Раскрасневшийся диск солнца лениво заползал за горизонт, посылая городу последние золотые лучи. Чистое небо в свете закатного солнца переливалось от нежно-розового до багрово-красного. Кое-где уже появились тусклые, еле заметные точки-звёзды. Улицы города пустовали – субботний вечер хочется провести в уютном кресле кругу семьи, забыв о будничной суете. Только редкие, словно запоздавшие, машины то и дело сновали по дорогам торопясь в свои гаражи, на стоянки, или просто во дворы под окна.
Среди прочих был и матовый чёрный «мерседес», с тонированными стёклами. За рулём сидел, молодой парень, недавно вернувшийся из армии, Витин Альберт Николаевич. Впрочем, в виду возраста и окружения – к нему ещё долго не будут обращаться по отчеству, а вот фамилия прилипла к нему совершенно дурацким прозвищем «Витя» во всех возможных формах.
Алик с детства был мальчишкой проблемным и шебутным – он, как магнит, притягивал различного рода неприятности, и ни одно школьное хулиганство не могло обойтись без него. И казалось настоящим чудом, что после школы его призвали на службу в армию, а не загребли в колонию, за какую-нибудь хулиганку.
На какой-то год, но всё-таки, родители вздохнули с облегчением, в надежде, что хотя бы там он повзрослеет и, как они его всегда уговаривали, возьмётся за ум. Однако, из армии, как это обычно бывает, демобилизовался всё тот же Алик, каким его знали родители, и всё тот же Витя, каким его знали друзья. Разве, что чуть более хамоватый, наглый и самоуверенный. И именно эти его окрепшие качества и внушали идею «двигаться дальше». Как говорили в его кругах «делать дела» - чтобы родители, наконец, увидели, что от него не только проблемы и хлопоты. Что он теперь тоже Мужчина (с большой буквы) в доме.
Благо, пока он «отдавал долг родине» (хотя, положа руку на сердце, он мог честно сказать, что ничего у родины не занимал), его более юркий и сообразительный друг целый год наводил мосты и заводил «нужные знакомства». И уже в первый же вечер, обмывая Витин дембель, Митя многозначительно произнёс: «я знаю серьёзных людей…».
Митя. Поспелов Михаил Дмитриевич. Дурацкое прозвище «Митя» прилипло к нему только потому, как говорили старшие с района: «У каждого Вити, должен быть свой Митя». Ничего обидного в этом высказывании мальчишки не находили, да и «Митя» было весьма созвучно к «Миша» - так и повелось.
А через неделю, Митя вернулся с интересным предложением – те самые серьёзные люди ищут водителя, за которого Митя мог бы поручиться. И хотя водить предлагалось не армейский зилок, в чём Витя поднаторел за время службы, долго раздумывать не пришлось.
Так Алик… а точнее уже Альберт устроился на работу.
Прошла уже пара лет, а его работа до сих пор мало чем отличалась от такси или курьерской доставки. До сих пор. Сегодняшнее дело было совсем другим – крупным, важным, ответственным и… куда более криминальным, чем все предыдущие, вместе взятые. От этого стучало в висках. От этого пересохло в горле. Но это было ему нужно!
В машине Алик был не один – справа, на переднем кресле, переминая в пальцах сигарету, сидел Миша.
-Митюш, ты если машину табаком засрёшь, будешь каждый миллиметр вылизывать, - нарочито мягко, у него за спиной, произнёс Николай Борисович, - А Витенька тебе в этом поможет.
Чёрт дёрнул «Митюшу» озвучить Николаю Борисовичу их детские прозвища. От него они всегда звучали особенно оскорбительно. Словно подчёркивая, какими, в сущности, маленькими мальчиками они являются на его фоне. Впрочем, в присутствии Николая Борисовича – многие люди становились маленькими мальчиками. Митя убрал помятую сигарету в пачку, а пачку сунул во внутренний карман, от греха подальше.
У другой двери, отрешенно уставившись в окно, расположился Вячеслав. Высокий, широкоплечий, лысый, с крупными телячьими глазами – Славик. В своих кувалдах-руках, он держал девочку-школьницу, на вид которой, было не больше десяти лет. Рот заплаканной девчушки был заклеен лентой. Белая блузочка испачкана, и немного потрёпана, как и юбка – малышка упала, когда вырывалась из рук громилы. Большие небесно-голубые глазки, то и дело проливали ручейки слёз, напугано моргая. Тонкие золотистые бровки, замерли домиком в испуге и изумлении. Такие же солнечно-золотые волосы, искрящимися струйками вились почти до пояса девочки. Она боялась пошевелиться.
Машина остановилась за городом – в старой части промышленной зоны, среди десятков заброшенных складов, цехов и различных административно-бытовых зданий. Забравшись в самую глубь так, чтобы даже случайному копателю не попасться на глаза.
