Всего-ничего три тёплых денька постояло, но природа ухватилась за них и без промедления обновилась. Укротила свой нрав и вошла в привычное русло Северная Двина, распустились у всех на виду изумрудные листочки. А тополя раскинули, словно невидимые сети, терпкий и липкий аромат, да такой, что голова кругом.
Светило теперь уж высоко забирается, и купаясь в небесной лазури, щедро раздаривает свою душу всему живому.
По всей округе птицы и лягушки поют во всю мочь, стараются, кто кого перекричит. По реке безмятежные курчавые облака плывут, точно такие же, как в небе, только с тёмно-синим отливом, под свет воды. Иногда по зеркальной глади моторка промчится, и разбегающиеся в разные стороны беспощадные волны, ломают контуры этих облаков, уродуя целостность картины. Но проходит около пять минут, и природное полотно восстанавливается и снова коротает свой век умиротворенной жизнью.
Как же хочется в такие минуты снять кроссовки, встать с коляски и походить босыми ногами по нежному зелёному ковру, или мягкой сырой и прохладной пашне. Жаль, не под силу. Только мечтать и остаётся.
Мечтать, вспоминать и сожалеть, что был столь беспечен. Но с другой стороны без этой тоски не рождались бы через день да каждый день лирические зарисовки.
