сидело человек 7 или 8, а перед ними стоял гунявый. Меня, как я понял, вызвали в качестве переводчика. Через несколько минут я понял, что я присутствую на каком то подобии суда. Гунявому предъявлялись серьезные обвинения в краже некоторых вещей у пацанов. Ему было предложено показать свою тумбочку. Он согласился и в тумбочке оказались те вещи, которые были в предъяве. Гунявый сказал, что это он их украл. Я не стал переводить, а на ухо шепнул ему, что у них нет прямых доказательств, вещи могли и подбросить. Я уже начал выступать в роли его адвоката. Но он не слушал меня и повторял, что украл он. Мне пришлось перевести как он сказал. Атмосфера накалилась до предела, и я чувствовал, что наверное будет драка, и мне придется подписаться за гунявого, против солидной толпы. Я ненавижу воров, и не ожидал от этого тщедушного пацана такого низкого поступка, но обстоятельства складываются так, что придется его поддержать. Сторона обвинения видимо уже заранее знала исход этого суда и подготовилась. Драки не было. Они принесли кусок картонки, на котором было крупно написано "Я - вор!" Картонку повесили гунявому на шею и повели по всем отрядам лагеря. Заводили в игровые комнаты, спальни и ничего не говорили. Все затихали, когда мы входили. Молчали и ничего не делали даже пионервожатые. А он шел молча, тупо глядя себе под ноги. Я сопровождал его на всякий случай, если он что то попросит или скажет. Но он молчал. Зашли в столовую и на спорт площадку. Когда обошли весь лагерь, с него сняли картонку и отпустили. Правду говорят, что дети бывают жестокими... Он уехал на следующий день, его забрал кто то из родителей. А я так и не понял, почему он во всем сознался? Зачем воровал, зачем прятал все в своей тумбочке? Говорят, это тоже болезнь. Что то много болячек свалилось на него одного.
Все разъехались, и я, наконец то, начал читать книгу. Там были пираты! От одного только упоминания о Джакомо Грелли у меня на зубах скрипел коралловый песок, а в ушах свистел ветер и скрипел такелаж! Но тут приехала новая смена и мне опять не хватало времени читать. Тогда я решил не спать днем, а читать книжку. Пацаны увидали, что я читаю толстую книжку и стали расспрашивать о чем она, просили пересказать. Теперь, дневной сон превратился в театр одного актера, где я пересказывал книгу Штильмарка. Мне дали кличку "брахман", и каждый дневной сон начинался со споров, с какого места мне продолжать рассказ, т.к. половина уснула во время рассказа и не хотела упускать сюжет, а те, кто не спал, не хотели слушать дважды. Доходило почти до драки. Иногда в отряд приходила мать, ей положено было обходить отряды, следить за здоровьем пионеров. Я тоже к ней часто забегал, но там вечно кого то мазали йодом, кого то лечили, и поговорить толком не удавалось. Опять пошли линейки, опять зубной порошок и картины, но мне вдруг улыбнулась удача. На речке, когда мы купались, я на другом берегу увидел знакомую фигуру. Это был Сема! Я тут же переплыл к нему, и мы бесились с его друзьями в воде и на песке. Сема приехал к бабушке и жил недалеко от лагеря. Я к нему не ходил, типа лагерь покидать нельзя. А он приносил удочки и мы ловили рыбу. У меня были маска и ласты, отдых в лагере окрасился совсем другими красками. Но Сема скоро уехал в Харьков, да и у меня смена уже кончалась. Скоро школа, а я очень скучал по одноклассникам.