«Rape me. Rape me my friend…» - последнее, что услышал Олег перед тем, как мина подкинула бронированный «Хаммер» на пару метров в воздух. Солдат в салоне швырнуло со своих мест. Олег тоже не удержался, полетел вперёд и врезался головой в броню машины. Перед тем, как его сознание отключилось, уже немолодой журналист мысленно успел согласиться с Кобейном: «Нас тут всех сейчас поимеют».
Когда его вытаскивали из джипа, Барашкин был больше похож на труп: сломанный нос, рассечённая бровь, ноги и руки болтаются, как у куклы. Единственное, что помешало террористам добить пленника - большая надпись «Press» на синем бронежилете. Её значение поняли даже необразованные душманы. Им уже не раз приходилось захватывать журналистов, и они быстро поняли, что Олег не простой солдат-миротворец, а значит, денег за него дадут больше. Если, конечно, он будет жив.
Безвольное тело Барашкина закинули в багажник дешёвого и побитого временем пикапа и повезли на базу. По дороге даже пытались оказать первую медпомощь - «жертва» нужна была «духам» живой. Но Олегу было не до благодарностей. В беспамятстве он переживал события более страшные.
* * *
К 25 годам Олег Барашкин считался звездой своего маленького сибирского городка. Молодой, красивый диктор на телевидение, с хорошей зарплатой и перспективой уйти на руководящие должности. Жена, сын, собственная квартира и пара иномарок в гараже. Барашкин мог с лёгкостью позвонить мэру города, начальнику полиции или главе единственного крупного местного предприятия, всесильному Александру Евгеньевичу, которого боялись все: и бандиты, и чиновники.
Он ходил на работу в костюме стоимостью в несколько средних зарплат хорошего офис менеджера, пил исключительно шотландский виски и изредка ходил в самые дорогие бордели. На его лице всегда была приветливая, но чуть насмешливая улыбка человека, который многого добился в жизни.
Вот только никто, даже шлюхи с которыми он мог кутить по несколько дней в шикарной сауне, не замечали, как время от времени Олег пил маленькие красненькие пилюли, припрятанные в чёрном брендовом портфеле и карманах его пиджака.
— Вы скоро сломаетесь. У вас постоянный стресс, — сообщил авторитетный московский психолог, к которому Барашкин поехал несколько лет назад втайне от родных и коллег. — На работе неприятности? Или в семье?
Олег тогда сидел на уютной кожаной кушетке и, наверное, впервые в жизни не знал что ответить. В семейной жизни проблем не было: жена любила мужа до беспамятства, теща не надоедала, а маленький Володька вёл себя лучше многих взрослых ребят. На работе тоже только позитив. В общем, сплошной позитив.
Вот только каждую ночь Барашкину снился закат. Просто багряное небо, без облаков. Никакого пейзажа вокруг, только озарённое алыми бликами заходящего солнца бесконечное багряное небо. И глядя на него, не хотелось просыпаться. Никогда.
Тот визит к психологу так и закончился нечем. Ни доктор, ни сам Олег так и не поняли, почему его так манит и одновременно пугает такой простой сон. Но с тех пор маленький пузырек с антидепрессантами стал неотъемлемой частью жизни Барашкина.
* * *
Разбудили Олега далеко не ласково - пинком в ещё не сросшиеся ребра.
— Вставай неверный, пора работать, — захохотал вошедший в камеру сириец. — Мы тебе тут райские условия создаем, можно сказать - эксклюзив. Круче и не придумаешь!
Террористы оказались идейными - выкуп за журналиста просить не стали. Вместо этого сначала несколько дней просто пытали попавшего к ним в плен Олега. Даже не спрашивали ничего, только смеялись, били и резали. Потом на пару суток его рыдающего запихнули в маленькую, тесную камеру. Без еды, солнца, даже параши не было предусмотрено.
А когда, по мнению вожака, клиент дозрел, его выставили перед камерой приказав зачитать по бумажке подвиги исламского государства. Сломленный побоями и издевательствами Олег безропотно сделал всё что сказали и получил «шикарный» ужин: несколько ломтей хлеба, кусок баранины и чай.
На следующий день, его вновь выставили под прицел объективов.
* * *
— Ну что звезда! Танцуй! — начальник ввалился в кабинет как обычно без стука. — Тебя тут москвичи просят к ним приехать. Говорят, такие работники им нужны.
Олег удивленно поднял голову от текста на вечерний выпуск. Нет, слухи о том, что Первый международный хочет взять к себе перспективного провинциального диктора, ходили уже давно, вот только ничем не подтверждались. А тут на тебе!
Барашкин с головой окунулся в сборы. Впервые за несколько лет закат отпустил его. Теперь ему снились слава и софиты московской студии. Новые перспективы, новая жизнь. Всё налаживалось. Но… После первой рабочей недели в Москве багряное небо вернулось. И больше уже не никогда не уходило. А список таблеток в портфеле пополнился стимуляторами.
* * *
Каждый день - час съёмок в удушливой сирийской жаре. Потом его выводили на прогулку по местной деревне. Выводили, не как льва в клетке, а как клоуна: на потеху мелкой детворе, которая не стеснялась плеваться и кидать в него камнями. Грязная одежда пропахла потом и испражнениями.