«Это перевалочный пункт. Отсидеться-то надо всего пару-тройку часов, ну максимум шесть» -сказал Николай Борисович, ещё когда они выезжали за пределы города: «я наберу человечка, он расскажет какие движения в городе происходят и где роют. Подскажет чистую дорогу и двинемся дальше, я покажу дорогу, и нас ждёт целая вила со всеми удобствами, это вы мне поверьте, мальчики. Если всё пойдёт по плану – завтра вечером мы будем греть кости в собственной баньке, и пить холодное пиво!».
«А что если не всё пойдёт по плану?» - вертелось на языке Алика, но озвучить вопрос он не решался.
Выбор пал на кирпичный барак с заколоченными окнами. Все квартиры, все комнаты были как одна пустые и холодные. Возможно, лет пять назад, тут ещё можно было разглядеть тени промышленной активности, но вот сегодня – краска иссохла и облупилась, штукатурки осыпалась песком, а все остатки мебели разобрали то ли редкие копатели, то ли шашлычники всюду собирающие дармовые дрова.
Только одна комната, расположенная на третьем этаже, привлекла внимание и, можно сказать, обескуражила четверых взрослых мужчин. Окна, кроме досок, были затянуты плёнкой, стены зачищены, покрыты каким-то дешёвым составом и украшены детскими рисунками. По комнате расставлены несколько стульев, небольшой стол, шкаф с книгами, а в углу стоял старый, но приличного вида диван. На него и усадили девочку.
Алик бережно, стараясь не делать больно, отклеил ленту. Школьница уже и сама понимала, что кричать нет смысла – всё равно никто не услышит – и всё же она не могла перестать хныкать и еле слышным шепотом просить отпустить её к папе.
–Не беспокойся, – тихим, но уверенным голосом произнёс Алик, – мы тебя не обидим, нам просто нужна твоя помощь. Как тебя зовут?
–Таня – неуверенно произнесла девочка.
–Таня, красивое имя. А меня Алик. Тань, ну так ты нам поможешь?
Таня начала всхлипывать и шмыгать носом, через мгновенье два маленьких ручейка слёз потекли из зажмуренных глазок. Она отвернулась, и начала тихо плакать.
–Ну-ну-ну... Танюш... Успокойся... – шептал Альберт.
–Слышь, Витя, хорош сопли жевать! – рявкнул Николай Борисович, – и мелкую заткни!
Из коридора послышались шаги. Звонкие шаги – цоканье каблучков, раздавались, казалось, по всему зданию. Сопровождаемые частыми глухими стуками, шаги приближались всё ближе и ближе. Все в комнате замерли, уставившись в дверной проём, ожидая увидеть незваную гостью.
Через секунду в комнату закатился пляжный мяч. Большой, разноцветный, бряцающий внутри бубенчиком пляжный мяч. Ещё через мгновенье в проёме появилась девочка, с удивлённой улыбкой.
Мужчины, наблюдавшие эту картину, замерли, ни столько от ужаса, сколько от негодования.
–Я хочу с вами поиграть! – звенящим голосом заявила гостья.
Маленький ангелочек выглядел лет на шесть. Рыжее каре обрамляло её по-детски пухлое бледное личико, щедро усыпанное веснушками, с маленьким, чуть подёрнутым кверху носиком. Блестящие зелёные глазки, бегло рассматривали всех присутствующих, в них читались радость и бескрайнее счастье. Алые губки всё больше растягивались в улыбке.
–Я хочу с вами поиграть! – снова засмеялась она, подпрыгивая и хлопа в ладоши, помаленьку продвигаясь в комнату.
Ближе всех к ней оказался Михаил, он первым и вышел из ступора. Обступив девочку, отрезав от выхода, он присел и положил ей руку на плечо.
–Что ты здесь делаешь, девочка? – тихо спросил он.
–Я здесь играю... одна – грустно ответила она, – но теперь нас так много, нам будит так весело!
–А как тебя зовут, малышка?
–Агита! Агита! Меня зовут Агита! Так папа назвал! Агита! – тараторила она.
–Агита?! Необычное имя… А где твой папа?
–Папы здесь нет... Давайте играть! Я хочу играть!
–Михаил, – с каким-то неприятным холодом произнёс Николай Борисович, – пригласи гостью на диван. Девочкам вдвоём будет веселее.
После этих слов, у него заиграли желваки. От его гримасы Мите стало не по себе, но он не мог ослушаться.
–Но я хочу поиграть с вами!
–Мы с тобой обязательно поиграем, но давай вон на том диванчике. Сперва сядем, а потом придумаем какую-нибудь весёлую игру! – он повёл её вглубь комнаты.
–Ты тут одна играешь? – голос Николая Борисовича стал почти металлическим.
–Глупый дяденька! Мы теперь тут вшестером играем! – раскинув руки рассмеялась Агита.
–А твой папа?
–А папа придёт… – она посмотрела в потолок и подпёрла подбородок пальчиком, – папа придёт завтра! Он меня покормит, почитает мне сказку, и я лягу спать, а он пойдёт домой.
