В мае 1744 года императрица Елизавета Петровна, дочь Петра I, подписала указ, который фактически предусматривал отмену смертной казни в Российской империи. Согласно указу, смертные приговоры впредь выносить на местах запрещалось, а дела нужно было пересылать в столицу для высочайшего рассмотрения в Сенате. Поскольку в дальнейшем ни один приговор так и не был ею подписан, можно сказать, что в России был введен мораторий на смертную казнь, который не только продолжался до конца ее правления, но и стал началом принципиально новой правовой культуры в России.
В последующие 150 лет высшая мера наказания применялась лишь в исключительных случаях — например, против государственных преступников. Практика смертной казни в полной мере вернулась в страну только в начале ХХ века — во время «разгула революционного террора». Последний смертный приговор в стране был приведён в исполнение в 1996 году.
Французский литератор и дипломат Жозеф де Местр назвал "упразднение" смертной казни при Елизавете Петровне "ложным человеколюбием и признаком неполноценности нации". А итальянский философ Чезаре Беккариа был вдохновлен "знаменитым примером императрицы Московии" и через три года после ее кончины опубликовал свой трактат "О преступлениях и наказаниях".
По многочисленным свидетельствам современников, императрица Елизавета отличалась на редкость мягким характером и набожностью. Когда в ночь на 25 ноября 1741 года дочь Петра I приехала в гвардейские казармы поднимать солдат-преображенцев на мятеж против малолетнего императора Иоанна VI, она пообещала, что это — последнее событие государственного масштаба, которое будет носить насильственный характер. Будущая императрица приняла решение никого не казнить, пока она носит корону, и выполнила своё обещание - так была сформулирована первая историческая версия введения отмены смертной казни.
Столетие спустя появилась другая точка зрения - смягчению российской системы уголовных наказаний способствовала начавшаяся в России эпоха Просвещения и стремление смягчить систему наказаний в стране через отмену смертной казни логичное ее продолжение.
За 20 лет правления Елизавета Петровна не подписала ни одного смертного приговора. Даже своих врагов, графа Остермана и фельдмаршала Миниха, уже приговорённых к смерти, она помиловала, приказав возвести на эшафот и прямо там объявить, что казнь заменяется ссылкой. Что вызвало большое удивление современников.
Новый указ Елизаветы Петровны вводил альтернативный механизм наказаний для осуждённых на смерть преступников. Теперь в России появилась правовая основа для отмены смертной казни, что создало своего рода мировой прецедент: в Европе и Азии этого периода ежегодно в исполнение приводились сотни смертных приговоров.
Сенатский указ «О присылке в Сенат списков о колодниках, приговоренных к смертной казни, или политической смерти о неисполнении над ними приговора прежде Сенатского указа» гласил: «В правительствующем Сенате усмотрено, что в губерниях, також и в войске, и в прочих местах Российской Империи смертные казни и политическую смерть чинят не по надлежащим винам, а другим и безвинно». Это была констатация тяжелейшего положения, сложившегося в российской уголовной системе того времени, прибегавшей «ради пользы государевой» во всех подходящих случаях к назначению как можно более тяжелого наказания.
Теперь, согласно документу: «для лучшего о том усмотрения из всех коллегий и канцелярий, губерний и провинций и команд о таких осужденных к смертной казни, или политической смерти колодниках», нужно было присылать в Сенат «обстоятельные и перечневые выписки». И до того, как Сенатом будет вынесено обоснованное решение по делу, «экзекуций не чинить» ни по уже рассмотренным делам, ни по тем, которые могли быть рассмотрены в будущем. Слушания по приговорам осужденных на смертную казнь и политическую смерть проходили в строжайшей секретности: сенатские протоколисты на эти заседания не допускались.
С одной стороны, приказывалось "экзекуции не чинить", но с другой — количество смертных приговоров никак не регламентировалось, и они неизменно выносились на основании существующего законодательства. Мораторий относился даже к осужденным по делам Тайной канцелярии и военным преступникам. Менее чем за десять лет с момента издания указа в Сенате скопилось 279 приговоров к смертной казни и еще 3579 дел, связанных с убийствами, воровством и разбоями, были в производстве и ожидали решение императрицы. Осужденные продолжали томиться в застенках, ожидая участи. Тюрьмы были переполнены. Лишь через 10 лет, 30 сентября 1754 года, вышел указ с разъяснениями, что же делать с предварительно осужденными преступниками: жестоко наказывать кнутом, вырывать ноздри, клеймить словом «вор» на лбу, после чего отправлять в Сибирь или иные места каторги.
Приостановка экзекуций за тяжкие преступления не имела теоретических обоснований и вообще никак не была связана с развитием юридического знания того времени. Философия христианских заповедей напрямую привела ее к мысли: "И кто меня тут судьей поставил, кому жить, кому не жить?". Решив, что лучшей благодарностью Богу будет отказ от смертной казни, русская императрица не допустила ни одной казни и даже ее имитации в виде политической смерти, а за несколько месяцев до собственной кончины вообще поставила вопрос о принципиальном изменении уголовного законодательства.
Проницательный историк Сергей Соловьев писал: "Народ должен был отвыкнуть от ужасного зрелища смертной казни. Закона, уничтожавшего смертную казнь, не было издано: вероятно, Елизавета боялась увеличить число преступлений, отнявши страх последнего наказания; суды приговаривали к смерти, но приговоры эти не были приводимы в исполнение, и в народное воспитание вводилось великое начало".
Так, всего за два десятилетия политическая элита России стала готова к дискуссии о целесообразности казни, и произошло это не благодаря знаменитому трактату Ч.Беккарии, а в результате внутренней установки императрицы Елизаветы Петровны. Именно она положила начало процессу гуманизации российской системы уголовных наказаний. Наследник Елизаветы император Петр Федорович не вынес ни одного смертного приговора. Екатерина, которая никаких обетов не давала, допускала казни всего несколько раз, и лишь в отношении государственных преступников.
Чезаре Беккариа в своем трактате «О преступлениях и наказаниях» выразил гуманистические взгляды эпохи Просвещения на систему уголовного правосудия, подвергнув резкой критике феодальный инквизиционный процесс и особенно пытки. Одним из первых в Европе Беккариа выступил за отмену смертной казни и других наиболее жестоких наказаний.
Интересно, что отношение к публичным казням и жестоким телесным наказаниям в "просвещенной" Европе до начала XIX века сильно отличалось от современного и было гораздо белее жестоким, чем в России. В условиях, когда большинство людей редко ели досыта, держать их в тюрьме на государственном обеспечении было противоестественно, поэтому наказания были физическими, причем весьма изощренными — били кнутом, сжигали и «коптили», сажали на кол, колесовали, четвертовали, вырывали ноздри и язык, отрезали уши и носы, рубили руки, клеймили каленым железом и т.д. Публичные изуверства были частью общественной жизни, одним из излюбленных развлечений горожан и в то же время служили неким назиданием всем, кто вздумает нарушать закон. Россия же значительно отличалась гуманностью в этом вопросе.