Приветствуем наших читателей!
По просьбам подписчиков мы решили публикуем мемуары старообрядческого наставника из пос. Краснояр И. Н. Белькова (1895-1989), в которых описывается быт Ревдинского края частично в дореволюционное время и в советский период.
Неделей ранее на канале приводился фрагмент из этих воспоминаний вместе с посмертным рассказом наставника Исаака Никифоровича (1988-1989). Напомним, что дневник сочинен наставником в период с 1947 по 1980е года. Для удобства чтения мы упорядочили в хронологической последовательности записки И. Н. Белькова.
"Когда мне было 5 лет собрались ребята купаться, разделись донага. Вдруг увидели: на плоту сидит женщина тоже нагая с длинными волосами. Испугались. Ведьма была водяная! С тех пор нагишом не купались.
В 8 лет был на покосе. В Ильин день надо было ехать молиться, а одна кобыла ожеребилась. Поставили нас с дедушкой присмотреть за ней. Когда стемнело мы сели ужинать. Вдруг в дверях лесной избушки появился огромный человек, смотрит на нас и говорит: "Жрать хочу!". Дедушка не струсил и мне шепнул: "Твори молитву!". Как только сотворил молитву, он упал на спину. Это был дьявол.
В 9 лет я пошёл в школу. В классе был сын Красноярского лесничего Федула Осиповича. Мы поссорились, и зимой я побил его валенком, а шапку бросил под лёд. За это меня выгнали из школы. В 10 лет был устроен сапожнику. Год жил без денег, а потом начал самостоятельно работать
В 13 лет был такой случай. Пошли мы с ребятами рыбачить это было на праздник Фрола и Лавры [18 августа по старому стилю - Прим. Н. И. Юрковой]. Мать предупредила: "Не ходите, нельзя, могут напугать". Мы не послушались, пошли. Воды по колено, пошли бродом вверх. Только спустились, рыбы видимо-невидимо. Не успевали бить вострогой. Я сказал: "Рыбы сегодня много набьём!". Только сказал, что всё кругом бьётся, огонь водой заливает, не даёт нам ни рыбинки. Кто это делает? Никого нет. Это дьявол воевал с нами. Вышли мы на берег, погрелись. Всё стало тихо, спокойно. Опять пошли к реке, и снова всё забурлило. Так мы и ушли ни с чем. Идём дорогой, а за нами как будто на конях кто-то скачет, вот-вот стопчет. А оглянёмся - никого. Дошли до кладбища, он не пошёл за нами. С кладбища прошли, слышим - хохочет грубым голосом. Пошли мы на вечорки [так в тексте - Прим. ред.], рассказываем, что случилось. Ребята говорят: "Это дьявол, он нас тоже выгнал, не надо рыбачить". Не зря маменька сказала: "Не ходите, с утра праздник, грех, надо вечерню молиться", а мы не послушались.
В 16 лет пошли к ребятам, с которыми дружили. Вдруг из-за кучи теса выбегает один и - раз меня оглоблей! А мне как будто кто сказал "Падай в ноги, а не то выбьет ум". Я и пал в ноги. Ему самому и досталось.
За царя брали на фронт меня 18-19 лет, зимой посадили в окоп. Земляк Пётр Емельянович увидел, что я окоченел вытащил из окопа и оттоптал. Никто и не думал что я оживу, и вот выходил.
Второй раз на фронт пригнали, не успели занять окоп как прозвучала команда "Отступать!" [рассказывается о периоде Гражданской войны на Урале, старообрядец воевал на стороне РККА]. И бежали 40 км до самого Красноуфимска. Много тогда погибло земляков, осталось нас всего три-четыре человека. Тимофей Семёнович под лодкой спасся. В Ревде красные, на Кенчурке белые. Всё решали, на кого идти. Никто не знал, кто есть кто. Наутро белые [по сведениям В. В. Дубленных, вероятно, была 5 сотня 4 Оренбургского казачьего войска[2]] пришли да как начали сечь нагайками. Меня спрятали в голбец [подвал - Прим. ред.], искали, не нашли. А за меня Карпа [брата - Прим. Н. И. Юрковой] избили, всё переломали, так он всю жизнь калекой был.
В третий раз на фронт попал в Пермь [вероятно, 29 дивизия РККА - Прим. ред.], по реке Белой привезли, обедать не дали, и опять отступаем по реке голодные, обессиленные. На фронте получил ранение. И было это так: приказали идти в атаку и кричать: "Ура!". Прокричали, потом поползли. В это время меня ранило в руку.
Попал в госпиталь. Рана не заживает, врачи решили отнять руку, а мне не говорят. Ужинать не дали, я решил узнать почему. Пошёл к ночной сиделке. Она прочитала в списке, что завтра мне отнимут правую руку. А я молиться-то не могу! Что делать? В это время санитары заносили койки, дверь оставили открытой. Я в стужу, в мороз, в нижнем белье убежал из госпиталя.
Дома 3 месяца лечила руку бабушка, по совету дедушки лечил её мочой [!]. Жар спал и рана зажила. Так я руку сохранил. Когда я пошёл в больницу, врач строгий, выписал меня сразу на фронт. К начальнику меня повели под стражей. Никола Святитель не допустил меня на фронт, и я полтора месяца ещё был дома.
