Люблю пересматривать фильмы. Те, которые уже когда-то видела и которые оставили след в душе.
Но хочется не просто смотреть самой. Хочется делиться мыслями, чувствами, эмоциями.
Фильм «Папа», снятый Владимиром Машковым в 2004 году по пьесе Александра Галича "Матросская тишина", я смотрела вместе с учениками гуманитарного класса тогда, когда он только вышел на экраны. Ребята были достаточно подготовленными, разговор после фильма был глубоким и интересным.
Мне показалось, что фильм критика недооценила, и прошел он как-то стороной. В кинотеатрах его больше не показывали, по телевизору не транслировали.
А сейчас я вспомнила о нем. Вспомнила не случайно, а после занятия курса «Сила рода», одной из тем которого является тема «Отношения с отцом».
Для многих отношения с родителями, особенно с отцами, слишком болезненная тема. У каждого свой разговор с отцом, свой счет, предъявляемый ему, далеко не всегда справедливый.
И я предложила слушателям курса и всем желающим посмотреть фильм вместе и поговорить о нем.
Как бы ни были сложны наши взаимоотношения с родителями в детстве, рано или поздно мы понимаем, ЧТО они сделали для нас. Но чаще всего бывает безнадежно поздно. И тогда приходит раскаяние. Такова главная мысль фильма.
1929 год. Раз в сутки киевский почтовый проходит через небольшой городишко Тульчин. Забава местной ребятни – на спор стоять на рельсах в ожидании приближающегося поезда. Кто простоит дольше, у кого нервы крепче – тот и победитель. В последний раз крепче оказались у Додьки, скрипачка, как несколько пренебрежительно называют его пацаны.
Додька живет с отцом, который работает завскладом, занимается мелкими махинациями и мечтает вырастить из сына великого музыканта, поэтому часами заставляет его играть на скрипке.
Пьяница, мелкий жулик, но вместе с тем – человек, чувствующий музыку и красоту.
Открытки с видами городов мира – его страсть. Он бережно хранит их в альбоме, помня каждую из двух с половиной тысяч.
И вот однажды он не обнаруживает трех открыток.
– Додька! Ты?
Но сын не сознается.
И отец жестоко бьет сына на глазах у посторонних не только за пропавшие открытки, но и за ложь.
Любовь – ненависть – жалость. Как сплетаются эти чувства к отцу в один неразрывный клубок в душе мальчика!
И вот серые краски захолустного Тульчина сменяются праздничной белизной Москвы.
Давид – студент, которому доверили право открыть концерт в Большом зале Консерватории.
Он вырвался из захолустного Тульчина, и в мае тридцать девятого Москва наконец-то «усыновила» его.
Это триумф!
Триумф сына хочет разделить папа, который едет в Москву. Как важны и точны здесь детали – раскатившийся по перрону чеснок, огромные растерянные глаза Шварца перед входом на эскалатор метро, привычная ритуальная стопка водки на чемодане, положенном на колени.
Он заходит в комнату, когда студенты собираются после концерта отметить успех.
Но в глазах сына не радость, а испуг. Он, Давид, талантливый, красивый, вызывающий, любовь девушек, восторг окружающих – и этот старый грязный еврей, несущий какую-то галиматью, вызывающий смех, запросто обращающийся к секретарю партбюро с нелепыми вопросами.
– Давид, я знаю, чем ты расстроен. Ты недоволен, что я приехал?
– Что ты наделал?! Если бы ты только мог понять! Все кончено. Чтоб ты сдох!
– Ты хочешь, чтоб я уехал домой? Хорошо, милый. А когда? Скоро?
Вот деньги, я оставлю, что привез. Хватит надолго. Будь здоров, милый.
Это была последняя встреча и последние слова.
Мы никогда не знаем, какое слово может быть последним…
Что значит «не предавать» мы видим на примере второстепенного героя, студента консерватории Славки Лебедева, отца которого объявили «врагом народа»:
– Если отец враг, а сын не верит, значит, он тоже враг…
Почему я должен в это верить? Ведь отец… я не просто его любил, я всегда гордился им! Я смотрел на него, как на себя самого, только взрослого. Но я-то не враг!
Цена непредательства – исключение из консерватории, крест на карьере музыканта, возвращение в Кинешму. Но герой сознательно заплатил эту цену.
Внутренний диалог Давида Шварца с отцом сложнее. Ему трудно гордиться отцом, пьющим, неопрятным, жуликоватым, хотя безмерно любящим его, мечтавшим услышать слова:
– Это мой папа сделал из меня то, что я есть.
А потом война. И ничего уже не изменить и не исправить.
На фоне мчащегося санитарного поезда звучит голос Давида:
– Осенью сорок первого я пришел в военкомат и отказался от брони, спустя месяц меня отправили в Ташкентское офицерское училище, в сорок третьем, под Курском, до меня дошло письмо Мити Жучкова, где он написал, что мой отец, Шварц Абрам Ильич, был расстрелян вместе с другими жителями тульчинского гетто.
С ним был его друг Вольф Мейер, всю жизнь копивший деньги, чтобы увидеть стену плача, объехавший весь свет и вернувшийся на родину.
– Я видел ее теперь. Она находится за линией железной дороги на разъезде Тульчин-товарная.
В этом поезде – раненый Давид. И в бреду к нему приходит папа.
Потребовался такой долгий и страшный путь для осознания того, что есть РОДИНА и кто есть ПАПА.
Финал фильма открытый. Удастся ли спасти музыканту руку, неизвестно.
– Прости меня, папа.
– За что?
– За тот день когда ты приехал в Москву.
– Я уже забыл об этом, милый.
– Я помню. Очень хорошо помню, папа. И хуже всего, что мне уже никогда не придется выйти на сцену Большого зала Консерватории. Прости меня, папа. Твоя мечта не сбудется.
– Глупый, глупый, это сбылось. Теперь неважно, кто выйдет на сцену большого зала консерватории: ты или твой маленький сын. Ах, как он будет гордиться тобой! Он скажет людям:
– Это мой папа сделал из меня то, что я есть. Мой папа – герой войны, награжденный орденами и медалями.
Может быть, милый мой, сейчас я скажу глупость, но, по-моему, это и есть та родина, за которую ты воюешь…
Во время просмотра фильма я сидела боком к остальным, и мне никого не было видно, лишь слышала, как кто-то сзади шмыгал носом. Когда фильм закончился, увидела, что лица моих коллег распухли от слез.
Слезы очищения. Катарсис. Так я могу назвать то, пережили все мы.
Фильм задел самые тонкие струны души, заставил задуматься о том, что порой мы требуем от родителей больше того, что они могут нам дать.
Человек не может дать больше, чем у него есть, а из того, что есть, может отдать все. Как сделал ПАПА.
И последний вопрос сыну об украденных когда-то трех открытках объясняет ту его неоправданную жестокость:
– Ложь для меня страшнее всего на свете. Наверно, потому, что я сам слишком часто лгал.
Дети должны быть лучше и счастливее родителей. В этом смысл жизни. Я так думаю. А еще думаю, что тем, кто любит родителей такими, какие они есть, воспитывать своих детей значительно легче.
P.S. Как много хочется еще сказать: и о потрясающей работе Владимира Машкова как режиссера, и о деталях, во многом делающих фильм, и об удивительном подборе актеров (сходство детей и взрослых невероятное), и о многом, многом другом...
Жаль, что я не литературный критик. Но, надеюсь, что даже мой дилетантский рассказ сподвигнет тех, кто не видел фильма, обязательно посмотреть его.