–А ты? Ты живёшь здесь? – недоумевающее спросил Миша.
–Да! – звонко вскрикнула она и побежала по комнаты. – Тут я сплю, тут я читаю, тут я играю!
–Михаил, усади нашу гостью на диван и…
–Глуууупый, глупый дяденька! – девочка звонко рассмеялась, – это вы мои гости!
–Хватит! – крикнул Митя, поймав на себе взгляд Николая Борисовича. Он грубо схватил её за плечо, потащил в угол комнаты.
–Мне больно! – закричала Агита.
–А мне плевать!
Маленькая девочка, насупившись, опустила голову. Они оба встали, как вкопанные, и Михаил больше мог сдвинуть её с места. Всего через мгновенье он тихонько хихикнул, и запрокинул голову.
–Смешно тебе? – Николай Борисович почти шипел.
–Да нет, ничего, просто ногу свело – он снова издал смешок.
Агита, подняла голову, она снова выглядела счастливой.
–Ты весёлый! – заявила она и рассмеялась.
Ещё несколько секунд и Митина улыбка сменилась гримасой боли – он опустился на колени – стопа неестественно изгибалась. На лице маленькой рыжеволосой девочке появилась хищная улыбка. Из груди Мити вырвался сдавленный крик. Он упал на холодный пол, извиваясь всем телом, неистово стеная, но не в силах произнести ни слова. Он ломался, словно его тело подвергалось ужасным судорогам. Истошные крики вновь и вновь вырывались из него на протяжении нескольких секунд, до тех пор, пока его глаза не остекленели, и тело не обмякло. Агита перевела взгляд на Николая Борисовича: «Глупый… Глууууупый, противный дядька!»
–Ми… Митя, что с тобой – еле выдавил из себя остолбеневший Витя.
Николай Борисович поперхнулся. Глубоко вдохнул и зашёлся диким, безудержным кашлем, падая на колени. Он кашлял всё чаще и громче, а изо рта начали вылетать сгустки крови. Вскоре даже не успевал набрать воздуха в грудь, как его вновь поражал кашель – не прошло и минуты, как его бездыханное тело упало.
Славик, который так и не понял, что происходит, инстинктивно выхватил нож и диким рёвом кинулся на рыжеволосого беса. Словно не видя, он проскочил в паре шагов от неё, рассекая лезвием воздух перед собой. Через мгновенье он на полном ходу впечатался в стену. Боевой клич сменился жалким завыванием, перетекающим в скулёж. Нож рухнул на пол, а Вячеслав отступил на шаг назад и снова влетел в стену с отвратительным, чавкающим звука ломающихся лицевых костей. Он снова отступил и повторил прыжок, будто мог вырваться наружу через кирпичную стену.
Отступая шаг за шагом, Алик не заметил, как спиной упёрся в стенку, он опустил глаза и увидел лежащий под ногами словарь латинского языка. Нервно пнул раскрытую книгу в сторону девчонки, наблюдая как Славик жуткой массой сползает по стене. Его тело оставляло кровавый след, но продолжало вжиматься, вдавливаться, втираться в грубый камень.
Витя рыдал. Как маленький ребёнок. Он чувствовал как горячие слёзы, скатываются по его щёкам, как попадают на его губы, как солёной горечью протекают в рот. Он стоял на месте, тихо всхлипывая, как недавно всхлипывала Таня.
–Нет… – прошептал он, – я не хочу умирать…
Агита, маленькая симпатичная девочка, с огненно-рыжими волосами, и зелёными глазами, оскалила зубы хищной улыбкой и медленно подходила к плачущему мужчине.
–Я хочу поиграть ещё! – прозвенел её голосок во всём здании.
–Не хочу умирать… – всхлипывал Витя – не так… не здесь… не хочу умирать…
Он вскрикнул от резкой боли, разрывающей плоть – его рука была сломана пополам, из растерзанного мяса торчала окровавленная кость.
–Не хочу… – шептал он.
Раздался хруст – и ещё одна рука сломалась, как спичка. Алик упал на колени. Он чувствовал, как тёплыми потоками кровь покидает его тело, он чувствовал, как в его ногах одна за другой ломались все кости. Он упал на пол, лицом на ту самую книгу, которую недавно пнул. В его глазах темнело. Боль с каждым мгновением всё больше заполняло его существо, он уже ни чувствовал ничего, кроме этой адской всепоглощающей боли. Глаза закрывались – последнее, что он увидел – страница словаря, строчка, которая холодным эхом пронеслась в его голове: «Agita – адские муки».
Через мгновение всё кончилось. Похитители лежали бездыханными телами, окропив комнату кровью, заполнив её болью и ужасом.
–Спа…Спа... Спасибо… – неуверенно, задыхаясь от слёз прошептала Таня.
–За что?! – Зашлась Агита звонким смехом и хищно оскалила зубы.