Зато журналист начал понимать, что он читает на камеру. Текст вновь стал осмысленным. Олег даже стал переписывать его в уме, превращая корявые агитки в полноценные пресс-релизы.
«Духи» старания оценили. Еда стала сносной, иногда угощали сигаретами.
* * *
Ужас ворвался в размеренную жизнь общества. Террористы, случайным образом сумевшие не просто захватить большой кусок Среднего Востока, но и отстоять его, превратив в настоящее государство. И пока мир, переваривал это - они успели набрать миллионы сподвижников и купить хорошую военную технику. А потом устроили настоящий джихад.
Олегу к тому времени было уже за тридцать. В жизни всё текло ровно, стабильно и одичавшим душманам в ней не было места. Барашкин стал не просто успешным и респектабельным, он стал настоящей звездой почти мирового уровня. Писал материалы из Вашингтона, работал в президентском пуле, получил с десяток крутых журналистских наград.
И научился ненавидеть свою жизнь.
А ещё тратил огромные деньги на психологов и старался не спать ночами. Но, даже закрывая глаза в кровати с одной из любовниц, после горячего и жаркого секса, выматывающего до состояния бессилия, он вновь видел закат. И плакал. Без слез. Без звуков. Просто в глубине себя. Каждый день.
Каждый божий день.
Командировку на Ближний Восток телекомпания готовила почти полгода. Американцы и англичане звали нескольких корреспондентов не на уютные территории миротворцев, а в самое пекло - в Сирию. Готовилась большая операция по уничтожению террористов и срочно нужна была хорошая пресса. Москвичи выставили кандидатуры лучших «корров». Прошел отбор только один, 35-летний Олег Барашкин.
* * *
Свой пятый день в Сирии Олег встретил в развалинах разрушенного бомбардировками дома. Они с оператором сидели рядом и ели консервы. Злой как чёрт напарник не переставал проклинать боевиков. Барашкин жевал молча, пытаясь сосредоточиться на первых отснятых кадрах и тексте к сюжету.
— Я сегодня столько трупов повидал, сколько за всю жизнь не видел, — поделился оператор. — Даже спать не мог в машине. Ты-то как, держишься?
Олег ничего отвечать не стал. Ему стыдно было признаться, что он отлично выспался. Закат, со своим багряным, словно кровь жертв террористов, небом отпустил его. Впервые за много лет.
Барашкин опустил глаза и улыбнулся - последние красные таблетки из своего запаса он давно обменял на блок сигарет. И нисколько об этом не жалел.
* * *
— Скоро у тебя последний эфир, — сообщил стороживший Олега сириец. — Потом - свобода.
— Вы меня отпустите? Отпустите домой?
— Конечно, отпустим. Ты ведь теперь наша звезда, — «дух» похлопал Олега по плечу, так же, как когда-то это сделал его первый начальник на телевидении небольшого сибирского городка.
* * *
После первого месяца командировок, оператора сменили. Хотели отозвать и Барашкина, но он настоял, чтобы его оставили в Сирии. Второй оператор продержался только неделю. Парню сломали психику бесконечные трупы и выстрелы. Его срочно отозвали, а Олегу ещё раз предложили уехать. Он ещё раз отказался.
Военные, которые его сопровождали, смотрели на мужчину понимающими взглядами. Так со многими бывает - война штука страшная, но затягивает. И никто не понимал, что Олег не просто захвачен образами смерти и сражений. Он был по-настоящему счастлив и свободен от своего главного кошмара.
Мужчина стал много шутить. Выбил из редакции деньги и стал угощать всех вернувшихся с заданий бойцов кубинскими сигарами. Стал своим. Действительно своим. Кто-то уже даже шутил, что пора журналисту выдать ствол и нормальную снарягу. Он стал больше похож на солдата, чем на писаку.
Вот и в тот день, выспавшийся и довольный, он сел в патрульный «Хаммер». Включил любимую волну на радио и стал поддерживать разговоры солдат. А отвлекшийся на общую беседу водитель не заметил мину на дороге.
* * *
Последний эфир Барашкина террористы организовали с размахом и помпезностью. На плечах журналиста сидел дорогой пиджак, синяки сошли с лица, а выданные новые туфли не жали. Да и текст в этот раз был нестандартным: речь шла о счастье. О простом человеческом счастье.
Олег читал эти строки и сам был счастлив. Закат его отпустил. Боевики тоже отпускают. И, видимо, готовы прекратить эту войну. Иначе с чего им давать ему читать такой бодренький текст о семье, дружбе, любви. И поэтому журналист улыбался. Улыбался по-настоящему, без фальши и притворства. Так могут улыбаться только ещё совсем невинные дети. Дети, любящие жизнь такой, какая она есть.
Его казнили на закате. Прямо в том же красивом костюме и лакированных туфлях. Когда Олега бросили на землю и, задрав голову за подбородок, стали резать горло, он не кричал и не сопротивлялся. Он смотрел на уходившее за горизонт солнце. Кроваво-алое закатное солнце, на фоне бесконечного багряного неба.
(герои вымышленные и не имеют связи с реальными людьми)