В 1921 голод был. Я ушёл на заработки. Давали по 2 килограмма муки. Я заработал три пуда муки, решето сухарей, четыре огурца, буханку хлеба и отправился домой в Краснояр. А идти 150 км.
Первый день только 5 км прошёл. Вдруг идёт навстречу мне мужик большущий: "Дай хлеба!". Я смекнул, нож из-за голенища достаю и говорю "Следуй вперед, ты арестован!". Мужик отстал.
Коммунистов в те годы много было. Всем моя борода мешала. Но я стоял твёрдо. Мне бы тогда было лет 30. Всем удивительно было, что молодой, а бороду ношу. В эти трудные годы староверы держались вместе.
На покос мы ездили все на Бардым, посёлок Нагорный и посёлок 23, это за Верхней Пышмой, совсем исчез [О каком населенном пункте идет речь? Кто знает - напишите в комментариях - Прим. ред.]. Нехорошо. Грибов много Бог давал. Были там мои друзья. Умерли старики, а молодёжь всё бросила. Нет ничего, одни ямы, рвы. Был я там, навещал могилы друзей. Кладбище заброшено, всё заросло.
<...>
[Далее следует часть, посвящённая Великой Отечественной войне, она публикована на канале].
"В 1947 году меня судили за то, что спел частушку про власть да рассказывал всем, что видел пять столбов. Суд был закрытый и меня без вины посадили на 8 лет. Сидел в Тагиле, Краснотуринске, строил город Асбест.
Вот за слово, что против власти сказал - тюрьма. 8 лет гнил, вшей кормил. А били, как собак, вся спина в шрамах, ноги переломаны. А когда освободили, прощения просили. Вот уж сейчас умираю, а, говорят, бумага есть что не виновен. Где власть раньше была? Бог с ними. Я зла не держу, грех это, всем и всё надо прощать.
Семья моя жила тогда в г. Свердловске по улице Бебеля. В 1948 году в открытую форточку влетел и вылетел воробей. Все ужаснулись "К беде!". Вскоре пришли и выселили Марину [жену - Прим. Н. И. Юрковой} с детьми на улицу, а дом забрали.
После освобождения пошли мы молиться на Весёлые горы. Вдруг небо открылось среди полночи, свет был невыносимый и моление приостановили. Потом ворота открылись, и лестница спускается книзу. Все бросились потрогать, но лестница вверх пошла, значит, мы не достойны.
В 1958 году здесь же моление было. Народу собралось до 3 тысяч. Когда пение из правого крыла, мелкие звёзды вверх поднимаются, когда поют в левом крыле - то же самое. Это значит, что молитва от достойных шла к Богу.к
Здесь же как-то до 4 тысяч народу собралось, но милиция нас разогнала. Старушки Канон читали. Николай Гордеевич сильно плакал, его уж тут оставили. Потом он настоятелем был в Невьянске.
В 1959 году в часовне в Быньгах собралась народу больше 200 на моление. Руководители не спросили никого и решили угостить вином. А в часовне нельзя пить вино - на грех наводит. В 1960 году повторилось то же самое и староста отказался быть в часовне.
После моленья пришёл коммунист, у которого умер отец и попросил отпеть его. Но отец часовню не посещал, и ему отказали. А он ушёл в злобе. Через 2 недели приходит бригада рабочих, стала разбирать часовню.
Нашёлся инвалид на одной ноге, он поехал в Москву и всё рассказал. Ему пообещали часовню восстановить, но ничего не сделали. Он снова поехал. Его успокоили, что решат виновников или снять с работы или в тюрьму посадить. Но пришлось инвалиду ехать и в третий раз. Там уж другое говорят: "Просите место на кладбище". А лесу власти не дали.
Решили и из старой разобранной снова сооружать. Общими усилиями положили девять рядов. Я сам ездил строить её заново. Жил у старообрядцев, совершал погребенье, крещенье. Добрые люди давали на хлеб. Потом я наведался туда, н увидел, что всё разобрали, растащили.
Вот почти 100 лет доживаю а всё помню: Краснояр свой, друзей. Они у меня везде были. Попросят молиться - иду, часто машину присылали. Еду и не знаю, кто такие? А меня знали многие. Вот из деревни Сажино - как узнали? Я там вроде и не был, только на могилу к отцу Аввакуму ходил, Ирину [внучка - прим. Н. И. Юрковой] с собой брал, она всё просилась. На Кенчурке меня принимали с почётом, только туда плохо добираться, далеко. Сейчас, поди, её и нет, люди побросали сёла, в город уехали.
Жалко мне вас оставлять. Берегите святыни, отца, мать почитайте. Грехи-то не собирайте. Волосы не стриги, Лида, и передай им. Девки молодые не слушают. Всё прахом пойдёт. Мои учения надоели. Простите меня, Христа ради. Живите все дружно. Надо как-то, чтобы внуки и правнуки все в Ревду переехали. Духовного-то болье услышали бы от Федора [сын наставника - Прим. Н. И. Юрковой]" [1].
Ссылки:
1) Дневник старообрядца // Летопись уральских деревень. Ревдинский район. Екатеринбург, 1997. С. 87-93.
2) Дубленных В. В. Белая армия на Урале: исторические справки частей и соединений. Екатеринбург, 2008. (Ученые записки СОКМ. Т. 4)
#уральские старообрядцы
#Ревда
#Весёлые горы
#Быньги
#уральская вера
#деревни и поселки Урала
#народная медицина