Работа в медсанчасти ИТК-3 разделялась на дневной прием и ночное обращение в экстренных случаях. Кроме начальника медсанчасти, прием вели врач-ординатор (терапевт), психиатр-нарколог и стоматолог. Была вольнонаемная медсестра и фельдшер, которая служила с незапамятных времен, чуть ли не при Берии начинала. Врачи и фельдшер были аттестованы и имели специальные звания, что накладывало обязательство стойко переносить «все тяготы и невзгоды», согласно устава внутренней службы.
В ночное время медсанчасть оставалась на попечении еще одного фельдшера и санитара (оба из осужденных). Ночевали они в помещении медсанчасти при небольшом стационаре на несколько коек. Фельдшер и санитар были элитой зоны. На проверки они могли не выходить. Только ночью, ДПНК (дежурный помощник начальника колонии) проверял их наличие на месте.
Стационар использовался редко и как только осужденные не ухищрялись попасть туда. Я сплавлял туда особо надоедливых пациентов, не имеющих показания для отправки на больницу. Отлежавшись дня три, они довольные выписывались на работу. Ну, и конечно койки использовались в качестве преференций. Начальник медсанчасти, благополучно спихнув всю диспансеризацию на меня, вел прием по личным вопросам, один раз в неделю. Справку на легкую обувь выписать или диетпитание назначить для «блатных». И он всегда, что-то заказывал «для дома, для семьи» рукастым сидельцам и расплачивался с ними, помещая на отдых в стационар.
В описываемый период, фельдшером был, осужденный Волков. Молодой пройдоха с незаконченным высшим медицинским образованием. По его словам выходило, что проучившись два года в Новосибирском мединституте, он понял, что гораздо легче будет жить с «корочкой» мента. В армии он отслужил, и в милицию его легко взяли. Друзья его были из криминальной среды, и с ними он с легкостью совершал преступления, предусмотренные статьей 146 УК РСФСР, квалифицирующееся как «Разбой». Волков имел срок 6 лет и стремление, выйти по УДО.
Санитаром был его земляк Агафонов, осужденный за групповое изнасилование на 8 лет. Виновным себя он не считал, «все было по согласию» и группы не было, просто «поменялись» с приятелем, девицами. Но что-то пошло не так, и появилась «заява». У него менялось лицо, когда рассказывал об этом. Он вызывал доверие, уж слишком искренне негодовал. Присяжных тогда еще не было, а то бы, наверно, могли и оправдать.
Перед приемом врача, Волков выкладывал на стол медицинские карты осужденных. В картах кроме анкетных данных, указывалась статья и срок. Изобретательный зек, подчеркивал красным цветом ненавистные статьи УК. Это касалось изнасилования несовершеннолетних, убийства детей или родителей (были и такие), гомосексуализм. Кроме этого, были изощренные симулянты и агграванты, которых «расколоть» за короткий прием было затруднительно. Карточки таких «умельцев», он помещал на стол «вверх ногами».
На зоне был такой, осужденный Блинов. Внешне он выглядел отвратительно, как и собранные им уголовные статьи: развратные действия в отношении малолетних, половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, с причинением вреда здоровью и оставление потерпевшего в состоянии опасном для жизни. Как он с такими статьями смог пройти живым СИЗО, остается загадкой. Там сокамерники душили и за меньшие прегрешения. Видимо в «ментовской хате» не захотели из-за него срок наматывать. Его даже не «опустили», побрезговали наверно.
В зоне, его определили в категорию «чуханов», к которым, и подходить было «западло». Но однажды я увидел его гордо расхаживающего по территории. На рукаве красовалась красная повязка с надписью СПП (секция профилактики правонарушений). Это были открытые стукачи оперативной части, рассчитывающие на льготы для освобождения. Они гордо именовались администрацией «активом» и «лицами, твердо ставшими на путь исправления».
В медсанчасть дорога ему была заказана, Волков вышибал его с порога. Ну, да ладно. Придя одним зимним утром на службу, меня насторожила тишина и бледные, вытянутые лица Волкова и Агафонова. Оказалось, у нас в стационаре находится труп. Я прошел туда и увидел неживого осужденного Блинова. На лице у него красовался лиловый отпечаток «пятерни» приличных размеров.
Тут же подлетел с объяснениями Волков: «Понимаете, доктор, у этого придурка случился припадок, и он потерял сознание. ДПНК вызвал меня и распорядился перетащить его в медсанчасть, до вашего прихода. Я кордиамин ему вколол и он заснул. А ночью упал с кровати и когда его поднимали, он уже мертвый был». «А синяк на лице, он при падении получил?» - поинтересовался я – «это ведь твоя ручища, по размерам». Он блудливо отвел глаза, в принципе все было понятно. А побои привели к смерти или непонятный припадок, покажет вскрытие.
Было решено, в рапорте, в детали не вдаваться. По медицинской карте, болезней у него не было, жалоб он не предъявлял. Администрация откомандировала, коменданта колонии, спивающегося майора, для сопровождения тела в морг тюремной «больнички» ИТК-6 Иркутска.
На нас поглядывали с усмешкой, понимая, что случился криминал, и теперь все зависело от результатов вскрытия. Ведь, за все случившееся в медсанчасти косвенно несли ответственность и врачи.
Отдувался за все начальник медсанчасти, а в его связях я не сомневался. Следователь прокуратуры, нас мучил недолго. Все объяснительные, не расходились в показаниях. Причиной смерти послужила внезапная остановка сердца и это всех устроило. Крови никто не жаждал, как говориться «отделались легким испугом». Зеки продолжали работать на своих местах, а в стационар мы еще долго никого не помещали.